Продолжение. Начало в № 44.

   Мня нисколько не тяготила солдатская жизнь. На гражданке я была пессимисткой, иногда даже хотелось скорее умереть. Мама постоянно ругала меня, что я нелюдимая, мрачная, никогда не улыбаюсь. Мне казалось, что я очень некрасивая, серая мышка. Но я принципиально училась в старших классах только на «отлично». Особенно меня привлекали математика, физика — мои любимые предметы. А литературу я не любила, читала много, но больше зарубежных классиков. В десять лет я прочитала почти все романы Мопассана, взялась за Эжена Сю, Золя, Диккенса. Диккенс был и остался моим самым любимым писателем. Надо сказать, что отцу мои литературные пристрастия не нравились.

   Мачной и сердитой я была, наверное, из–за нищенской, бесприютной жизни без своего угла после ареста папы, долгого отсутствия матери. Я была предоставлена самой себе, и у меня как обуза была на плечах младшая сестра Ирочка, любимица мамы. В 1938 году, весной, появилась мама с пятилетним братиком. Жили впроголодь. Вся одежда — то, что было на нас, так как, когда нас выгоняли из дома, мы ничего не могли взять с собой, не знали, где будем жить. Но мама нашла на окраине города человека, уже немолодого, с тремя детьми. Он позволил нам пожить в избушке–времянке с окном размером с форточку, рядом со свинарником. Он разводил свиней (четыре огромные хрюшки) на продажу.

   Сйчас жутко писать, да и не верится, что я не помню, что мы ели без матери, готовили ли мы еду. С сестрой декабрь, январь, февраль спали вдвоём, одетыми, на каком–то топчане, в школу за четырнадцать кварталов ходили, но в чём? Не помню. Лишь только помню, что в шестом–седьмом классах я носила старую папину рубаху розового цвета и из чего–то сшитую юбку. Меня это не беспокоило, я считала, что это всё нормально. Почему–то никогда не задумывалась о настоящем и будущем, жила и росла как трава придорожная. Наверное, мой ангел–хранитель берёг меня. Не знаю, что было бы с моей психикой, если бы не овладевшее мною после всего пережитого равнодушие ко всему окружающему и к себе. Я совершенно не интересовалась братом и сестрой, только заставляла их делать уроки, даже зубрить. Впоследствии это им пригодилось. Они вышли в люди, получили высшее образование. Я в 13 лет осталась без горячо любимого отца. Его арестовали прямо в командировке на Волочаевке, когда он реставрировал памятник героям–партизанам гражданской войны, и сослали в ГУЛАГ, вернее, в один из многочисленных лагерей. Ему было 36 лет.

   Вармии я сразу забыла про свои несчастья, стала активной. Хорошо занималась военной подготовкой, даже получила четырнадцать благодарностей от командования и два больших знака отличника ПВО, которые носила на гимнастёрке. Поскольку постоянно была готовность № 1, мы почти не спали, а дремали сидя, чистили винтовки, читали доклады Сталина, приказы, уставы, изучали силуэты самолётов Японии и Германии, их вооружение, личный состав и так далее. Скучать было некогда.

   Её в школе я пела в пионерском ансамбле НКВД, была там запевалой. Вообще петь мне нравилось. У меня был альт. В армии меня вскоре включили в хор ансамбля ПВО. А перед праздником 23 февраля или когда надо было выступать в госпиталях для раненых, меня вызывали телеграммой в полк. Мы выступали перед солдатами. А в дивизионе тоже была небольшая самодеятельная группа — гармонь, вокал, стихи, чечётка. Этой группой на «студебеккере» (грузовая американская машина) мы ездили по гарнизонам. Сценой служил сам грузовик. Помню, что я пела «В лесу прифронтовом» и «Дорогая моя столица». Так до самой демобилизации я считалась ещё и солисткой ансамбля.

   Батарея, дивизион

   Нша батарея стояла в чистом поле. Где–то на горизонте светились огни городов Владивостока, Хабаровска, Комсомольска. Часто бывали передислокации, и мы снова рыли себе землянки и проходы к четырём пушкам. Заново осваивали местность. Приходилось иногда при переходах спать на снегу у костра. Шинель спереди дымилась, а на спине покрывалась изморозью. Но удивительно — никто не болел, не простывал. И так было все три с половиной года.

   Вё равно нам было хорошо. Мы безоговорочно верили в победу, мечтали о жизни в будущем. А вот я почему–то вообще не задумывалась, куда мне ехать после победы. На батарее у меня было несколько хороших подруг. Мы дружили и сохранили дружбу на долгие годы. Были у нас девушки из Дагестана, Эстонии, Молдавии, Украины, Белоруссии.

   В время службы часто приходилось стоять на посту на охране орудийных снарядов. В основном — ночью. Но мы ничего не боялись. Часто с поля заходили лошади, которые паслись в ночном. А зимой мы мёрзли. Батареи были расположены в чистом поле, все под землёй, торчали только стволы пушек–зениток. Ветер гулял и метели мели.

   Победа