Иногда многим из нас хочется приоткрыть ту самую парадную дверь с причудливой медной ручкой и заглянуть в детство...
Часть вторая.
Иглы, ножницы, катушки и умелых пара рук
На детях обувь буквально "горела". Пары сандалий едва хватало на сезон. К сентябрю они уже начинали "просить каши". Удручали и изрядно оббитые о камни ботинки. Обувь родители обычно обновляли весной. Поход в магазин всегда становился праздником. Сначала нас с сестрой заводили в парикмахерскую. А уж потом путь лежал в наш местный универмаг на углу улиц Пролетарской и Ленина, под №15. Старогородцы так его и называли - "Пятнадцатый". Между первым и вторым этажом находилась местная достопримечательность - стационарный пульверизатор-автомат. Бросаешь в щель монету, нажимаешь кнопку, и - пшик! - тебя обволакивает пахучее облако. Обувью торговали на первом этаже, по соседству с отделом игрушек. Процесс покупки - удовольствие несказанное. Выбор, примерка, волшебный запах новой кожи - и вот уже заветная коробка в руках.
На обратном пути нам всегда перепадал стакан "газировки" с сиропом, а ещё брикетик необыкновенно вкусного пломбира между двух хрустящих вафель. Миасс раньше славился мороженым - его делал местный молочный завод. Судя по семейным снимкам в домашнем альбоме, пару раз поход увенчался посещением фотоателье.
В сандалии и туфли мы переобувались в детском саду и зимой. Валенки до прогулки сушились в шкафчике. Обувь эта в послевоенные годы была незаменимой. Валенками по снегу скрипели все, независимо от пола, возраста, социального статуса. Пимокаты тогда были в особом почёте. Валенки катали и на заказ, и на продажу. Торговали ими на знаменитом старогородском базаре, неподалеку от нашего садика. Над входом красовалась вывеска "Колхозный рынок". Продавец, он же умелец, раскладывал товар на расстеленной прямо на снегу рогожке. Катанки всех размеров, разных цветов - чёрные, серые, коричневые, белые. Последние пользовались особым спросом у записных модниц. Ближе к весне, когда солнце уже топило снег, на валенки традиционно натягивали галоши.
Манны небесной в родных пенатах всегда был недобор. И больше шансов улучшить свой неприхотливый быт было у того, кто на милость большого начальства особо не надеялся. Чуть ли не на каждой улице жили свои печники-виртуозы, искусные швеи, мастера подшивать валенки, вязать веники, плести корзины, прясть шерсть, сколачивать табуретки на дому. Владельцы буренок снабжали соседей молоком. Детей на базаре заманивали "петушками" на палочках - копеечными подкрашенными леденцами из сахарного сиропа. Свои сады и огороды, подворья - в счёт. Так люди латали всегдашние прорехи в нашей плановой лёгкой и пищевой промышленности. Не знаю, платили ли они тогда налоги в казну, но рыночные отношения с местной спецификой были налицо, подтверждая истину - свято место пусто не бывает.
Почти в каждой семье была швейная машинка. И мамам, чтобы одеть детей, приходилось ловко манипулировать ножницами, нитками и иголками. Мы с сестрой нередко ночью засыпали под стрекот старинного, доставшегося по наследству от бабушки "зингера". Зимние и демисезонные пальто, шапки мама, инженер-конструктор по профессии, шила нам сама. Чаще всего перелицовывала вещи свои, изрядно изношенные или отданные роднёй, офицерское обмундирование отца. При необходимости и за спицы бралась.
Многие девочки-дошкольницы в пятидесятые годы весной и осенью щеголяли в плюшевых пальтишках с капюшоном. Зимой в моде были меховые муфты. Старшим детям в семье с обновками зачастую везло больше, младшие за ними, как правило, одёжку донашивали. Но были и счастливые исключения. Мама как-то нам с Татьяной привезла из командировки в Москву заячьи шубы. Мне - белую, сестре - коричневую. Стоили они тогда недорого. Популярны были и цигейковые шубки, которые взрослые тоже где-то доставали. Летом верхом элегантности считались легкие светлые пальто - для похода в гости или в кино.
Ткани были исключительно натуральные. Особо дотошные зрители наверняка обратили внимание - в культовом фильме "Покровские ворота", где действие происходит как раз в пятидесятые годы, на аллее под хит Булата Окуджавы играют двое малышей, мальчик - в курточке из полистирола с эмблемой - Олимпийский мишка. Впрочем, позже именитый режиссер свой курьез заметил и покаялся.
Вот и праздник к нам пришёл!
К праздничным утренникам детский сад готовился загодя. Приятные хлопоты. Бывало, мамы, забирая детей после работы, прямо в прихожей садика устраивали импровизированные мастер-классы. Перерисовывали образцы с детских страниц принесённых кем-нибудь журналов мод, набрасывали эскизы, обсуждали фасоны, делились советами. Выдумки домашним портнихам было не занимать. В ход шли платья, которые взрослым стали малы, старинные кружева, кусочки бархата и атласа из бабушкиных сундуков. Извлекались из шкафов матросские костюмчики для мальчиков - их берегли для особо торжественных случаев. Существовал такой же вариант и для девочек, мои ровесники помнят.
Память выдает лишь фрагменты детсадовских праздников. За неделю до ёлочных торжеств родители получали задание - наготовить снежинок. Листки из обычной школьной тетради, фольга, столовые салфетки - всё шло в дело. Накануне утренника с потолка зала ниспадал обильный "снегопад". Прикольно было найти в этом кружении свои снежинки.
Над костюмами опять же колдовали мамы. Из аптеки в мгновенье ока исчезали запасы марли. Накрахмаленные костюмы снежинок украшались блёстками, чем зачастую служило истолченное в пыль стекло. Наряд бусинок сверкал узорами из ёлочных бус. Освежённые синькой старые простыни шли на пошив костюмов зайчиков, крашеные коричневой краской - на костюмы медвежат, из пёстрых вышедших в тираж платьев комбинировали костюмы клоунов. Кто-то из глав семейств выступал в роли Деда Мороза. Всплеск инициативы только приветствовался. В соседнем садике, например, на празднике в затемнённой комнате к восторгу детворы движением ноги множил огоньки-самоцветы Серебряное копытце. В этом детском саду воспитателем работала тетя Галя Абрамова, жена маминого брата. Бажовский козлик из папье-маше - творение её племянника, Альберта Валявина, местного самородка, чьи картины и оригинальные поделки не раз экспонировались на городских выставках. А бить копытом, вызывая сверканье разноцветных огней, всем знакомый персонаж уральского сказителя заставил наш дядя Володя, знаток электрической цепи. Козлик потом временно перекочевал в квартиру Абрамовых, на домашний праздник, куда пригласили детей родственников и друзей.
Помню подарки в финале детсадовской ёлки - не какие-нибудь банальные кульки, а в виде забавных матрешек-мешочков, наполненных яблоками, мандаринами, шоколадками, конфетами, печеньем. Сласти дома старались растянуть подольше, но все равно они исчезали с быстротой необыкновенной.
У каждого праздника был свой сценарий и свой репертуар. На 7 Ноября мы читали стихи и пели песни о революции. К тому времени с высоких трибун уже был развенчан культ личности. Из помещений исчезли портреты, на очереди были многочисленные памятники и бюсты на улицах и в скверах, в фойе клубов. Маршируя по периметру зала и размахивая красными флажками, мы славили только его предшественника, под сенью репродукции с картины "Ленин и дети". В честь других наших правителей оды уже не слагали. Впрочем, личность эта нынче снова в тренде. Жанр тоже.
Перед 23 февраля детсадовцы готовили подарки папам - рисунки, где летели самолеты с алыми звёздами на крыльях, стреляли танки, били по врагам пулеметы. Но на каждом рисунке тот, кто умел, непременно писал печатными буквами "Миру мир!". Лозунг этот, растиражированный на плакатах, в ту пору ложился на сердце. Страна ещё не отошла от войны, новых сражений никто не хотел. Приметы недавней войны были ещё слишком зримы. Привычной частью старогородского пейзажа были люди с увечьями. В фанерных будках с маленькими окошками чинили обувь и часы молодые ещё мужчины в видавших виды гимнастерках. Рядом стояли костыли и самодельные тележки на шарикоподшипниках. Немало калек коротало время с шапкой на земле возле базара. Редко кто из фронтовиков соглашался выступать в школах с рассказами "о боях-пожарищах". Всегда отказывался от просьб учителей и наш отец, призванный в армию ещё до боев, воевавший в артиллерии и закончивший войну в Кенигсберге. Я его тогда не понимала.
Через две недели от армейских торжеств мы поздравляли с мартовским праздником мам и бабушек. Рисовали поздравительные открытки с цветами, мастерили поделки, репетировали стихи, песни, танцы, сценки. Однажды и мне выпала минута славы. Дебют состоялся в роли Петушка (на меня надели шапочку с клювом и гребешком), который нашёл зернышко, посадил его, ухаживал, поливал, собрал урожай, смолол на мельнице, испёк пирожки. И мельница была игрушечная, и такая же газовая печка. В финале Петушок на секунду скрывался за дверью и входил под аплодисменты зрителей уже с подносом румяных, с пылу с жару, пирожков с капустой - подсуетилась наша кудесница кухни Анна Егоровна. Хватило и хозяевам, и гостям.
На 1 Мая, запомнилось, мы танцевали танец цветов. К волосам девочек были приколоты бумажные ромашки, маки, колокольчики, фиалки. Свой василёк я потом уже дома воткнула в цветочную клумбу, и он стоял так до самой осени, постепенно теряя краски.
Последний в детском саду утренник был выпускной. На торжества без пяти минут первоклассники пришли в новенькой школьной форме. Накануне, как помню, садик посетила моя первая учительница - Эльвира Александровна Пименова, чтобы познакомиться со своими будущими учениками. Так тогда было принято. Наша школа № 11 располагалась недалеко, тоже на берегу речки. На прощание нам вручили по букету цветов с детсадовских клумб. На память осталась фотография. Выпускников спонтанно запечатлел кто-то из опоздавших на праздник отцов. Поэтому на снимке только часть группы, остальные ребята уже ушли домой. Мои подруги и друзья из далекого детства - Оля Дорофеева, Надя Опарина, Оля Дрязгова, Таня Сесюнина, Люда Исаева, Люда Кассина, Саша Задубровский, Вова Сыролев, Юра Леонов, Алеша Дорофеев и другие ребята.
Почти всю первую четверть в школе после уроков я вновь и вновь приходила сюда. В одиночестве бродила по двору, качалась на качелях, каталась с горки. Из кухни выглядывала Анна Егоровна, от которой мне перепадали то конфетка, то пирожок, то кусочек арбуза.
Нет в помине палисадника с кустами сирени. Покосившиеся ворота, обшарпанная дверь, да и ручку медную давно уже сдали в утиль. Похоже, нынче здесь какое-то жилье. К тому же переулок Почтовый теперь улица Малышева. Почему-то улица…
Что-то же заставляет человека в третьем возрасте, спустя много лет торить следы возле изрядно обветшавшего здания, погружаясь в иную реальность?
Неужели желание взглянуть на давние события с высоты прожитых лет, понять что-то в себе, непредвзято оценить людей, которые были рядом с тобой на каком-то отрезке времени? Такое вот зеркало для героя.
Ваше мнение