Иан Григорьевич Алёхин — ветеран завода. Около тридцати лет работал в моторном цехе, несколько меньше — в агрегатном производстве. Сейчас на заслуженном отдыхе.

   — А когда-то здесь размещался партком, — сказал Иван Григорьевич, поднимаясь по лестнице на четвёртый этаж в редакцию нашей газеты. — Жизнь била ключом! Что-то обсуждали, к чему-то стремились, добивались и достигали…

   — Часто приходилось здесь бывать?

   — Да. Меня партгрупоргом выбрали. Все вопросы рассматривали и на контроле держали: ремонт станков, выполнение плана, общественная работа, учёба, трудовая дисциплина, качество продукции. Помню, как-то замахнулись даже на смежников — Челябинский абразивный завод. Абразивы, которые они поставляли, не выдерживали никакой критики. Терпели мы, терпели, надоело и решили привлечь к этой проблеме мощную силу — одну из центральных газет, «Социалистическую индустрию». Приезжал корреспондент, разбирались. Вышла статья. Помогло. Нередко партию ругают. А я так скажу: слово партийное вес имело. И немалый.

   — Иван Григорьевич, для вас завод — это…

   — …второй дом. Часто вспоминаю. Выбирал работу нелёгкую: и продукцию дашь, и денежки заработаешь. Работал балансировщиком на коленчатых валах. Сама по себе эта деталь тяжёлая. Да и операция трудоёмкая. В мотор ставили шатуны — на коленчатый вал крепятся. Там шесть шеек. Ставишь их, а они разные. Какая-то тяжелее. И чтобы подогнать, надо высверлить металл. Без знания специальной таблицы, где градусы показаны, как и сколько взять, какая должна быть глубина отверстий, ничего не получится. Дорогая была профессия. А вообще-то у меня записано: слесарь механосборочных работ. Шлифовать могу, полировать. Фрезеровать. И сейчас бы на завод пошёл, хоть сторожем куда-нибудь.

   — Ваш труд всегда достойно отмечали. Какие моменты особенно памятны?

   — Самую первую награду получил около пятидесяти лет назад как участник сельскохозяйственной выставки. Наши «Уралы» были тогда лучшими, отмечалось их высокое качество.

   ВМоскву ездил профсоюзную премию получать. Хороший приём был в Министерстве автомобильной промышленности. Жили в гостинице, посетили ВДНХ.

   ВКремле побывал, на совещании народных контролёров. От нашего города мне одному была оказана такая высокая честь. Сейчас это кажется смешным, ну, а тогда, возвращаясь из столицы, вёз гостинцы — апельсины и мандарины. И запах их выдавал содержимое моей авоськи.

   — Иван Григорьевич, люди вашего поколения в шифоньерах нередко хранили вещи «на выход»…

   — А как же? По праздникам выглядели нарядно.

   Укаждого что-то было обязательно. И у меня тоже. Достаёшь, одеваешься — настроение уже совсем другое!

   — День седьмого ноября — красный день календаря…

   — И этот, и много других замечательных дней отмечаю до сих пор. Самый дорогой — День Победы. Праздником были когда-то и субботники, и демонстрации, и выборы. В наши дни, по статистике, голосуют всего 25–30 процентов людей. Ощущение праздника у меня, конечно, исчезло, но голосовать хожу.

   — Ваш выбор со временем претерпел какие-то изменения?

   — Нет. Линия осталась прежней — голосую за коммунистов. Мои взгляды с детьми, они уже взрослые, разошлись.

   — Облик нашего города раньше и теперь.

   — Когда-то вшестером в одной комнате ютились, в бараке на Орловской улице. Было такое трудное время. Рос завод, вместе с ним город. Много строили. Моя семья, как и другие заводские семьи, дождалась счастливого момента: получили ордер на новую четырёхкомнатную квартиру. Обставляли её в кредит. Радости было, когда магазин привёз нам всё это «богатство»: шифоньеры, письменные столы, диван, телевизор, сервант! Не было ни гроша, и вдруг алтын! Затянули потуже поясок и рассчитались со временем.

   Савнивая Миасс тех далёких лет с городом, в котором живём, можно сказать, что он значительно вырос. Появились новые жилые районы, открылись какие-то учреждения, фирмы, школы. Всё так. Но «лицо» города, такое уж у нас, видно, время, во многом определяют деньги. Есть они — можно в любом месте купить помещение, открыть магазин. Идёшь и натыкаешься на многочисленные крылечки, входы-выходы.

   Жлезные двери в подъездах, а за ними — мусор, грязь и обшарпанные стены. И где те домоуправы, старшие по подъездам, наводившие когда-то порядок?

   Ощественный транспорт, похоже, на ладан дышит. Сделали платный проезд, мотивируя тем, что его надо содержать и обновлять, а лучше не стало.

   Ичезли детские и юношеские организации. И вместе с ними куда-то на второй план отошло само воспитание. Хотя, дети теперь тоже грамотные пошли и за пояс хоть кого заткнут. Внук как-то приходит из начальной школы и бабушке сообщает, что надо бы на учительницу в суд подать. Уж очень много по математике задаёт.

   — Обошлось?

   — Да. Повезло учителю, передумал: занят был.

   — Иван Григорьевич, всё, о чём когда-то мечтали, сбылось?

   — Не всё. Выросли и выучились дети. Есть внук. Есть условия для жизни и отдыха. А вот что не смог построить, так это гараж. Транспорта у меня нет и никогда не было. Думал на старости лет овощи там хранить.

   — У телевизора время проводите? Чему отдаёте предпочтение?

   — Люблю старые фильмы. Они жизненные. Сейчас в основном убийства показывают, догоняют долго, потом убивают-убивают и никак не убьют. И всё в подробностях. Неинтересно. «Человек и закон» смотрю, «Кто хочет стать миллионером?», «Поле чудес» (когда без детей выходит).

   — Почему?

   — Жалость вызывают.

   — ???

   — Стоят, подарки выпрашивают вместе с родителями, стыдно…

   Еу, деревенскому пареньку, выросшему в семье, где одних только детей было восемь душ, не понять никогда: как просить можно? Если чего-то хочешь — сделай сам, заработай денег — купи. Хозяйство большое было, многое детям доверялось. В первый класс пошёл —боронил, подрос — в ночное отправляли. Что-то своё скорее отдаст, чем попросит. Дочь вся в отца пошла — последнюю рубаху с себя снять может. На садовый участок то одного, то другого пригласит, чем-нибудь всегда поделится.

   — Я не вмешиваюсь, — говорит Иван Григорьевич. — Нам хватит. Вот так и живём.