Толлейбус уносит меня вдаль, в тревожную серую дымку. В голове проносится рой |обрывочных мыслей, мелькают лица —

   чужие, незнакомые. Я все пытаюсь представить себе, как может выглядеть обычный,

   среднестатистический ВИЧ-инфицированный. И не могу… Черты лица расплываются, образуя некую серую массу,

   на которой светятся два огонька — глаза… Все оказывается намного прозаичней.

   — Я вас прекрасно понимаю, — словно читает мои мысли врач кабинета анонимного обследования Татьяна Васильевна Никулина. — Когда я только устроилась сюда, у меня было точно такое же чувство. Казалось, весь мир болен СПИДом и в эпицентре этой боли — город Миасс. Сейчас я немного пришла в себя. По крайней мере, бежать мыть руки после каждого больного уже не хочется.

   — А может, зря не хочется? Чем черт не шутит. Как говорится, береженого Бог бережет.

   — Дело в том, что риск подхватить ВИЧ-инфекцию в быту невелик. Разве что через зубную пасту или бритву. Иногда заражаются через татуировку или в драке, разбив противнику нос. И все. Вы можете совершенно безбоязненно ходить вместе с ВИЧ-инфицированным в баню, бассейн, пользоваться общим с ним полотенцем или любыми другими предметами обихода — заражения не произойдет, если… у больного нет открытых ран и порезов, из которых сочится кровь.

   — Вот именно: если нет. А если есть? Как уберечься? — спрашиваю я, вспоминая нашумевшие в Миассе случаи, когда наркоманы, желая еще кого-нибудь прихватить с собой в мир иной, резали себе вены и обмазывали зараженной кровью автобусные поручни.

   — Для того и существуют правила гигиены. Пришли с улицы — помойте руки, заставьте сделать то же самое своего ребенка.

   — Давайте обрисуем социальный портрет ВИЧ-инфицированного. Кто он, чем занимается?

   — Если посмотреть результаты прошлых лет, то основная масса с диагнозом ВИЧ идет из больниц (инфекционное отделение, гнойная хирургия) и психоневрологического диспансера. Причем, подавляющее большинство из них — наркоманы, которые заражаются сами и заражают других — жен, подруг. Иногда, хотя это бывает гораздо реже, инфекция передается от женщины к мужчине, и от матери — к ребенку.

   Впоследнее время меня также тревожит ситуация в воинских частях. Участились случаи, когда ребята, отслужив в армии, возвращаются законченными наркоманами или с диагнозом ВИЧ. Особенно в этом плане неблагополучна Свердловская область. Ну и, конечно, Москва, Чечня.

   — Я заметила, в вашей печальной статистике есть и подростки, дети…

   — Да, и это очень страшно. СПИД год от года «молодеет». У нас на учете, например, состоит двое ВИЧ-инфицированных, которым всего по 10-12 лет. Они заразились через наркотики, которые вводили им их старшие «товарищи» — больные и наркоманы со стажем. А все началось с невинного баловства. В доме напротив бойко шла торговля наркотой. Однажды пацанам захотелось попробовать.

   — А верхняя возрастная граница? Неужели болеют СПИДом и старики?

   — Представьте себе! Старики — не старики, а люди преклонного возраста заражаются. В данный момент в местах не столь отдаленных находится мужчина, который заразился в 55 лет. А еще есть ВИЧ-инфицированная женщина, скупщица наркотиков. Ей — 45. Вот вам и старики-разбойники.

   — Кого среди заболевших больше: богатых? бедных? одиноких? семейных?

   — Одиноких, конечно, больше. А в остальном… ничего сказать не могу. Практика показывает, что ни деньги, ни другие материальные блага от диагноза ВИЧ не спасают.

    Кстати, среди ВИЧ-инфицированных много цыган, а они, как правило, все хорошо обеспечены.

   — Ну, это ни для кого не секрет. Я так полагаю, старая часть в этом плане лидирует?

   — Вместе с автозаводом. На втором месте стоят машгородок и Динамо. А еще есть поселки Мелентьевка, Строителей…

   — Каков социальный статус заболевших? Они учатся, работают?

   — Честно говоря, таких немного. Но мы только приветствуем желание человека работать. Ведь среди людей он не чувствует себя изгоем.

   — А если об его диагнозе узнают?

   — Только если сам признается. Потому что у нас соблюдается полная конфиденциальность. Любой обратившийся в кабинет анонимного обследования может быть совершенно уверен в том, что его секрет останется в тайне.

   — Даже если эта тайна может стоить кому-то жизни?

   — Сложный вопрос. ВИЧ-инфицированные — не изгои, они не ограничены в своих правах. Другое дело, что вместе с правами они приобретают двойные обязанности, которые, почти по Библии, можно выразить одним словом: не зарази. Но, насколько мне известно, таких случаев преднамеренного заражения ВИЧ у нас в Миассе еще не было.

   — Это со стороны ВИЧ-инфицированных, а со стороны медиков, например, через донорскую кровь?

   — Пока, тоже. Хотя по Челябинску уже прошла такая волна.

   — Что чувствует человек, когда узнает о своей болезни?

   — Первая реакция — это шок. Представьте себе, что человек жил — учился, работал, дружил, любил и… вдруг он узнает о том, что болен ВИЧ. Мы его, конечно, успокаиваем, как можем. Но что скажешь 14-летнему подростку, когда он, глядя тебе в глаза, спрашивает: «А сколько мне еще осталось?».

   Впрошлом году у меня обследовалась семейная пара. У них обнаружили ВИЧ. Спустя полгода они снова пришли на прием и сказали, что до сих пор не могут спокойно спать. Тревожные мысли никак не дают покоя.

   Яуходила из кабинета анонимного обследования с совершенно иным чувством. Больной СПИДом представлялся мне не изгоем, а обычным человеком с необычной и очень большой бедой, с которой все мы просто обязаны помочь ему справиться…

   Виктория КРЕЦЮК