Сдов был отличным собеседником и мог разговаривать на любую интересную тему. И даже когда ему было за девяносто, и его когда–то прозорливые, со всегдашней лукавинкой, глаза ослепли, он не потерял чувства реальности и в совсем новом для него мире. Живо интересовался новостями и тут же затевал полемику — с женой или соседями, с бывшими сослуживцами, которые заходили в гости.

   Зходила и я, чтобы принести свежие газеты, рассказать, что нового в городе, в очередной раз послушать рассказы человека, который стал настоящей историей и был, несмотря на преклонный возраст, подлинной энциклопедией.

   Иак, говорим с Иваном Ивановичем «за жизнь». На вопрос, чем он объясняет своё долголетие и что может посоветовать в этом плане другим, не задумываясь, ответил: работать — не лениться, семью свою любить, друзей не забывать, отдыхать на природе — по грибы–ягоды ходить, рыбачить, охотиться. А не бездумно на пляже лежать. Кстати, И. И. Седов ещё был и почётным охотником России. Потому что много делал для развития охотхозяйства в городе.

   Снеподдельной горечью он говорил о нашем варварском, пренебрежительном отношении к природе. И возмущался укоренившимся в народе убеждением: на наш век хватит. «Эту поговорку запретить надо! Какие же мы люди, если живём одним днём и «после нас хоть потоп»!» Он считал, что в школьную программу необходимо ввести предмет о сохранности природы. И улицы, считал Иван Иванович, не обязательно прямые строить, как стрела, — надо бережно сохранять те зелёные массивы, что подарила нам мать–земля.

   — Природа — она как женщина, — лукаво улыбался мой собеседник, поглядывая на жену — Дору Ильиничну, — она тоже заботу и ласку любит.

   Ктати, проработав пятнадцать лет в многотиражной газете треста «Уралавтострой» «Строитель Миасса», не могу припомнить случая, когда кто–либо из женщин–сослуживиц мог обидеться на тогдашнего управляющего. Все до сего дня вспоминают его добрым словом, называя не иначе, как «наш Иван Иванович». Зато мужчин, которые не стеснялись в выражениях в присутствии женщин, наказывал строго: наедине так отчитать мог, что те напрочь забывали все нецензурные слова.

   Ожизни вообще и о сегодняшней в частности И. И. Седов рассуждал с высоты своих девяноста лет: «Не умели мы жить, не живём, как положено истинно свободному человеку, и, мне кажется, вряд ли научимся».

   Иан Иванович весьма по–доброму относился к возвращению россиян к вере в Бога. Хотя религию считал самым сложным вопросом, на который за всю свою долгую жизнь никак не мог найти ответа. В детстве–то он был глубоко верующим, ходил вместе с родителями в церковь, исповедовался, соблюдал посты. Но советская политика отлучения от церкви и вкушения земных благ при коммунизме в корне изменила взгляды молодого человека. А когда ему перевалило за семьдесят, Иван Иванович вновь взял в руки «Житие святых» и, искренне считая эту книгу лучшей исторической литературой, советовал всем обязательно её прочесть. Да и вера в Бога, был убеждён, настраивает людей не иначе, как на добрые дела. Тех, конечно, кто искренне чтит библейские заповеди.

    — Однажды мне сон приснился, — рассказывал Иван Иванович, — вижу, что умер и воспарил над городом своим. Ощущение полёта, увиденного благолепия казалось настолько реальным, что до сих пор объяснить не могу — сон ли то был или вправду в раю побывал…

   Н и грешная земля ему не надоедала. Видели бы вы, как оживал взгляд его почти ослепших глаз, когда он говорил о своих друзьях–товарищах, о детях, внуках–правнуках, о том, как ухаживал, сватался, всю жизнь задаривал подарками любимую жену, которая терпеливо берегла огонь семейного очага и воспитывала сына с дочкой (отец–то уходил на работу, когда они спали, и возвращался к уже спящим), когда вспоминал людей, за годы работы и дружбы с которыми благодарен судьбе. Как мечтательно заводил разговор (уж в который раз) о том, как ему хочется увидеть людей истинно счастливыми в своей стране и в своём городе в частности. Добрейшей души был Иван Иванович Седов. Светлая ему память!