Воктябре 1985 года на Южном Урале установилось настоящее бабье лето, хотя до этого сплошным потоком шли дожди. Реки наполнились.

   Кк подарок судьбы, дни стояли знойные, звенели птичьим гомоном. Приближалось 7 октября — День Конституции, а значит, очередные выходные. В один их этих дней и раздался долгожданный телефонный звонок: Сергей Корякин приглашал на «покатушки» на байдарках по реке Сим. Ну что же, Сим так Сим, но только ставлю условие: идём в верховье реки, сплав начнём от посёлка Серпиевка. По рассказам водников, в этом месте замечательный слив, и по большой воде катуха, есть перекаты, много резких неожиданных поворотов, но всё равно летишь, как на крыльях, успевая только работать правилом (веслом). Эх, прокачусь!

   Впомнил, что дед Силантий, старовер из старого города, давно просится в те края, мечтает посетить Игнатьевскую пещеру, где находилась келья старца Игнатия. В пещере настенные изображения удивительным образом напоминают Богоматерь, вот потому отшельник Игнатий здесь и поселился. В тиши, в уединении искал он возможность общаться с Богом.

   Рдом, в Саткинском районе, вдалеке от дорог, находится местечко Ист-руть. Бежавшие от жестоких гонений после раскола ревнители «древлего благочестия» уходили в урманы, урочища, пещеры, где сохранился единственный до сих пор на Урале староверческий Златоустовский мужской монастырь.

   Зоню, предлагаю Силантию съездить с нами по святым для него местам.

   Дду Силантию 78 лет, но этот ещё шустрый старик моментально собрался, а бабке говорит:

   — Иду, мать, с парнями за здоровьем. К приходу мужа готовься. Рыбный пирог чтоб горячий был на столе…

   Тк нас уже трое. Уезжаем до станции Кропачёво, оттуда на переполненном «пазике» до Серпиевки. В автобусе народу, как сельдей в бочке. Стоять можно только на одной ноге. Качаемся плотной толпой в такт движения нашего такси. Трёхместная байдарка на каждом ухабе размеренно бьёт по затылку. Ну да это нам кажется просто мелочью. Всё–таки лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

   Н въезде в посёлок у деревянного моста собираем нашу байдарку, укладываем вещи в прорезиненные мешки. Ну и, как говорится, с Богом, помолясь, в путь.

   Сазу же начался экстрим. Идём в полную неизвестность — без разведки. Слив заметен невооружённым глазом. Не слив, а сплошной перепад высоты. Едва успеваем вписываться в очередной поворот, но всё–таки чиркаем кормой по глинистому берегу. Хорошо хоть задели не за корягу, дерево, камень.

   Онако так не пойдёт. Высаживаю их — пусть идут берегом, а сам поведу байду с грузом вниз по реке. Конечно, опасно, но выхода другого у меня нет. Дед старый, одного пускать нельзя.

   Быстрина подхватила мою облегчённую посудину. И вот уже только ветер свистит в ушах, мелькают поворот за поворотом, спина ноет, ноги затекли, пот бежит ручьём. Очередной резкий поворот, табаню изо всех сил, и вдруг правое весло ломается пополам. Лопатка моментально скрылась в бурном потоке реки. Байдарка резко качнулась вправо, зачерпнув при этом изрядную порцию студёной воды, однако мне с трудом, но всё же удаётся удержаться. Впереди левый поворот.

   Зпасное весло лежит на дне байдарки, прижатое рюкзаком. В очередной раз моя беспечность, неуважение к реке, быстрины создают опасную ситуацию. Байдарку несёт к левому берегу, прямо на завал, на коряги. Поток наваливается всей мощью на правый борт моего судна, пытается завалить байдарку, вдавить меня под корягу. Сижу в воде почти по пояс. Холодок пробегает по всему телу. Неужели конец?

   Вё–таки каким–то чудом удаётся выхватить запасное весло. Держу равновесие, одна мысль: лишь бы байдарка не завалилась на борт, тогда — всё.

   Иопять чудо. Отбойная быстрина от левого берега подхватывает моё судёнышко, и я в один миг, ещё не понимая, как это произошло, вылетаю за поворот. От напряжения тело дрожит и сердце, как воробей, готово вырваться наружу.

   Н всё–таки сегодня опять везенье на моей стороне. С трудом, но пристаю, чалюсь к берегу. На деревянных ногах выползаю на берег, кое–как вытаскиваю байдарку. Нужен отдых, нужно прийти в себя, успокоиться. Тут и догнали меня дед Силантий и Серёга на берегу студёного Сима, около очередного завала. (У чувашей, потомков волжских булгар, сим — древний напиток).

   Сарганили обед, заварили душистый чай. Спутники ушли посмотреть поле моей первой битвы с рекой, а я успел с полчаса вздремнуть у костра. Потом Сергей провёл разведку русла реки и решил, что если перенести байду и вещи через очередной завал, то дальше можно плыть втроём. Река становится шире, успокаивается и даже завалов не видно. Итак, в путь. Вниз по реке идти легко, грести не надо. Река несёт на своих плечах нас, ошалевших от тишины, безмолвия, пьянящего запаха осеннего горного леса.

   Яопять сижу на носу как вперёдсмотрящий. Сергей на корме. Ну а дед Силантий — по центру, вместо дополнительного балласта, за «чайника».

   Ивот за очередным поворотом показалась Игнатьевская пещера. Невольно расслабляемся в ожидании остановки, отдыха. Направляю байду по центру небольшого слива уже у пещеры, не обращая внимания на совсем незаметный бурунчик по центру. Лихо катим по перекату, горланя на всю округу:

   «Из–за острова на стрежень

   Н простор речной волны...»

   Н успело эхо повторить наши слова, ощущаем резкий удар по дну нашего судна. На полной скорости пролетаем мимо входного грота Игнатьевской пещеры, и тут за спиной слышу истошный крик Силантия:

   — Братцы! Спасайся, кто может!

   Птом Сергей, хохоча, рассказывал, как дед рыбкой сиганул из нашего тонувшего судна (пытались потом повторить его катапультирование, его спасманёвр — бесполезно). Справа по борту замелькали кусты тальника, и видно, дед как за соломинку пытался зацепиться за прибрежные кусты, но промахнулся и плюхнулся под берег в своих ватных брюках и телогрейке. Смех и грех было смотреть на нас со стороны, на деда, выползающего на берег, как мокрая курица. Опять ЧП, опять экстрим, опять приключение.

   Нже по течению, сразу за пещерой, открывается большая поляна, на которой любят останавливаться на днёвки туристы. Вынужденная стоянка. Со смехом вспоминаем шухер, который поднял дед. Сам пострадавший хохочет: «Пошёл за здоровьем, а принесу бабке радикулит». Вся наша запасная одежда уходит на согревание и переодевание деда Силантия. Натаскали дров, запалили костёр, высушили одежду, согрели душу порцией НЗ. Вскоре над поляной полетел молодцеватый с завитушками храп. Умаялся наш дед, ну и лады. Живы — не умрём.

   Сргей начал мудрить с горячим ужином, я занялся осмотром нашего «титаника». По дну свежая пробоина метра в полтора длиной. Вот чёрт, угораздило. Но всё–таки за счёт стрингеров и давления воды на днище мы смогли какое–то время на скорости проплыть несколько десятков метров до берега, а не сразу пошли на дно. Сушим днище, широким скотчем клеим, лечим рану нашего корабля.

   Дльше плыть с грузом предстоит мне одному, это уже точно, троих наш «боливар» не выдержит. Необходимо усиливать днище байды берёзовыми жердями.

   Впоминается Южная Якутия, верховье реки Кирестях, где я работал в 1973 году геофизиком. Летом мы сплавлялись на 300–килограммовой резиновой лодке, ведя изыскательские геологоразведочные работы района по заказу Чара–Токинской экспедиции. Река использовалась как водная артерия, как геофизический профиль, как основной путь нашего коча (потом уже я узнал, что в этих краях был открыт уникальный минерал чароит).

   Кработе относились порой бесшабашно, так же лихо шли по реке, делая переходы от одной стоянки до другой по 50–70 км в день. Но вот беда: в августе шла уже мелкая вода. Шиверы открыты, а в них очень много мелких острых сланцевых щёток, острых как бритва, о которые мы постоянно драли, резали дно своей посудины. Приходилось останавливаться, клеить дно лодки. А причина простая, как всегда: лень на очередной шивере соскакивать с судна, переводить лодку. Опять русское авось. Порой делать это просто не успевали, так как вода, очень чистая, я бы даже сказал голубая, сильно искажала истинную глубину.

   Вэто время вдоль реки, по таёжной тропе, каюры вели два десятка оленей, груженных имуществом одной из партий геологов Чара–Токинской экспедиции. И вот когда на очередной стоянке мы клеили лодку, они нас нагнали.

   — Нюча — дурак, — слышу беззлобное от одного огонера. («нюча» — в переводе с якутского «русский», «огонер» — «дед, старик»).

   «Да пошел ты!» — мысленно провожаю его, но из уважения к его годам и опыту, конечно же, вслух не говорю.

   Ивот опять очередная стоянка. Опять клеим. Снова встреча. У нас заварен чифир, а на костре в котелке варится глухарь, который имел неосторожность попасть нам на глаза. Приглашаю гостя к костру, на огонек. Огонер Кешка смекнул всё сразу. Присел поближе к огню, набил свой тюбук табаком. Блаженно затянулся несколько раз, положил открытый кисет на камешек, таким образом приглашая нас отведать его табачок. Вытянул уставшие ноги к костру и заговорил как бы нехотя.

   — Однака, так не пойдёт. Однака, жерди нада. Однака, худа будет, совсем, худа…

   Кда уж хуже, впереди 350 км реки, съёмки. Рации нет, когда будет вертолёт, одному богу известно, а клея осталось — кот наплакал.

   Пка стоит лётная погода, может быть, вертушка и придёт, но откуда в партии знают о наших проблемах. Да и погода в любой момент может сделать «козу». Понял я: Кешка что–то соображает, но темнит. Достал НЗ. Налил огонеру освежающего, бодрящего напитка. Молча принял он угощение. Чуток плеснул содержимого в огонь, задабривая духов тайги, закрыл глаза и с наслаждением опрокинул содержимое кружки в свой беззубый рот, обросший жиденькой бородкой. Долго сидел с закрытыми глазами, как бы прислушиваясь, как течёт огненная вода по жилам.

   — Однака, паря, жерди по дну лодки вешать надоть.

   Втал, взял топор, нарубил берёзовых жердей, пыхтя трубкой, которая каким–то образом держалась у него во рту при разговоре. Прикрепил жерди к лодке, по дну, своей верёвкой. Поставил лодку на воду, постоял молча, как бы оценивая свою работу, что–то по–своему побурчал.

   — Однака, можна ходить долга.

   Пи виде нашей лодки, ужас отразился на лице моего напарника, геодезиста Тарабукина. «И на этой коряге мы должны плыть дальше?» — говорил его взгляд. Он просто боялся, что нас поднимет на смех при встрече лётный состав или кто–то из геологов. Я и сам был в замешательстве. Но видя, с каким азартом огонер колдовал над нашей лодкой, вытерпел и в благодарность за столь великий труд и заботу о нас, несмышленых, добавил Кешке в кружку напитка, который объединяет всех людей мира в трудную и в радостную минуту.

   — Однака, нюча, дай обниму, — растрогался старик. Обнюхал меня. Глаза его лучиками засветились.

   Ртуал пития повторился. Опять долго блаженно сидел, может быть, слушая тишину тайги, пыхтя тюбуком, да так у костра и задремал наш огонер, довольный собой и красиво проделанной работой. А наутро ушли мы вниз по Кирестеху. Отстал огонер Кешка с караваном от нас прилично. Маршрут свой мы с Володей Тарабукиным закончили, ни разу больше лодку не ремонтировали, высох клей в тюбике без надобности. А от огонера осталась вечная память. И мне всегда становится радостно на душе, покойно, когда я вспоминаю его привычное «однака» и то, как он делал своё дело.

   Уиливаю и я, по «рецепту» Кешки, свою байдарку. Серега подшучивает, а дед Силантий пригрелся у костра и на все лады выводит свою песню, только эхо вторит ему. Добрый получился у меня «броневик». Ну да ладно, теперь дойдём до города Сима.

   Уе и звёзды зажглись на небе. Повечеряли. Высушили одежду и пошли в Игнатьевскую пещеру — историко–археологический памятник нашего края. На стенах и потолках сохранились наскальные рисунки древних, относящиеся к палеолиту. Пещера «двухэтажная», состоит из множества гротов и галерей с известняковыми останцами и натёчными образованиями. Долго мы бродили по пещере, но я всё–таки не решился углубляться в неё без проводника, хотя бывал здесь в студенческие годы.

   Уром снова в путь. Я иду дальше с грузом на байде, а Серёга с Силантием — берегом реки Сим. Договорились встретиться в определённом на карте месте. Кто приходит первый, тот ладит костёр, кипятит чай.

   П карте казалось: вот это место, рядом, дорога, идущая верхом, выходит к реке. Но я оказался там только часа через три–четыре, пока прошёл все повороты. Опять встретились завалы, и неудивительно, так как в бассейне рек Уфы, Сима за счёт закарстованности слагающих пород речная сеть развита слабо, часто встречаются временные водостоки, имеющие вид суходолов, которые заполняются водой только во время весеннего половодья. На Сим–реке есть места, где река совсем пропадает, уходит в карстовые образования, а через некоторое расстояние вновь появляется. И вот — место встречи. Никого нет. Жду. Весело потрескивает сушняк в костре. Вскипятил чай, прождал около двух часов своих попутчиков. Прикинул, что они уже проскочили это место, решили меня не ждать. Город Сим близко. Собрался и вскоре, переплыв Симский городской пруд, оказался на плотине, которую никак не обойти, а, значит, Серёга с Силантием должны меня ждать там.

   Пичалил к берегу. Нашёл плотинного мастера, к великому моему огорчённо выяснил, что и здесь их нет. Тут ужас закрался в мое сердце: наверное, что–то случилось с дедом Силантием или Сергеем, когда они обходили скалы, а я ушёл, не дождался, бросил их в трудную минуту.

   Быстро разобрал байду, вещи затащил на хранение в кладовку к плотинному мастеру. Взял НЗ, аптечку — и вперёд, к Игнатьевской пещере, на поиски пропавших. Вечерело. Приходилось спешить. По береговой дороге на место встречи пришёл когда, зажигались на небе звёзды. Костёр прогорел, зола ещё тёплая, нашёл свою записку в консервной банке, которую оставил для мужиков, записка не тронута, значит, здесь их не было. Но где же они?

   Тусливый холодок пробежал по телу опять, мысли разные роятся в голове, предчувствие беды тяжёлым грузом давит на плечи. Распалил костёр, кричу, шумлю, стучу по котелку — подаю звуковые сигналы, потом слушаю ночную тишину, но только двойное эхо где–то бродит в ночи, угасая в скалах Симских притёсов. Тишина. Что делать, где их искать? Решил разжечь костёр, на камнях пожара не случится, пусть горит всю ночь, а сам пошёл в направлении Игнатьевской пещеры. Хорошо хоть, что на мне болотные сапоги, а это значит, можно идти и по скале, по болоту, по воде. Как горный козёл, всю ночь пролазил по скалам и перелескам, не одну болотину пересёк, пока дошёл до пещеры, но поляна у пещеры, где мы ночевали, пуста.

   О каждого ночного лесного звука, крика шальной птицы — волосы встают дыбом. Вроде бы и не пацан уже, прошёл Север, и есть опыт якутской тайги, но страх не проходит. На рассвете, одуревший от неизвестности, вернулся к костру. Никого не было. Что делать? Решаю идти опять к плотине, вспоминаю, что есть ещё дорога, верхняя, вдоль берега реки. Снова стою на плотине. Тот же плотинный мастер не оставляет мне надежды: нет и нет, никто не приходил, и он совсем не слышал ни о Серёге, ни о деде Силантии.

   Оять холодок идёт, как электрический ток, по всему телу, доходит до самых пяток, ноги наливаются свинцом. Кляня всё на свете, ухожу обратно на поиски. Уже не сомневаюсь, что беда случилась, и скорее всего не на скалах, а при прохождении брода через реку Сим. Решил теперь идти только по береговой линии. Ноги уже натёр. Ну и что, сам виноват, бросил мужиков в беде, терпи теперь, не ной и не хнычь. Переваливаю через плотинную горушку, ухожу вновь на поиск. Прошёл с трудом первые километра три. И вот впереди, на открытой поляне, по которой идёт прибрежная дорога, навстречу мне со стороны Игнатьевской пещеры, опираясь на палку и прихрамывая, идёт дед Силантий, а рядом бредёт Серёга. Ноги подкашиваются. Значит, всё–таки они где–то были там, на маршруте, а я их не нашёл. На полусогнутых добрёл до них, и уже при встрече силы меня покинули. Упал перед ними на колени, прося о прощении. Слёзы бегут ручьём, бормочу слова покаянные, хотя сам понимаю, что нет прощения за ту подлость, которую я совершил, бросив их в критическую минуту.

   Срёга с Силантием ничего не понимают, никак не могут въехать в ситуацию. А потом матом Сергей останавливает мою истерику, орёт на меня, сбивая меня с толку. Потихоньку начинаю успокаиваться. Все живы–здоровы. А это главное. Нервно закурил сигарету. Оказывается, мужики упёрлись в отвесную скалу, по воде не пройти — глубоко, полезли наверх, там нашли дорогу, которая верхом идёт в Сим. Легко и быстро вышли на Симскую плотину. Предупредили обо мне плотинного мастера, ушли искать хату для ночлега на окраине посёлка. Нашли, затопили баню. А меня всё нет и нет. Сходили в баню, у хозяйки взяли браги, чуток дёрнули, разморило, посоветовались и решили, что ничего со мной не может случиться, легли спать — утро вечера мудренее. А утром, видя, что меня нет, вернулись к месту встречи, нашли мою записку и только теперь решили идти в Сим нижней дорогой, мне навстречу, не ведая, о моих ночных побегушках. Оказалось, когда я пришёл на плотину, мастер сменился, забыв сказать обо мне сменщику…

   * * *

   Ивот спустя 20 лет совершаем автопробег по маршруту Миасс — озеро Зюраткуль с посещением Берендеева Царства, Китовой пристани, уходим в посёлок Тюлюк с подъёмом на гору Иремель, а потом опять — Игнатьевская пещера.

   В время движения к пещере произошла словесная перепалка с руководителем автопробега. Остановка на верхней тропе, где должна быть ночёвка. Я ушёл в лес успокоиться. Лес всегда лечит меня, а я боялся сорваться и наломать дров. Пошёл к избе, но там никого не было, пришёл к реке Сим, искупался, вернулся на место ночёвки, но колонна уже ушла, оставив мне майку и записку: «Ушли в Миасс. Позвони на сотовый…»

   Входит (опять, вот совпадение!) Сергей обиделся на мою прямоту и увёл колонну в Миасс, оставив меня босиком на дороге, без вещей, без документов и денег в лесу, за 250 км от дома. Ну что же, опять испытание, опять экстрим, нам не привыкать.

   Пмолясь, почапал я по полевой дорожке, отмеряя километр за километром. Впереди — ночь. Всё повторяется, с небольшими вариациями. Несмотря на все тяготы моего пути, на следующее утро я был уже в Миассе, дома.

   Смский провал. Место какое–то коварное, а может быть, здесь какая–то особая энергетика, связанная с карстами реки Сим?

   руководитель детского общественного объединения «Азимут».