Часть 1

Его домик на Заречье, небольшой и добротный, как раз напротив храма Благовещения, я нашел сразу. Невысокого роста, в кроличьей шапке, фуфайке, какие носили после войны, он уже поджидал меня у калитки. Что-то близкое, мужицко-деревенское увиделось в нем.

В былые годы Эдуард Васильевич Шалагин выглядел совсем иначе: высокий лоб, пышные волнистые волосы, зачесанные назад, строгий деловой костюм, модный галстук. Вид его тогда соответствовал занимаемой должности председателя комитета энергетики, дорожно-транспортного и жилищно-коммунального хозяйства Миасса.

- На пенсию, вот, пошел. Решил быть поближе к земле. Домик недавно купили под дачу. Заходи, да не разувайся, пол холодный. Сегодня пораньше приехал, с утра печь топлю, - в глазах - радость желанной встречи. - Скважину осенью отремонтировали, вода теперь в доме, летом отопление будем менять. В огороде баньку с сыном решили вагонкой обшить. Посмотри, какой вид из окна! Летом такая красотища... За огородом сразу Поликарповский пруд. А закаты здесь... Такие закаты... И звон колоколов над водой...

Солнце уже клонилось к вечеру, а мы все говорили и говорили. Об общих знакомых, об охоте, рыбалке, лайках, "УАЗиках", о лесных дорогах, грибных местах, хвалились трофеями, делились рецептами самодельного вина и даже мечтали летом порыбачить вместе с лодки на пруду за огородом. Меня поражали его рассказы о прожитой жизни, яркие и эмоциональные, с удивительными подробностями.

Эдуард Шалагин с внуками. Фото Виктора Суродина

На диктофоне сохранилась интересная запись:

- Дед моего отца Егор Шалагин отслужил государю 25 лет в артиллерии. Участвовал в Крымской войне с турками. За храбрость и смекалку был награжден серебряным Георгиевским крестом. После службы получил вольную грамоту, в 1863 году женился и поселился в Тамбовской губернии. Государь пожаловал ему пай земли. Дед Егор прожил 102 года и жил бы еще, но в 1919 году его зарубили шашками белые казаки.

Летом того года село несколько раз переходило то к белым, то к красным. Рано утром ворвался отряд казаков. Списки фамилий красных активистов у них были заранее. Всадники, не задерживаясь, влетали во дворы и принимались за свое кровавое дело. Поднялась стрельба, раздались крики, несколько домов заполыхало, появились убитые.

Проснувшись от шума на сеновале, мой отец с другом пацанами видели все происходящее. Вначале они хотели бежать по домам, но что-то их остановило.

Деду Егору было в то время 102 года, он почти ничего не слышал. У него была во всю грудь красивая борода. Царскую награду дед никогда не снимал. Надевая чистую рубаху, он снова прикреплял Георгиевский крест. Большая борода была почти до пояса, и получалось, что висел у него "Георгий" чуть ли не на животе.

Когда произошла Октябрьская революция, деду объяснили, что царя теперь нет и носить награду необязательно. С того дня дед Егор сделался хмурым и нелюдимым.

Во дворе стоял небольшой флигель - избушка, которая служила и мастерской, и хозяйственным помещением. В то утро дед был в избушке, а дверь закрыл на крючок. Он совершенно не слышал, что творилось на улице.

Несколько белоказаков заглянули во двор. Кто-то дернул за ручку, но дверь оказалась запертой. Стали стучать - никто не открывал, хотя был слышен какой-то шорох. Казаки вышибли дверь и вытащили ничего не понимающего деда на улицу. Офицер спросил, почему он не открывал и кого прячет у себя? Не понимая вопроса, дед сам стребовал:

- В чем дело, Ваше благородие?

Офицеру показалось, что он ведет себя слишком дерзко, самоуверенно и вызывающе:

- Ты как разговариваешь с офицером, скотина? И по какому праву на пузо нацепил этот крест?

Для большей весомости своих слов офицер со всего плеча стеганул нагайкой. Дед Егор не проронил ни слова. Он только выпрямился, оправил рубаху, плюнул в кулак и с размаху ударил обидчика в ухо. Несмотря на свой возраст, дед обладал внушительной силой. От удара офицер завизжал как свинья, выхватил из ножен шашку и, крикнув казакам: "Рубите его!" - ударил первым.

Так на 103-м году своей жизни погиб дед моего отца, кавалер Георгиевского креста. Похоронили деда Егора вместе с красными активистами, хотя при жизни своей он был далек от всякой политики.

Рассказ за рассказом и в диктофоне напрочь сели батарейки. Но прощаясь, хозяин дома достал из шкафа толстую папку.

- Тут моя рукопись. Я два инфаркта перенес. Вот решил детям и внукам оставить. Всю зиму писал. Приду, истоплю печь - и за мемуары. Посмотри, - и протянул мне папку, ошарашив таким доверием.

Спустя неделю у него случился третий инфаркт, и Эдуарда Васильевича не стало. Я даже не успел дочитать рукопись, позвонить ему, сказать, что все очень интересно.

Года три мемуары пролежали в моем столе. Я искал встречи с его сыном, но он был в длительной загранкомандировке. Вернуть папку жене Эдуарда Васильевича не позволяла мысль, что нахлынут у нее воспоминания с болью утраты.

Опять за окнами март. И день по-весеннему солнечный. Мы сидим в машине с Константином Шалагиным. Я отдаю ему отцовскую рукопись и уже у него прошу разрешения на публикацию выбранного. Говорю, что долги надо отдавать даже мертвым. Он соглашается.

"Дорогой мой, - начиналась рукопись, - ты держишь в руках творение мыслей моих, которые я попытался материализовать из памяти своей через эти строки. Родился я в Сибири 31 января 1941 года. Моя родина - в настоящее время город Лесосибирск, Енисейского района, Красноярского края. Вся жизнь, особенно детские годы, была насыщена различными приключениями, испытаниями, поэтому без всякого преувеличения могу сказать, что я неоднократно бывал на краю гибели. Мой ангел-хранитель, слава Богу, каждый раз спасал меня до настоящего времени. Мне идет седьмой десяток, я пережил два инфаркта, и сознание подсказывает, что надо оставить своим потомкам информацию о некоторых событиях прежней жизни нашего рода.

Некоторое время я сомневался в надобности своего писания, обращался к Богу с просьбой вразумить меня и направить мысли в нужное русло. Кажется, Господь услышал меня, сомнения отпали, и вот я с Божьей помощью пишу эти строки.

Человек я не слепо верующий в какую-то абстрактную божескую личность. Нет. Более того, я даже не крещеный. Но, в отличие от тех, кто носит, не снимая, свой крестик как гарантию от наказания, я верю в существование Всевышнего Разума, которому подчинены все природные явления как на Земле, так и в самом Космосе. В моем сознании это и есть единый Господь Бог. До конца своей жизни я оставался убежденным коммунистом с верой в то, что с помощью Господа Бога на Земле победят Справедливость, Любовь, Равенство.

Я вел образ жизни, дающий пользу не только самому себе, но и коллективу, народу, обществу. Иногда я сильно рисковал, проявляя, как в наше время говорили, социалистическую предприимчивость на пользу государству, а государство у нас было народное".

В первой половине рукописи много личного: тут и воспоминания о послевоенном детстве, рассказы о друзьях, предках, родственниках. Годы учебы, женитьба, служба на флоте... Но оставим их. Прочтем, что касается Миасса, его людей.

"Когда я пришел в "Уралавтострой", - пишет Эдуард Васильевич, - управляющий трестом Иван Иванович Седов был уже пенсионного возраста, его уважительно называли Дед. Не имея высшего образования, он обладал громадным талантом организатора производства. Практический опыт Седов приобрел на стройках Беломоро-Балтийского канала, Белоярской атомной станции, заводов Свердловска, Магнитки, Челябинска, Миасса.

Иван Седов (крайний справа). Фото Виктора Суродина

Впервые серьезный разговор с Седовым у меня произошел осенью 1970 года. Мы приступили готовить котельную поселка Строителей к запуску. Но десять старых котлов совершенно не держали рабочего давления. А новых не было. Я отчетливо представлял, что ожидает нас в трескучие морозы. Произведя нехитрые расчеты, установил, что даже при подключении всего поселка Строителей к теплотрассе машзавода у ТЭЦ останется избыток гигакалорий для промбазы. Еще раз проверил расчеты, и какая-то азартно-радостная решительность захлестнула меня.

По моей команде сварщики под корень вырезали все десять котлов, порезали на куски и сдали "Вторчермету". Трест сразу перевыполнил план по металлолому. Я спокойно, как ни в чем не бывало, доложил Тихонову и Морокко, что котлы вышли из строя и все сданы в утиль.

У Афанасия Ивановича глаза полезли на лоб, он не мог какое-то мгновение говорить. Затем сипло произнес:

- Что? Что ты сказал? Повтори!

Я повторил и добавил, что заявку на трубы уже дал и надо теперь добиваться разрешения на врезку в магистраль от ТЭЦ машзавода.

- Какую врезку?! Какое разрешение?! Ты что, с ума спятил? Уже белые мухи летят! Ты же поселок без тепла оставил!..

Подобная весть разлетается с молнееносной скоростью. Меня тут же вызвали к управляющему. Когда я пришел, посреди кабинета уже стояли Тихонов и Морокко. К ним присоединился и я. У Афанасия Ивановича слегка подрагивали колени. Седов матерился так, что секретарь плотно закрыла двойные двери.

- Ты что натворил, сукин сын? Тебе что, на воле... жить надоело? - отчитывал меня управляющий, - да знаешь ли ты, что я сейчас сниму трубку и ты... в наручниках загремишь на нары? Ты кого спросил, кто тебе... позволил?

И, не дожидаясь ответа, перекинулся на Морокко:

- А ты, старый пень, о чем думаешь? Тебе до пенсии осталось всего ничего! Тоже на нары захотел? Этот еще успеет вернуться, а ты ведь сдохнешь там!

Потом к Тихонову:

- Владимир Савватеевич, где ты нашел этого раздолбая?! Я слышал, что вы на работу приняли специалиста, а вы, оказывается, какого-то террориста нашли! Всех троих повязать надо!

Затем, поостыв, опять ко мне:

- Что молчишь? Говори!

- Иван Иванович! Они не виноваты. Они даже не знали о том, - но управляющий прервал.

- Сколько дней понадобится восстановить котлы?

- Если будут новые, то недели две, - ответил я.

- Никаких "если", восстанавливайте старые, а сроку вам на все три дня! - снова прервал меня Седов.

- Иван Иванович, старых нет, их сдали в металлолом.

- Ты что, идиота из меня делаешь? - но взял себя в руки. - И что ты теперь собираешься делать?

- Надо теплосеть поселка подключить к магистрали промбазы треста. В ней имеется избыток теплоснабжения. У меня есть все расчеты. Экономия средств составит более миллиона в год! Не нужна эта дохлая котельная, - начал заводиться теперь уже я.

- Лариса! - нажав кнопку, обратился управляющий к секретарю, - срочно ко мне главного инженера и главного энергетика.

Вошли Куракалов и Фионик.

- Вот что, друзья мои, посмотрите все расчеты у этого архаровца и завтра доложите.

- Сколько времени потребуется на врезку, и нужна ли будет какая-то помощь? - спросил меня Седов.

- На врезку - одна ночь. Помощи не надо, - ответил я.

Фото Виктора Суродина

Работы назначили в выходные. В субботу перекрыли задвижки на километровом участке и начали сбрасывать воду из трубопровода. Через четыре часа, уже глубокой ночью, приступили к врезке задвижек в сторону поселка Строителей. Еще через четыре часа начали заполнять тепломагистраль. В воскресенье в восемь часов утра циркуляция теплоносителя была восстановлена. На все это ушло ровно двенадцать часов. Все службы - ТЭЦ машзавода, завода ЖБИ и наша - сработали четко.

Убедившись, что все в порядке, я доложил управляющему по телефону, и сразу же навалилось какое-то безразличие, во всем теле почувствовалась нервная усталость.

(продолжение следует…)

Виктор Суродин