— Это Галя Шамбадал. Такие стихи пишет! — сказала мне когда–то давно на пресс–конференции в городской администрации моя коллега, кивнув на соседний ряд, где сидели журналисты главной городской газеты. Я посмотрела мельком, разглядывать было неловко. Но облик почти моей ровесницы привлёк внимание — тёмные пышные волосы, оригинальное восточное лицо, большие, немного раскосые глаза.

   Иещё она показалась слегка надменной, слишком независимой. Не подойдёшь к такой запросто, не заговоришь сходу. Стоит в коридоре со своими коллегами, сигаретку смолит. Взгляда вокруг не бросит. Потом выяснилось: такая у неё своеобразная защита от окружающего мира. Жёсткого, колючего. А как быть, если душа — хрупкая и ранимая, не готовая философски отнестись к вселенским несовершенствам, чужому вторжению? Среди своих она раскрывалась, становилась приветливой и весёлой. Сохраняя, впрочем, лёгкую иронию.

   А стихи у неё действительно своеобразные — свежие, незаштампованные, словно пронизанные солнцем, ветром, наполненные ароматом леса. Вдохновение для творчества Галина Шамбадал (позже она стала Селивановой) черпает в любви — к Забайкалью, где прошло её детство, к Уралу, где довелось жить, к неброским красотам Севера, куда она уехала из Миасса. К людям, ей родным и близким. И конечно же, к тому единственному, кто в данный момент является смыслом жизни. Неважно — на взлёте эта любовь или уже отгоревшая, оставшаяся лишь в отмеченных болью расставания и сожалением об утраченном строчках. Не случайно излюбленный образ её лирики — гроздь алой рябины как символ уходящего лета, терпкой горечи, неожиданного и необычного дара.

   Сдьба Галину не баловала, как и любого талантливого поэта. Тем проникновеннее и пронзительнее строчки её стихов, написанных в разные годы. Подборки её стихотворений публиковались не только в местных газетах, но и в солидных столичных изданиях, коллективных сборниках. В 2007 году в издательстве «Геотур» вышел первый отдельный поэтический сборник «Капризы любви». Многие стихи — с посвящением родным, друзьям, да и просто тем, кому автор симпатизирует. Галина и в сопровождении «От автора» подчеркнула, что стихи её предназначены «для узкого круга».

   «Всегда трудно писать о творчестве поэтесс. Женская логика, субъективность мироощущения, эмоциональная напряжённость заставляют подходить к ним с особой меркой. Во многом такова и поэзия журналиста Галины Селивановой» — пишет в предисловии к новому сборнику поэт Николай Година. Можно ли вообще делить поэзию на мужскую и женскую — вопрос неоднозначный. В одном с мэтром можно согласиться — лирика Галины Селивановой основана на высоком накале чувств, отмечена богатой палитрой эмоций, необычайной энергетикой. Тем и трогает сердце.

   Сихи

   Глины Селивановой

   Н знаю, взялась эта горечь откуда

   Искладка меж чёрных бровей.

   Н будет и не было дивного чуда,

   Н добрых волшебниц, ни фей.

   Вервые стою у большой карусели,

   Сотрю, как живут без меня, —

   Н чьё–то безумство,

   Н чьё–то веселье,

   Збывчивость ночи и дня.

   Истрашно за чью–то

   нездешность и слабость.

   Чжую обиду и горечь копя,

   Н знаю, прожить ещё сколько могла бы

   Ядней и ночей без тебя?

   ***

   Нсколько не грустно, совсем не обидно,

   Чо здесь без тебя полыхает рябина,

   Чо слишком легко ты багряную гроздь

   Сенил на одну из банальнейших роз.

   Н вряд ли тот дом,

   где живёшь ты отныне,

   тебе и очаг, и приют, и святыня…

   Чо — солнце щедрей?

   Ии день там ясней?

   Зёзды ярче горят, чем над крышей моей?

   Итак ли тепло уж на тех берегах?

   Иты не скучаешь о наших снегах?

   Вусна ли водица в твоём роднике?

   Кльцо не тускнеет на правой руке?

   ***

   Срашный грех — тебя любила.

   Чо ж меня так ослепило? —

   Т ли солнце в глазах,

   Т ли проседь в волосах…

   Зглянуть в глаза пыталась,

   Уопала в них, греша.

   Н в неведенье осталась —

   Еть ли у тебя душа?

   ***

   Всна — это праздник

   Ржденья и света,

   Ге каждому дню

   Еть своё назначенье:

   Днь тёплого ветра,

   Днь таянья снега

   Иптиц прилетевших

   Днь звонкого пенья.

   Её назову я

   Днь первой капели,

   Днь почки прозревшей,

   Идень, когда поле

   Рстки прошивают

   Злёной иглою…

   ***

   Седи вечерней полутишины,

   Кгда у дома бродят полусны,

   Той шаг пускай под окнами звучит,

   Иу моей двери он замолчит.

   О как забьётся жилка у виска!

   Вё оттого, что кратких два звонка.

   И— в жар лицо! Ресницы сон спугнут!

   Ипальцы в дрожь — ключа не повернут!

   …Открыта дверь.

   Гяжу в пустой проём, —

   Н даже тени не увижу в нём.

   Ятрону выключатель на стене.

   Зонили дважды…

   Тк приснилось мне.

   ***

   Н исходе дня

   Т сидишь напротив.

   Ятебе признаюсь,

   Врь мне, я не лгу:

   Был ты для меня

   Совно бы наркотик —

   Заю, что нельзя, а бросить не могу.

   ***

   Итогда, и сейчас —

   между белым и чёрным…

   Т отрава любовь,

   то бальзам благотворный.

   Оищенье души

   или грех непомерный?

   Яный свет на пути

   или тёмная скверна?

   Шг за шагом — куда —

   в пропасть или к вершине,

   то к прозрачной волне,

   то к болотной трясине…

   Водиночестве путь.

   Мр и страшен и странен.

   Д сих пор я брожу

   в чёрно–белом тумане.

   ***

   Ятебе в верности не клянусь,

   Н, расставаясь, я точно знаю,

   Чо не единожды оглянусь,

   Д подробностей запоминая

   Вё, что связано было с тобой

   Эой длинной–длинной весной:

   Ибыстротечность негаданных встреч,

   Игрехопадения ночи.

   Вё постараюсь запомнить, сберечь

   Кк тайнопись между строчек

   Внерифмованных белых стихах,

   Уром написанных второпях.

   Нчная молитва

   Ятак боюсь большой воды, —

   Оа ревёт и рвёт плотины.

   Ибави бог нас от беды,

   Беды большой, неотвратимой.

   Будь осторожен, сын–малыш,

   Иты, отец его, будь зорким.

   Бывает в жизни гладь да тишь:

   Лшь у большой воды — воронки.

   Н если так случится вдруг,

   Вбеде окажетесь вы оба, —

   Н разжимайте ваших рук,

   Н разжимайте, ради Бога!

   Сокойно спит наш мирный дом,

   Идождь всё глуше за окошком.

   Мжская крепкая ладонь

   Лгла на детскую ладошку.