Зон бьющегося оконного стекла, грохот разрывов, крики, кровь — и всё это скрыто завесой смрадного дыма. Группа фашистов неслышно подползла к советскому штабу и забросала гранатами. Дверь слетела с петель, и солдаты в панике побежали. Вдруг поверх голов бегущих была дана очередь из автомата, и прозвучал голос командира батальона Рузашвили: «Стойте! До Москвы, что ли, отступать будете!» Видно, правду говорят: если есть мужество повелевать, повиновение последует. Команда словно отрезвила бегущих, вернула им силы. И повернув, наши бросились на врага. Тут настал черёд немцев: побросав оружие, они бежали.

   Н дворе намело сугробы, а мы сидели в тепле, и Николай Иванович Грешняков, бывший фронтовик, неспешно прихлёбывая чаёк, рассказывал о военных годах. И одна за другой вставали в его памяти картины детства. Бескрайние башкирские степи, пышно–зелёные луга и нежные головки полевых цветов. Родная деревня Каменка, где известен ему каждый закоулок, каждое деревце. Его семья — родители, Мария Михайловна и Иван Степанович, двое братьев — родной Михаил да приёмный Василий. Мать, как водится, по хозяйству хлопотала, а отец, поскольку лошадей страстно любил, конюхом работал. Учёным по тем временам считался: ещё при царской власти окончил четыре класса и даже служил волостным писарем.

   Вшколе, где учился Николай Грешняков, парты длинные, на шесть человек рассчитанные. Первая учительница, Мария Ивановна, ох, и строгая же была! В классе такая тишина — муха пролетит, и то слышно! Преподавала Мария Ивановна у деревенских ребятишек до четвёртого класса. А на уроки в старшие классы бегала ребятня за три километра. На зимнее время правление выделяло на каждых шестерых школьников лошадь с кошевой. И, конечно же, помимо учёбы, много было забот у ребят. Родителям помогали аж с шести лет, так что минуты свободной не было. Потому и сейчас Николай Иванович каждое мгновение ценит, без дела ещё никогда не сиживал.

   — Родители нас в строгости воспитывали, — вспоминает бывший фронтовик. — И правильно, жизнь сама тогда этому учила. Помню, когда мы садились за стол, разговоров не было.

   Н Крещение или на Новый год мать напекала пирогов да кренделей — и молились подолгу, прежде чем за еду приниматься. Только пацаны востренькие были: мать поклон земной бьёт, а они — хвать со стола что–нибудь вкусное. Быстро пролетело детство. И грянула война.

   …Шёл октябрь 1943 года. Николаю не исполнилось 17 лет, как забрали его в школу снайперов вместе с 16 пареньками из родного села. После войны же вернулось всего семеро, сейчас живы только двое... Привезли 800 молодых ребят в Оренбургскую область, на станцию Колтубановку. Поселили новобранцев в шести километрах от неё, и начали они воинскую науку изучать. На каждый предмет был свой преподаватель: по топографии, сапёрному делу, огневой и химической подготовке. Подъём в шесть утра. Физзарядка, завтрак и — учёба, учёба. Правда, один выходной, воскресенье, всё же был. Кто письма писал, кто подворотнички свежие пришивал да ботинки начищал. Чинить обмундирование не приходилось — одевали ребят неплохо. И голода Николай почти не узнал.

   — Кормили нас как курсантов, по девятой норме. Утром — макаронный суп, да такой, что ложка стояла, 250 граммов белого хлеба, 50 граммов сливочного масла и кружка компота.

   А через восемь месяцев, в мае 1944 года, отправили молодых бойцов на фронт. 900 километров пешком, в полном боевом вооружении, отшагали они до позиций Первого Прибалтийского фронта. Попал Николай в отдельный взвод при штабе армии, было в нём 38 человек и два «студебеккера». Первый бой приняли — даже окопы вырыть не успели. Накидали камней около баньки, за ними и спрятались. Помнит Николай Иванович, как пошли на штурм немецкие танки. Один остановился, выскочил из него здоровый лысый немец, не целясь, дал очередь из автомата, прыгнул в танк и почему–то в обратном направлении укатил.

   З всё время, что довелось быть Николаю на войне, много смертей ему запомнилось, в том числе и дорогих людей.

   — Нет такого человека, который бы смерти не боялся, — говорит Николай Иванович.

   Смые страшные бои были, когда наши шли в наступление. Мало кто выживал в них. Потому перед боем 100 граммов наливали.

   Вгоды войны судьба по–разному распоряжалась жизнями людей. Помнит, как остался в строю раненный в живот командир полка майор Халявицкий, который умер уже после боя. Больше всего бойцы боялись даже не смерти, а плена. При выходе из окружения в плену оказались двое фронтовых друзей Николая. Одному из них удалось бежать, а второго после освобождения осудили на десять лет ссылки, отправив в Донбасс на шахты. Но там его жизнь постепенно наладилась, женился он на управляющей шахтой и после войны приезжал на родину, где и встречался с Николаем.

   Вевал Николай Иванович в Латвии. Сильно беспокоили там советские войска латышские легионеры из корпуса «Свобода Латвии». Они сражались как против немцев, так и против русских. Прошёл Николай Литву, Восточную Пруссию. Через каждые два–три дня полк продвигался вперёд километров на 20. Бой под городом Германовичи запомнился тем, что в течение двадцати дней немцы обстреливали советские войска, да всё мимо. Так что наши солдаты чувствовали себя вполне спокойно и даже яблоки рвать ходили.

   Дажды за время войны Николай Иванович был ранен. Один из них под Вильнюсом, когда там шли освободительные бои. Пролежал в госпитале месяц и догнал свою часть. Второй раз ранило его в августе 1944 года. Война близилась к концу, и после госпиталя вернулся Николай домой. Пришёл в родную деревню с военными наградами: орденом Славы III степени, орденом Отечественной войны II степени, потом и медали юбилейные получил, в том числе медаль Жукова. Немудрено, что встретили его как героя. В честь возвращения бойцов настоящие праздники устраивались и дома, и на улице с молодёжью. Братья Николая на войну попасть не успели, правда, Михаилу довелось с бандеровцами повоевать. Устроился Николай в колхоз бухгалтером, и стала постепенно налаживаться мирная жизнь.

   ВМиассе были у него хорошие знакомые, они рассказали об автомобильном заводе. Но попасть туда оказалось делом непростым. Рабочих набирали тогда, в основном, только в железнодорожный и литейный цехи. Но всё же в 1952 году устроился Николай на завод грузчиком, а потом мастером в ЦОП–2. И станочником работал, тяжёло было. Шутка ли, работать с раздаточной коробкой весом в 57 килограммов. Трудились бригадой в шесть человек, 12 часов кряду, так что на следующее утро нельзя было ни рукой, ни ногой пошевелить. Потому в шасси перешёл слесарить, а затем и бригадиром назначили. Так и пролетело незаметно на заводе ни много ни мало — 37 лет. Конечно же, и заводские награды имеются у Николая Ивановича: знак «Победитель социалистического соревнования 1978 года», благодарности за рационализаторские предложения. Встретился в Миассе Николай с Зоей, которая и стала его судьбой. Выбирал он себе жену обстоятельно. Нравилось ему, что девушка была аккуратная, чистоту и порядок любила, да к тому же — красивая.

   А там и ребятишки народились. Впоследствии дочь Светлана работала завучем в школе N№ 30, сын Александр на заводе трудится энергетиком в модельном цехе. Выросли внуки. Жанна бухгалтером стала, Дима в электромеханическом учится, а младший, Сеня, в пятый класс ходит. Деда учит, когда тот ворчит, если внучок не туда лезет: «Обожди, не лезь!» — «Деда, не обожди, а подожди!»

   Нколай Иванович всегда жил в своём доме. Даже когда квартиру предлагали — не взял. Здесь и сад с огородом, и по хозяйству хлопот немало. Зимой ещё и от снега тропинки только успевай очищать. Потому и тосковать некогда Николаю Ивановичу, но бывает, присядет на крылечко своего домика, вспомнит годы былые, и взгрустнётся ему от раны растревоженной, незажитой да памяти верной, неубитой, как поётся в песне Леонида Сергеева «Колоколенка»:

   …Горочки–пригорочки, башни,колоколенки.

   Чо кому назначено? Чей теперь черёд?

   …Рана незажитая, память неубитая,

   Слнышко, да полюшко, да геройский взвод.