Сой девятнадцатый день рождения бригадир электромонтёров Московского автозавода Евгений Суворкин встретил в поезде на пути в Ульяновск, куда первоначально Государственный Комитет Обороны решил эвакуировать ЗИС. Немецкие войска подошли совсем близко к столице. Тревога буквально витала в воздухе. 16 октября всех работников уволили с завода. И в течение двух последующих недель рабочие демонтировали оборудование. А 7 ноября, сразу же после радиотрансляции военного парада, их посадили в поезд и отправили в город на Волге.

   Дрожный паёк, как вспоминает Евгений Михайлович, включал такие продукты, которые люди не видели потом всю войну: колбасу, сливочное масло, кетовую икру и горячий хлеб. Правда, булки эти, к огорчению не искушённого жизнью паренька, быстро заплесневели в наглухо закрытом мешке.

   ВУльяновске москвичи прожили до середины зимы, а потом снова в путь, на заснеженный Урал. Обычно отмеченный умеренным климатом древний Симбирск провожал их лютым пятидесятиградусным морозом, усиленным колючим ветром. Поэтому Миасс, защищённый от ветров чашей гор, показался приезжим сущим раем.

   Зпомнилось: на территории будущего завода стояло два здания — модельный и моторный цехи, а там, где потом был построен цех шасси, неказистая кирпичная будка. Здесь предстояло в короткие сроки возвести заводские корпуса, где позже начнётся сборка первого автомобиля.

   И города, куда их поселили в частном секторе, до места работы первостроители добирались на газовых машинах, — посадочная площадка была на улице Первомайской. Интересно, что первоначально перемены в своём уже устоявшемся и довольно патриархальном житье–бытье коренные жители встретили настороженно: «Не пойду я на эту ЗИЗу.» Но голод не тётка, и вскоре здесь работала довольно внушительная часть трудоспособного населения.

    Местные жители подрабатывали возчиками. Лошади, как тягловая сила и источник заработка, ценилась на вес золота. Евгений Михайлович рассказывает, что однажды в цехе лошадь наступила на кабель и её убило током. Хозяин волосы на себе от горя рвал.

   Птались рабочие в столовой, которая размещалась там, где сейчас постамент с «Захаром». Тарелки — что-то вроде глиняных черепков, о которые за очень короткое время алюминиевые ложки (их рабочие носили с собой) стачивались по краям. Скудное питание при напряжённом, на грани человеческих возможностей труде, непрезентабельная одежда и обувь, ночёвки в цехах, штабеля гробов в неотапливаемом моторном цехе. Удивительно, но заводские эти будни мало влияли на настрой молодёжи. Отчаянию предаваться было не принято, зато песни и шутки звучали очень часто.

   Каем глаза Евгений (он тогда работал энергетиком моторного цеха) как-то заметил: в коллективе главного энергетика появилась новенькая. С экзотическим для здешних мест именем — Мария Стюарт. Кто знает, может быть и вправду у семьи было какое-то родство со знатной европейской фамилией: её тезка и однофамилица на шотландском троне в XVI веке, борьба за английский престол, обвинение в заговоре…Хотя, какие уж тут исторические параллели с другой эпохой, другой страной, иными обстоятельствами. Только во внешности голубоглазой стройной девушки с пышными золотистыми волосами и впрямь было что-то аристократическое. Возможно потому, что папа её, тогда начальник пожарной команды в Миассе, был выходцем из дворянского рода, что по вполне понятным причинам не афишировал. Это он привил дочери любовь к изящной словесности и музыке, научил играть на балалайке и гитаре. К тому же Мария Стюарт, как и многие девушки её возраста, пребывала в лирическом настроении.

   — Бежим, бывало, с подружкой на работу в декабре по снегу в лёгких тапочках, — вспоминает Мария Георгиевна, — а в душе цветы цветут.

   Смпатия, как оказалось, была взаимной. С тех пор у них и воспоминания — общие. Например, как, повинуясь какому-то безотчётному чувству, Женя буквально выдернул свою подругу из уже привычного для них тамбура первого вагона мотовоза, перед тем, как он двинулся зимним вечером 1944 года в свой роковой путь. И они перескочили в другой вагон. Что случилось потом, до сих пор стоит у них перед глазами: искорёженный металл, залитые кровью сугробы, крики и стоны. На работе на следующий день сослуживцы встретили их слезами и объятиями: считали погибшими.

   Ктати, интуиция не раз помогала Евгению Михайловичу предотвращать беду. Много позже, например, тревога заставила его во внеурочный час пойти с работы домой, где он увидел среди комнаты, наполненной дымом, включенный утюг на столе: младшая дочка куда-то, видимо, торопилась.

   Пимечательно, что свадьбу они справили накануне дня окончания войны. С тех пор для них этот праздник двойной.

   Сйчас у Суворкиных, кроме двух взрослых дочерей — Людмилы и Ольги, трое внуков и столько же правнуков. Все живут в Миассе. В 1995 году Евгений Михайлович и Мария Георгиевна отметили золотую свадьбу. Иногда они открывают семейный альбом, рассматривают старые фотографии, вспоминают свою молодость, своих друзей, становление завода. С интересом прочитали книгу Артура Манина «Завод у подножия Ильмен». И удивились, не встретив имён людей, которые вместе со всеми поднимали завод, приближая час выпуска первой уральской машины. Это Павел Ципляев, Александр Филимонов, Михаил Афонин, Александр Дымков, Алексей Хвостов, Алексей Тронов. Пусть же этот перечень будет воспринят читателями как восстановление исторической справедливости.