Две интересные солдатские судьбы отражены на страницах книги "Отчий дом" Виктора и Ольги Суродиных

Дню Победы в книге "Отчий дом" Виктора и Ольги Суродиных посвящён рассказ "Два солдата".

Речь пойдёт о двух солдатах. Когда началась война, одному из них было пятнадцать лет. У него простое русское имя - Иван. На фронт он попал только в 1944 году. Служил в Гвардейской воздушно-десантной дивизии, освобождал Будапешт и Чехословакию, войну закончил под Прагой. Его знают немногие, но он известен всему миру. Второй солдат родился в последний год войны. В надежде на скорую и долгожданную победу его назвали Виктором. От слова "виктория" - "победа". Он не шагал по военным дорогам, но участвовал в параде Победы на Красной площади в Москве.

Солдат Иван

С ним довелось встретиться накануне 40-летия Великой Победы. Ему было тогда под шестьдесят, но выглядел он крепким и мощным. Эти фотографии тамбовчанина Ивана Степановича Одарченко сделаны в читальном зале библиотеки автотехникума, куда его пригласили рассказать о себе. Еще шагая по коридору, я знал, что буду снимать человека, бронзовый двойник которого высится в берлинском Трептов-парке.

С первых минут знакомства удивила теплота, сердечность и необычная скромность солдата Великой Отечественной. Былинный богатырь сидел напротив, ожидая ребят с урока и, разложив на столе снимки, поочередно показывал их мне. На пиджаке фронтовика три наградные планки, что носят вместо медалей, да пара значков.

- Эту фотографию в 1965 году мне подарил Евгений Вучетич. - Запомнилась неспешная речь и спокойный, слегка приглушенный его голос. "Дорогому другу И. С. Одарченко в память о берлинском памятнике" - прочел я на обороте и робким взглядом начал искать сходство "Воина-освободителя" на снимке с собеседником. И в этот момент был поражен талантом скульптора. Потрясающе и безошибочно точно удалось ему определить, что символ русской победы над фашизмом должен быть именно таким: могучим внешне, с большой и доброй душой.

- Вы знаете, я воевал совсем немного, всего год, - начал свой рассказ притихшим студентам солдат. - Демобилизовался не сразу, нас после победы, кто помоложе, оставили еще служить. Я оказался в Берлине. В День физкультурника в 1947 году на стадионе города были соревнования. Пробежал кросс, переоделся и присел на скамейку для зрителей. Среди военных там выделялся мужчина в штатском. Он, не торопясь, прохаживался вдоль рядов и пристально смотрел на солдат, выискивая кого-то. Мы встретились взглядом, и он зачем-то направился ко мне. Подходит и говорит: "Пройдемте со мной на трибуну". На трибуне одни генералы, а я рядовой. В груди екнуло, как-то не по себе стало - чего это он вдруг?! Но виду не подаю, бодро так встал и пошел. Он следом.

Пока шли, он представился: "Я скульптор Евгений Вучетич. Мы сейчас работаем над памятником павшим советским героям. У вас примечательная внешность. Возражать не будете, если начнем с вас лепить основную скульптуру - "Воина-освободителя"? Сразу отлегло, и я тотчас согласился.

До нашей встречи Вучетич выискивал нужный прообраз солдата несколько месяцев и с кого-то даже делал наброски. Сначала он и сам не знал, как должен выглядеть солдат монумента. Встреча наша - чистая случайность. Никаких моих заслуг в этом нет. Тут больше отца с матерью.

И солдат Иван вместе со студентами рассмеялся.

- Чуть не полгода мой наряд на службу был один и тот же - в мастерскую скульптора, - продолжал гость, - все это время Вучетич лепил фигуру "Воина-освободителя". В Ленинград привезли модель в два с лишним метра. С нее отлили памятник из бронзы высотой тринадцать метров и весом более семидесяти тонн. Перевозили в Берлин и монтировали монумент по частям.

- А правда, что девочка на ваших руках немецкая, спасённая вами?

- Советские солдаты спасли немало немецких ребятишек. Как символ того, что Германию избавили от фашизма, на руке у меня действительно была немецкая девочка. Но потом Вучетич передумал. "Мы, - говорит, - прежде всего освобождали наших женщин и детей, а потому держать тебе нашу, советскую, девочку". Трёхлетняя с кудряшками дочка коменданта Берлина Света стала вторым прообразом памятника. А в правой руке у меня был настоящий меч. Его Вучетич копировал с меча псковского князя Гавриила, который вместе с Александром Невским сражался за Русь.

Надо сказать, солдат Иван Одарченко прослужил в Берлине ещё три года прежде чем демобилизоваться. Он отлично помнил торжественное открытие мемориала 8 мая 1949 года. Не раз ему приходилось стоять в карауле и охранять самого себя в бронзе, удивляя многих сходством с монументом.

Далеко не все знают, что по первоначальной задумке в Трептов-парке, где покоятся более пяти тысяч советских солдат и офицеров, должна была стоять величественная фигура Сталина. Именно таким представлял себе монумент первый советский маршал Клим Ворошилов, когда после окончания Потсдамской конференции вызвал к себе Евгения Вучетича. Но скульптор-фронтовик на всякий случай выполнил два варианта: на одном - генералиссимус с глобусом в руках, на другом - обычный советский солдат, прошедший от стен Москвы до Берлина. Говорят, вождь всех времен и народов, посмотрев на оба варианта, выбрал второй, но предложил заменить автомат в руках солдата на более символический меч. И чтобы он разрубал фашистскую свастику…

Солдат Виктор

Заехав в Поляковку, мы случайно попали на праздник. У клуба рядом с памятником Солдату-односельчанину шло гуляние. Местные артисты пели, танцевали. Поднимались на сцену гости. Вспоминая былое, утирали слезу фронтовики. Два мужичка сидели на лавочке у покосившегося дома и, расплескав по стаканам, не торопились принять на грудь. Увидав в моих руках фотоаппарат, один из них уже нетрезвым голосом:

- Кыр-рыспандент, ты нас не сымай. Мы тут с Николой отцов поминам. У него батю на фронте под Москвой сразу убили, а моего в конце войны почти у Берлина. Ты лучше Витьку Михалева найди и сфоткай. Мы с ним вместе росли. Витька, он на параде Победы в Москве за наших отцов вышагивал. Да вона он с племянницей стоит.

В голове не стыкуется: парад Победы, росли вместе, за наших отцов вышагивал... Да что он сын полка, что ли?

Когда разговорились с Виктором Михалевым, все оказалось действительно так. Он участник парада в юбилейном, 1965 году, сейчас на пенсии, почти всю жизнь проработал в сталелитейном цехе автозавода.

В тот год впервые 20-летие Победы ознаменовалось военным парадом на Красной площади и всесоюзной минутой молчания. Однако если минута молчания стала непременным атрибутом каждого Дня Победы, то парады на 9 Мая не прижились и оставались неизменными только 7 ноября. Вот почему захотелось подробней узнать о том первом послевоенном параде Победы.

- В 1963-м меня призвали в армию. Служил в отдельном батальоне дивизии имени Дзержинского. Десять месяцев нас готовили к охране особо важных государственных объектов, в том числе и комплекса зданий на Старой площади, где размещался ЦК КПСС, - начал свой рассказ о годах службы мой новый знакомый. - 9 мая 1965 года наш батальон принял участие в параде Победы. Готовились два месяца. Маршировали по шесть часов ежедневно. Отрабатывали идеальное равнение в шеренгах. Тренировались на дивизионном плацу, на Центральном аэродроме, а для "обкатки" поздно вечером вывозили нас на Красную площадь. На репетициях не раз видел Михаила Егорова и Милитона Кантария, водрузивших Знамя Победы над Рейхстагом.

Кстати, впервые Знамя Победы пронесли мимо Кремля только 9 мая 1965 года, когда праздновалось 20-летие. В 1945 году знамя доставили в Москву накануне знаменитого парада, но тогда его на Красную площадь не выносили, оказалось, что в строевом отношении знаменосцы были не готовы.

Участие в параде помню до мелочей. Под бой малых военных барабанов мы вышли на Красную площадь. Погода солнечная, народ ликует, всюду цветы, флаги.

Министр обороны Малиновский объехал войска, поздоровался, поздравил нас с 20-летием Победы. По площади прошли стремительно, 120 шагов в минуту, равнение в шеренге только на грудь четвертого человека. После парада праздничный обед, отдых, а вечером были на концерте во Дворце спорта в Лужниках. Как в 45-м у Рейхстага, Лидия Русланова спела нам свою знаменитую песню "Валенки". За отличное прохождение всем объявили благодарность, изготовили именные фотографии, всем поочередно предоставили отпуск.

И помолчав, спросил:

- Сам-то служил? А в части после службы побывать не приходилось?

Но тут же, не дожидаясь ответа:

- Мне как-то вот сон приснился, да такой, что я, не раздумывая, собрался в дорогу. Будто вхожу в расположение своей роты, а там уже ждет меня друг, сержант Аюпов из Белебея. Ты че, говорю, здесь, зачем приехал? А он в ответ: давай, говорит, сыновьям нашим поможем... Проснулся, сон из головы не выходит. Месяц, второй, а этот сон покоя не дает. Собрал старые армейские фотографии, документы - и в путь, заодно, думаю, и родных в тех краях навещу. Приехал в Лефортово, подошел к КПП, сердце защемило. Простоял у ворот минут пять, вспоминая службу, только потом позвонил дежурному. Встретили меня очень тепло. Многое показали. Зашел в свою четвёртую роту, расположение в казарме не изменилось, даже кровать моя на прежнем месте. Только вот солдаты уже не мои одногодки, но земляков-челябинцев встретил. "Ну, батя, - говорят, - ты даешь, через сорок лет в свою часть приехал! Прямо каким-то теплым ветром с Урала дыхнуло".

Расчувствовался я с земляками и из части прямиком в парк Победы, на Поклонную гору. В зале Скорби даже дыхание перехватило. Женщина там в белом одеянии, на руках у нее умирающий солдат, и с тёмного неба миллионы падающих слез... Будто само небо плачет. Здесь все разом замолкают, здесь невозможно говорить, здесь сама душа плачет.

В зале Героев Солдатской Славы на мраморе отыскал имена миасцев, с которыми был когда-то знаком. Читаю: Иван Александрович Мелехин, Николай Федорович Жаров. И у самого глаза стали мокрыми. Вот так не во сне, а наяву побывал я в своей части, поклонился защитникам Отечества.

А с теми мужиками, что на лавочке увидал, на одной улице жили. Трудное у них детство было: без отцов росли.