Пместный Собор Русской Православной Церкви 1971 года торжественно отменил клятвы (анафематствования) на старые обряды и на придерживающихся их. Старые русские обряды были признаны спасительными и равночестными новым обрядам. В докладе, зачитанном на Поместном Соборе, никонова реформа характеризовалась как «крутая и поспешная ломка русской церковной обрядности», предпринятая в силу ошибочного взгляда на обрядовые различия как на различие в вере. Основания для замены двоеперстия на троеперстие объявлялись более чем сомнительными, а воззрение на старые русские церковные обряды как еретические отвергалось как неправильное и необоснованное1.

   Ножиданным это постановление Собора может показаться лишь незнакомым с проблемой, в действительности равночестность старых и новых обрядов признавалась церковными властями уже давно. И это не могло быть иначе, поскольку церковная жизнь русского народа, со времени принятия им крещения и вплоть до наших дней, зиждется на вере равноапостольных Владимира и Ольги, преподобного Сергия Радонежского, святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена, этих несомненных двуперстников (в этом смысле Русская Церковь – укоренена в старообрядчестве). Уже в 1765 году в «Увещании православной кафолической Церкви» митр. Платона (Левшина) признавалась православность старых обрядов и спасительность их употребления.

   В1800 г. императором Павлом было разрешено и утверждено так называемое Единоверие, при котором старообрядцам, канонически подчиненным священноначалию РПЦ, дозволялось иметь священников для совершения богослужения по старому обряду.

   Рд положительных решений по вопросу отношения к Старообрядчеству был принят церковными органами в 1906, 1918 и 1929 годах2 .

   Тким образом, Собор 1971 года лишь подвел итог многолетней дискуссии по старому обряду, а говоря точнее, утвердил решения Священного Синода, принятые еще в 1929 году. Вот как это выражено в соборном определении:

   «Рассмотрев вопрос... с богословской, литургической, канонической и исторической сторон, торжественно определяем:

   1. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды, и равночестными им.

   2. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. об отвержении и вменении, яко не бывших, порицательных выражений, относящихся к старым обрядам и, в особенности, к двуперстию, где бы они ни встречались и кем бы они ни изрекались.

   3. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. об упразднении клятв Московского Собора 1656 года и Большого Московского Собора 1667 года, наложенных ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православноверующих христиан, и считать эти клятвы, яко не бывшие.

   Овященный Поместный Собор Русской Православной Церкви любовию объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей Святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами... Да приведет Господь расстоящаяся паки воедино, и в любви друг ко другу да исповедуем и славим едиными устами и единым сердцем Отца и Сына и Святаго Духа»3 .

   Пжалуй, можно сказать, что исполнилось то, о чем писал в 1912 г. известный церковный историк, профессор Московской Духовной Академии Н. Ф. Каптерев: «Осуждение собором 1667 года, руководимого двумя восточными патриархами, русского старого обряда было, как показывает более тщательное и беспристрастное исследование этого явления, сплошным недоразумением, ошибкою, и потому должно вызвать новый соборный пересмотр всего этого дела и его исправление, в видах умиротворения и уничтожения вековой распри между старообрядцами и новообрядцами... чтобы Русская Церковь по-прежнему стала единою, какою она была до патриаршества Никона»4 .

   Н если старые обряды равночестны новым, то прежде всего напрашивается вывод, что никонова реформа была вообще не нужна?.. Именно это и подтвердил профессор Ленинградской Духовной Академии протоиерей Иоанн Белевцев в своем докладе на 2-ой Международной церковно-научной конференции, проходившей в Москве 11-19 мая 1987 г. : никонова реформа была «богословски не обоснованной и совершенно не нужной» 5 .

   Иак, великий русский Раскол, который, не боясь преувеличений, можно назвать великой религиозно-национальной катастрофой, явился следствием реформы, которая, как выяснилось, не была обоснована ни богословски, ни канонически и просто-напросто была не нужна Церкви.

   Н слишком ли категоричны эти выводы? В таком случае кому нужна была эта «реформа», каковы были ее истинные причины и цели, кто являлся ее творцом? Предлагаемая работа и есть краткое, в объеме журнальной статьи, изложение сути затронутой проблемы.

   Более подробно на эти вопросы автор настоящей статьи попытался ответить в своей книге под названием «Церковная реформа XVII века, ее истинные причины и цели», Рига, 1992, Ч. 1,2 (300 стр.), готовящейся в настоящее время к переизданию, с уточнением некоторых деталей исследования, а также с добавлением третьей и четвертой частей.

   Гавный вывод исследования совпадает с заявлением проф.-прот. И. Белевцева, а именно: никонова реформа не обоснована ни богословски, ни канонически, эта реформа была навязана Церкви искусственно. Главным творцом реформы является царь Алексей Михайлович, а не Никон, который был всего лишь исполнителем, поэтому и реформу более справедливо было бы назвать алексеевской, а не никоновской, тем более, что и реформаторской деятельностью Никон занимался всего 6 лет, в период его пребывания на патриаршей кафедре с 1652 по 1658 год, для царя же реформа была делом всей его жизни вплоть до 1676 года (дата смерти).

   Н Ф. Каптерев в своей книге «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» пишет:

   «Инициатива произвести церковную реформу, в смысле объединения наших церковных чинов, обрядов и богослужебных книг с тогдашними греческими, принадлежит не Никону, а царю Алексею Михайловичу и его духовнику, протопопу Стефану Вонифатьевичу. Они первые, еще до Никона, задумали произвести церковную реформу, ранее наметили ее общий характер и начали, до Никона, понемногу приводить ее в исполнение; они еще до Никона вызвали в Москву из Киева знающих греческий язык книжных справщиков, с помощью которых еще до Никона уже начали исправлять наши книги с греческих и, что главное, они же создали и самого Никона как реформатора-грекофила. Никон, сделавшись патриархом, только выполнял ту программу, какая ему дана была, конечно, в самых общих чертах, царем и Стефаном Вонифатьевичем. Правда, что в самое выполнение программы царь активно не вмешивался, предоставив в этом деле Никону полную свободу»6 .

   Шроко распространено мнение, что якобы реформа XVII века проводилась с целью исправления ошибок и описок, вкравшихся в богослужебные тексты с течением времени, но мнение это весьма далеко отстоит от истины. Объективное сравнение текстов богослужебных книг предреформенных, иосифовской печати, и послереформенных не оставляет сомнений в ложности утверждения о недоброкачественности предреформенных богослужебных книг – описок в этих книгах, пожалуй, меньше, чем опечаток в современных нам книгах. Более того, сравнение текстов позволяет сделать как раз противоположные выводы: послереформенные тексты значительно уступают по доброкачественности предреформенным, поскольку в результате так называемой правки в текстах появилось огромное количество погрешностей разного рода и даже ошибок (грамматических, лексических, исторических, догматических и пр.). Примеры сравнения текстов будут приведены ниже.

   Ближайшей же целью реформы было достижение единообразия между русской и греческой церковной практикой, взяв за образец греков, на что указывает и Н. Каптерев в вышеприведенном высказывании. Это отмечено и в докладе митрополита Никодима, зачитанном на Поместном Соборе 1971 года7 . Цель же церковного единообразия с греками диктовалась исключительно политическими соображениями.

   Дло в том, что царь Алексей Михайлович первым из русских царей всерьез готовился воссесть на древний Византийский престол, став тем самым во главе вселенского Православия, всерьез готовился сделаться наследником и продолжателем дела древних православных греческих царей. Можно сказать, что политическая наивность этих замыслов вполне соответствовала наивности и недалекости самого царя, которого с полным основанием можно назвать бедой России да и вселенского Православия на все времена. Реформа для достижения церковного единообразия по греческому образцу была для царя первой ступенью в осуществлении его замыслов, как бы идеологическим фундаментом для будущего политического единения всех православных государств под его державой в единую Великую Греко-Российскую Восточную империю.

   Вт как говорит об этом Н. Каптерев: «Алексей Михайлович считал себя преемником древних благочестивых греческих императоров не только в делах веры и благочестия, но и законным наследником их царства, верил, что ему или его преемникам, действительно, суждено в будущем владеть самым Константинополем и всеми православными народами, томящимися под турецким игом... Ему не чужда была мысль сделаться освободителем православных народностей из-под турецкого ига и овладеть, как своим наследием, Константинополем, и церковное единение он считал первою и необходимою ступенью будущего политического единения»8 .

   Ксожалению, эта мысль царю Алексею была не только не чужда, но этой мысли была подчинена вся его жизнь и вся его деятельность. Идея наследования Византийского престола стояла перед русским самодержавием и во время опубликования Н. Каптеревым своего исследования, отсюда понятно, почему историк говорит на эту тему весьма осторожно и уклончиво.

   Иториософскую суть явления сформулировал в 1938 г. на лекции студентам Парижского богословского института в кратком высказывании, на котором лежит отблеск гениальности, известный русский историк и богослов А. В. Карташев:

   «Задача Третьего Рима в голове молодого царя Алексея Михайловича воспылала мечтой освободить православных от турок и войти в Царьград василевсом всего Православия, а его друга патр. Никона – служить литургию в Св. Софии во главе четырех остальных патриархов. Для этого спешно нужно согласовать все книги и обряды с греческими. Началась неграмотная и нетактичная ломка. А греческим справщиком у патр. Никона оказался Арсений, выученик униатской коллегии в Риме, а оригиналом для исправления – новопечатные греческие книги, изданные в Венеции. Московская церковная элита в лице избранных протопопов с Аввáкумом во главе ревниво и бурно восстала против этих латинских тенет, вдруг опутавших Св. Русь, с пророческим гневом разорвала их и создала, при слепоте и упорстве властей, широкое народное старообрядческое движение»9 .

   Сма идея политического объединения всех православных народов под державой русского царя возникла после падения Византии в 1453 году. Тот факт, что Россия стала духовной наследницей Византии не вызывал сомнений ни у кого. В 1516 г. старец Филофей в послании к вел. князю Василию III пишет ставшие потом знаменитыми слова: «Вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, третий (т. е. Москва. – Б. К.) стоит, а четвертому не быти... Един ты во всей поднебесней христианом царь»10 . На этой идее об исключительном призвании русского царя в православном мире и был воспитан Алексей Михайлович, причем столь основательно, что, став царем, будучи еще, можно сказать, ребенком, решил (не от большого ума, добавим) в своем лице воскресить образ древних греческих императоров. К войне с турками подстрекали, подталкивали и великого князя Василия III, и Ивана Грозного, но они были достаточно умными политиками и на эту провокацию не поддались – начать войну с гигантским Османским султанатом, раскинувшимся почти на полмира, было бы просто политическим безумием.

   Зинтересованность в этом деле порабощенных турками греков вполне понятна, но известно также, кому кроме греков выгодно было втянуть русских в борьбу с турками: «угроза турецкого нашествия тревожила Западную Европу вплоть до поражения турок под стенами Вены в 1683 году» (Ю. А. Петросян)11 .

   А вот что говорит прот. Н. Новосад: «У папства в эту эпоху (XVI-ХVII вв.) была давняя идея, которую папы желали внушить всей Европе: идея крестового похода для изгнания турок из Европы. Эту идею разделял и Стефан Баторий. План борьбы с турками одинаково старательно разрабатывался и в Риме, и в Польше. При этом полагали, что для достижения успеха необходимо привлечь и Москву в качестве орудия. Москве нужно было навязать царя католика (так думали Стефан Баторий и Поссевин), чтобы окатоличить Москву и заручиться ее помощью»12 .

   Тким образом, план борьбы с турками старательно разрабатывался и в Риме, и в Польше, причем Ватикан хочет использовать Москву как орудие в борьбе с турками и одновременно окатоличить ее. К последнему Ватикан был весьма близок в авантюре с самозванщиной. А чтобы втянуть русских в войну с турками, самой привлекательной приманкой для московитов и будет Константинопольский престол.

   «Викарий всего севера», папский легат Антонио Поссевино, приехав в Москву, вручил царю Ивану Грозному богато украшенную книгу о Флорентийской унии, тем самым давая понять, что «все беды России легко исправимы, если русские не погнушаются принять унию, целуя туфлю с ноги папы». Легат без обиняков пообещал Грозному Царьградский престол, если он признает главенство римского папы:

   «Если ты соединишься верою с папою и всеми государями, то при содействии их не только будешь на своей прародительской отчине, в Киеве, но и сделаешься императором Царьграда и всего Востока».

   Н этот лукавый соблазн Византийским престолом Иван Грозный отвечал: «Что же до Восточной империи, то Господня есть земля; кому захочет Бог, тому и отдаст ее. С меня довольно и своего государства, других и бульших государств во всем свете не желаю»13 .

   Вт истинная государственная мудрость и твердость, достойные истинного царя! Как же далек от этой мудрости оказался царь Алексей...

   Эим предложением Царьградского престола Поссевино, пожалуй, и высказал всю программу римского католицизма по этому вопросу – вот кто толкал русских на восточную авантюру на протяжении ряда веков.

   Ее в 1518 г. в Москву приезжал от папы Льва Х легат, доминиканский монах Николай Шомберг, который склонял великого князя Василия III Ивановича соединиться с другими государями Европы для изгнания турок из Греции. В качестве приманки опять фигурирует Царьградский престол: «Чтобы подействовать на Василия Ивановича, ему представляли, что он вправе отнять у турок Царьград, как свое законное наследие, будучи сыном греческой церкви, и что если он соединится с римскою церковью, то папа увенчает его царскою короною и титулом, а русского митрополита возведет в сан патриарха»14 .

   Вспитанник латинских школ во Флоренции и Венеции, бывший монах католического доминиканского монастыря, Максим Триволис (Грек), прибыв в Москву в этом же 1518 г., также призывает великого князя Василия к освобождению Константинополя от турок.

   Пиехавший в Россию за год до этого католик Сигизмунд Герберштейн склоняет вел. князя к миру с Польшей для совместной борьбы с Османской империей.

   В1525 г. папа Климент VII прислал в Москву грамоту, предлагая снова принять участие вместе с другими государствами в изгнании турок из Константинополя15 .

   Ивестно также, что в XVII в. склоняли русское правительство к борьбе с турками иезуит-миссионер Ю. Крижанич и воспитанник иезуитских коллегий, объездивший всю Европу, Милеску Спафарий.

   Тким образом, исторические факты свидетельствуют, что католицизм был весьма заинтересован в том, чтобы втянуть Россию в антитурецкую деятельность, и на протяжении длительного времени западные эмиссары упорно подталкивают русских к борьбе с турками.

   Всточные же иерархи, по словам исследователя прошлого века С. А. Белокурова, постоянно увещали царя Алексея Михайловича начать поход против турок с целью завоевания Царьграда. Эти увещания начались, пожалуй, сразу после падения Византии (1453 г.), но особенно они усилились в половине XVII в. Назаретский митрополит Гавриил даже перевел на русский язык сказание о падении Царьграда, приурочивавшее это событие к 1653 году16 .

   Ирусалимский патриарх Паисий в свой приезд в Москву убеждал царя Алексея Михайловича заключить союз с гетманом Хмельницким, с мутьянским и волошским воеводами для общих действий против турок. Об этом же патриарх Паисий, провожая Арсения Суханова в 1649 г. из Ясс в Москву, велел напомнить царю, а в грамоте Алексею Михайловичу написал следующее: «Пресвятая Троица... благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего, да освободит народы благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей»17 .

   Взможно, это провокационное благословение и утвердило окончательно царя Алексея в намерении принять конкретные меры по проведению в жизнь «греческого проекта», первой стадией которого была церковная реформа по унификации русской и греческой церковной практики, приняв за образец греков. Конечно, подобное «пророчество», высказанное патриархом от имени самого Бога, могло смутить и соблазнить и не такого недалекого и лишь внешне благочестивого человека, каким был царь Алексей Михайлович. А спустя четыре года бывший Константинопольский патриарх Афанасий Пателар говорит, что греки имеют в лице русского царя «столп крепкий и утверждение вере и помощника в бедах и прибежище нам в освобождении»18 .

   Дя реализации «греческого проекта» патриарх Иерусалимский Паисий предлагает царю в качестве первого шага сущий «пустяк» – устранить некоторую обособленность Русской Церкви в богослужебных обрядах, отличавшую ее от других восточных Церквей. Для того, чтобы стать наподобие византийских императоров главою всех «ромеев», восточных христиан, нужен был прочный единый идеологический фундамент.

   Пи чрезвычайной заинтересованности Ватикана в том, чтобы любыми средствами втянуть русских в борьбу с турками, иезуитам, конечно, в то время не составляло большого труда активизировать провокационные увещания восточных иерархов, вечно нуждавшихся в деньгах и собиравших «милостыню» не только на Московской Руси.

   Были и иные планы у врагов Православия, о чем будет сказано ниже. Во всяком случае, по-видимому, не будет ошибкой допустить, что много здесь было от сознательной провокационной деятельности зарубежных «спецслужб» того времени.

   Икусные наставники внушили недалекому и юному тогда царю Алексею, что искание царьградского престола – дело святое, даже жертвенное, к чему обязывает его христианский долг и призывает сам Бог. Недаром патриарх Паисий для вескости и начинает свою речь прямо от имени Святой Троицы. И «греческий проект» овладел всеми помыслами царя и его окружения.

   Ивестен разговор царя с греческими купцами: «Хотите ли вы и ждете ли, чтобы я освободил вас из плена и выкупил?» – Они отвечали: «Как же может быть иначе? как нам не желать этого?» – Царь сказал, обращаясь к вельможам: «Бог взыщет с меня за них... я принял на себя обязательство... принесу в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для их избавления»19 .

   Црь Алексей Михайлович принес в жертву этой идее неисчислимое количество душ православных христиан, своих соотечественников, казненных за сопротивление «реформе», которую теперь с полным основанием можно назвать преступной, расколол саму Русскую Церковь, а освобождения греков из-под владычества мусульман так и не добился – и до наших дней Царьград называется Стамбулом.

   Псле отъезда Антиохийского патриарха Макария царь сказал боярам: «Молю Бога, прежде, чем умру, видеть его в числе четырех патриархов, служащим во святой Софии (т. е. в Константинополе. – Б. К.) и нашего патриарха пятым вместе с ними»20 .

   Кнечно, если бы русский царь воссел на Константинопольский престол, то Никон, разумеется, был бы не пятым среди патриархов, а первым, и он прекрасно понимал это, что и обусловливало, при незаурядном честолюбии, его особо заинтересованное отношение к «греческому проекту».

   Уе говорилось, что Никон как реформатор был созданием царя и его духовника Стефана. До патриаршества Никон, как и все русские в то время, весьма подозрительно относился к современным грекам, считая, что истинное благочестие сохранилось только у русских. Эти воззрения он, не скрывая, часто высказывал открыто и после переселения в Москву, когда сделался архимандритом. Однако, став патриархом, Никон вдруг заявляет себя завзятым грекофилом; совершился крутой переворот – порицатель греков становится их поклонником и почитателем. А давно ли говаривал: «гречане и малые росии потеряли веру и крепости и добрых нравов нет у них, покой и честь тех прельстила, и своим нравом работают, а постоянства в них не объявилося и благочестия нимало»21 . «Понятно, под чьим влиянием и воздействием совершился этот переворот у Никона», – пишет Н. Каптерев.

   Нсомненно, что Никон, войдя в приближение к царю, был посвящен в тайну «греческого проекта» и сделал соответствующие выводы со свойственной ему беспринципностью, превратившись из порицателя греков в их почитателя. Именно после этого он и ставится по желанию царя патриархом.

   Н Каптерев: «Царь и Стефан Вонифатьевич приняли меры, чтобы привить Никону, как кандидату в патриархи на место Иосифа, грекофильское направление, и Никон превратился, благодаря этим мерам, из грекофоба в грекофила, способного осуществить церковную реформу, ранее намеченную царем и Стефаном Вонифатьевичем».

   Тк был найден и подготовлен исполнитель будущей роковой для Православия «реформы», которая рассматривалась ее творцами как первый шаг к тому, чтобы России стать единственным православным царством, в которое войдут также разрозненные и покоренные турками православные народности.

   Оработка кандидата на патриарший престол велась очень активно, и наконец «Никон «созрел» в известном отношении настолько, что царь и Стефан Вонифатьевич смело могли предоставить ему по смерти Иосифа патриаршую кафедру в полной уверенности, что он поведет дело церковной реформы в том именно духе и направлении, как это было намечено ими ранее» 22 .

   Нкон, несомненно, подумывал в этой ситуации уже о вселенском патриаршестве и, зная его беспрецедентное властолюбие, можно заключить, что эта захватывающая дух перспектива и явилась главным и решающим фактором в «созревании» его в известном направлении и превращении в завзятого грекофила.

   Пказательно, что после своего недостойного и неумного демарша с демонстративным оставлением патриаршей кафедры («а как ты, царь, теперь без меня обойдешься?»), когда призрак Византийского престола перестал тревожить воображение Никона, с него слетела также и маска напускного грекофильства, сменившаяся полнейшим равнодушием к собственной «реформе», к книжным исправлениям, даже более того, у себя в монастыре он печатает книги снова по старым образцам.

   Н Каптерев: «Сам Никон никогда не считал себя инициатором в деле книжных исправлений... Оставив патриаршую кафедру, он совсем перестал интересоваться своею церковною реформою и, в конце, даже отнесся резко отрицательно как к тем самым грекам, по указаниям которых он производил свои церковные реформы, так и к самим печатным греческим книгам, на основе которых, главным образом, и велись все книжные исправления во время его патриаршества» 23 .

   Зто еще в 1653 г. бывший Константинопольский патриарх Афанасий Пателар писал в челобитной царю: «А брату моему и сослужителю, великому господину святейшему Никону патриарху московскому и всея Руси, освящати соборную апостольскую церковь Софию, Премудрость Божию»24 (имеется в виду знаменитая Константинопольская София).

   Пдобные заявления царь и Никон, вероятно, и считали достаточным оправданием того свирепого террора, который они развязали против противников своей «реформы».

   Серть патриарха Иосифа развязала руки грекофильствующим поборникам «реформы», и они развивают в этом направлении бурную деятельность. Став патриархом, Никон сразу начинает рьяно копировать греческую церковную практику. Каптерев замечает: «Так и кажется, что Никон задался грандиозной идеей сделать из Москвы в церковном отношении вторую Византию». Действительно, он переносит к нам греческие амвоны, греческий архиерейский посох, греческие клобуки и мантии, греческие церковные напевы, приглашает в Москву греческих живописцев, строит монастыри по образцу греческих, приближает к себе разных греков, всюду выдвигает на первый план греческий авторитет и т. п. 25

   Оенивая, в частности, это слепое копирование современного греческого образца, свящ. Павел Флоренский назвал деятельность патриарха Никона «реакционной и вообще антинациональной» 26 .

   Ели сказать точнее, то реформаторскую деятельность Никона и, прежде всего, царя Алексея следует признать антиправославной, антицерковной. Антинациональной, антирусской эта деятельность становится лишь в связи с органической связью России того времени с Православием. Особенно ярко антинациональный характер реформаторской деятельности выявился на соборе 1667 года, когда по царской программе официально была развернута кампания по оплеванию вековых православных русских традиций, обрядов, всего прошлого русского быта, кампания по оплеванию, фактически, всей вековой русской истории. Н. Каптерев оценивает эту соборную деятельность, как «тенденциозное унижение греками русской церковной старины, ее публичное тенденциозное поругание» 27 .

   Иенно здесь и следует искать истоки современной болезни поругания и забвения своего исторического прошлого. Недаром и свящ. Павел Флоренский в одном из своих частных писем говорит, что «всемирная атмосфера испорчена едва ли не с XVII века»28 . Тщательное исследование никоно-алексеевской церковной «реформы» XVII века полностью подтверждает эту догадку, ибо русская духовная катастрофа по своим последствиям имеет не только местный российский, но глобальный характер.

   Н соборе 1667 г. царь передал все ведение дел в руки двух восточных патриархов, Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, предварительно уверившись, что они будут проводить нужную ему линию, т. е. утверждение «реформы», разумеется, постоянно контролируя их действия, оставаясь сам, по обычаю, в тени. И восточные патриархи, чувствуя момент, держат себя на соборе как авторитетные верховные судьи и безапелляционные решители всех русских дел.

   Тудно представить, чтобы два этих зарубежных гостя, подобострастные и угодливые сборщики милостыни, находясь в центре России, в присутствии царя осмелились бы похулить, осудить всю русскую старину, даже анафематствовать старый русский обряд, если бы на это не было специальной санкции царя. «Самое бульшее, на что бы сам по себе мог отважиться приезжий в Москву греческий иерарх, – пишет Н. Каптерев, – это льстивое, напыщенное прославление русского царя, русского благочестия, публичное признание русских светом и опорою всего Православия»29 .

   Кк сообщает диакон Федор, по приезде в Москву с обоими патриархами имел беседу архимандрит Дионисий, грек, давно находившийся в Москве, который сказал им следующее: «Аще тако станете судить зде без помазания, и вам чести большой и милостыни довольной и даров не будет от великаго государя и от всех властей такоже, но сошлют вас в монастырь где, якоже и нашего Максима, грека святогорца, и во свою землю не отпустят вас, еще в зазор станет дело. Как им надобно, так и пущайте. Патриархи же послушали его и творить тако стали, а не спорили ничего, токмо потакали»30 .

   «Спорить» с царем в то время кому-либо, тем более приезжим гостям, хотя бы и патриархам, было попросту невозможно, оставалось лишь «потакать». При любом авторитарном режиме даже мелкие государственные распоряжения делаются не иначе, как с санкции высшей власти. Царь же Алексей Михайлович, имея «самое высокое представление о своей царской власти... признавал себя наместником самого Бога на земле»31 . При таком мнении о своей особе кто бы мог дерзнуть действовать самостоятельно, помимо самодержца, в таком важном церковно-государственном деле, как реформа?

   Пймет наконец, кто истинный творец «реформы», и протопоп Аввáкум и обличит царя уже в пятой челобитной, написанной в 1669 году: «Ты самодержче, суд подымеши о сих всех, иже таково им дерзновение подавый на ны. Кто бы смел рещи таковыя хульныя глаголы на святых, аще бы не твоя держава попустила тому быти?.. Все в тебе, царю, дело затворися и о тебе едином стоит»32 .

   Уождая царю Алексею и проводя нужную линию (собор по планам царя должен был окончательно утвердить «реформу»), восточные патриархи далеко зашли в своей деятельности. Собор под их руководством признал старый русский обряд еретическим и запретил его, а придерживающихся старого обряда отлучил от Церкви и анафематствовал. Однако, как пишет Н. Каптерев, «признанный ими еретическим обряд в действительности был созданием православной греческой Вселенской Церкви, и ранее, в течение целых столетий, он существовал у старых православных греков, и обвинять за него русских в еретичестве в существе дела значило обвинять в еретичестве старую греческую православную Церковь»33 .

   Всточные иерархи на соборе широко и подробно пересмотрели всю вообще русскую церковную практику и вековые народные обычаи, чтобы осудить и уничтожить все, в чем они отступали от тогдашней греческой практики. «Во всех русских церковных и даже простых житейских обычаях, несогласных с тогдашними греческими, патриархи обыкновенно видят, по выражению соборных актов, или «суемудрие и раскол», или «суемудрие, мятеж и раскол». Даже обычная одежда белого духовенства и монахов заменялась современными греческими образцами, «яко бы во святой соборной церкви было единомыслие и согласие во всем»34 .

   Сборную деятельность восточных патриархов царь одобрил и щедро наградил их.

   Пказательно, что в 1666 же году царь специальным посланием просит прислать ему с Востока «Судебник» и «Чиновник всему царскому чину прежних царей греческих», которые ему, видимо, понадобились для практической подготовки к ожидаемой коронации на Византийский престол, к чему можно приступать сразу после окончательного утверждения «реформы» собором.

   Зесь уже, вероятно, можно говорить не о политической наивности, а о крайнем слабоумии царя Алексея Михайловича, которым отмечена вся его деятельность, следствием чего были и «соляной бунт», и «медный бунт», и многое другое, и, наконец, один из первых безумных «проектов века» – церковная всеобъемлющая «реформа» с прицелом на Константинопольский престол.

   Мого примеров можно привести в свидетельство о слабоумии царя. Так, например, царь Алексей любил смотреть, как «делают комедию» люди (т. е. театр), – а как бы стали делать то же, вместо людей, птицы, к которым, как известно, он питал большое пристрастие? И своему зарубежному маклеру Гебдону царь дает поручение: прислать из-за границы «мастеров таких, чтоб умели сделать так, чтобы всякие птицы пели и ходили, и кланялись, и говорили, как в комедии делаетца».

   Ии еще поручение тому же Гебдону, чтобы нашел ему в Европе, стране святых чудес, «подкопщиков самых добрых, которые б умели подкоп вести под реки, и под озеро, и сквоз горы каменные, и на гору вверх, и сквоз воду»35 . При уровне техники того времени, вероятно, с таким же успехом можно было приказать построить за ночь хрустальный дворец или мост до луны. Психология и ментальность ребенка, наполовину еще живущего в виртуальном, иллюзорном мире волшебных сказок, путающего их с реальной действительностью.

   Црь Алексей был воспитан (и, по-видимому, это было целенаправленное и сознательное воспитание) в пренебрежении ко всему отечественному и в преклонении перед всем зарубежным. О «чудесах западной культуры» у него было прямо фантастическое представление, он наивно убежден в техническом «почти всеобъемлющем могуществе» мастера-иноземца. Эти качества, особенно пренебрежение к отечественной истории и культуре, еще в большей мере разовьются и проявятся у его сына, царя Петра I.

   Сабоумный правитель легко делается марионеткой в чужих руках. А у царя Алексея, как известно, много было явных и тайных советников.

   Чо же думал о готовящейся реформе и о состоянии Русской Церкви сам верховный пастырь, патриарх Иосиф, в последние годы жизни? Прямой ответ на этот вопрос можем прочесть в челобитной самого патриарха Иосифа, поданной царю в 1649 году:

   «А в твоем, государь, царствующем граде Москве святая соборная первопрестольная церковь, мати всем церквам... и весь мир ею просвещается, сияет аки столп до небеси, никогда непоколебима и нерушима, право и истинно, якоже изначала приняла Божественный устав, також и все Божия церкви стоят по правилом св. апостол и св. отец, и по истинному христианскому закону»36 .

   Сидетельство это многозначительно и веско, так как исходит от самого патриарха, который за три года до начала реформы утверждает, что в Русской Церкви все «право и истинно, якоже изначала приняла Божественный устав», все «по правилом св. апостол и св. отец», т. е. ни в каких реформах Церковь не нуждается. Отсюда видно, что патриарх Иосиф стоял в оппозиции к грекофильствующему царскому кружку, не участвовал в подготовке реформы и не одобрял этих начинаний.

   «Последний догадывался, – пишет Н. Каптерев, – а вероятно, и положительно знал о планах царя, о том, что он, Иосиф, занимая патриарший престол, мешает новым деятелям, и что они с нетерпеньем ждут, когда он освободит патриаршую кафедру своему преемнику. Иосиф даже стал думать, что его низведут с патриаршества: «переменить меня, скинуть меня хотят»37 . Он неоднократно говорил также: «Если не отставят, то я сам от срама об отставке стану бить челом, и денег приготовил с чем идти, как отставят». Значит, настолько уж утеснили патриарха, что он всерьез подумывал об отставке и бегстве.

   П-видимому, Иосиф чрезвычайно мешал авторам «реформы». Патриарх умирает неожиданно, скоропостижно 15 апреля 1652 года. Возникает вопрос, а своей ли смертью умер патриарх Иосиф? Известно, что на второй день после смерти труп стал быстро, даже бурно разлагаться (именно так действует яд цикуты), хотя время было весеннее и, следовательно, было достаточно прохладно. Несомненно, были лица, заинтересованные в скорейшем проведении «реформы» еще более, чем царь и его духовник.

   Уе говорилось об интригах католицизма в связи с Восточным вопросом. Существует важный, но до сего времени замалчиваемый, документ, приведенный историком митр. Макарием (Булгаковым) в его «Истории Русской Церкви» в разделе о Смутном времени:

   «Из инструкции иезуитов Самозванцу, как ввести унию в России».

   «... д) Самому государю заговаривать об унии редко и осторожно, чтоб не от него началось дело, а пусть сами русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразований, и тем проложат путь к унии;

   е) издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих, и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии: возникнут споры, дойдут до государя, он назначит собор, а там можно будет приступить и к унии;

   з) намекнуть черному духовенству о льготах, белому о наградах, народу о свободе, всем – о рабстве греков;

   и) учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя светских»38 .

   Иак, вот кто давно заботился о единообразии русского и греческого богослужения. Задолго до царя Алексея и Никона главный пункт «реформы» (ее суть) был продуман иезуитами, сформулирован и выдан своим агентам в качестве рабочей инструкции.

   Эот план иезуитов почти полностью и был выполнен спустя полвека в процессе церковной «реформы» ХVII века. История никоно-алексеевской «реформы» поразительно совпадает со всеми пунктами этой инструкции.

   «О некоторых неважных предметах веры, требующих преобразования», в частности, заговорил Иерусалимский патриарх Паисий в 1649 г., будучи в Москве, а греческое духовенство его поддерживает; правщик же Епифаний Славинецкий, ученик иезуитских коллегий, присланный из Киева вместо иного запрашиваемого лица, предлагает реформы, как ученый богослов.

   П поводу того, чтобы «все подведено было под правила соборов отцов греческих», необходимо напомнить, что после двух уний с католиками (Лионская в 1274 г. и Флорентийская в 1439 г.) и двухсот лет пребывания под турецким владычеством, в греческой церковной практике произошло так много изменений, что русские ставили под сомнение само православие греков. Около 1480 года у нас в архиерейскую присягу было включено клятвенное обещание не принимать греков ни на митрополию, ни на епископию, как находящихся под властью неверного царя39 .

   Тким образом, перед реформой по единообразию с греками надо было сначала поднять авторитет греков, значительно скомпрометированных в глазах русских. Этим и занималось активно правительство Алексея Михайловича сразу после сформирования в течение нескольких лет и в разных направлениях. В Москве было издано несколько южно-русских книг, в которых настойчиво проповедывалось о полном православии греков, о необходимости сноситься с ними по всем вопросам церковным и во всем поступать единомысленно с ними40 . Царский духовник Стефан Вонифатьевич особо позаботился о широком распространении этих книг. Так, 850 экземпляров «Книги о вере» были распроданы за два месяца (значительный тираж для того времени и большая скорость реализации).

   Дя творцов «реформы», кроме реабилитации греков, представляла важность и другая сторона вопроса, именно – создание прочного мнения о крайней неисправности русских богослужебных текстов и необходимости их исправления. В подготовке общественного мнения о мнимой неисправности русских богослужебных книг особую роль сыграло обширное предисловие к грамматике Мелетия Смотрицкого (1648 г.). В этом предисловии на все лады проводится мысль, что русские церковные книги очень неисправны и потому нуждаются в немедленном тщательном исправлении, а исправлять их нужно, разумеется, только и только по греческим образцам41 .

   Всьма показателен тот факт, что незадолго до издания его книги в Москве М. Смотрицкий перешел в католичество и уже открыто боролся с Православием в Польше42 . Этот факт его московские издатели и распространители, конечно, постарались утаить.

   «Поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии». Подыскали «благонадежных» людей: Арсений Грек, Епифаний Славинецкий, Паисий Лигарид, Симеон Полоцкий и др.

   Арсений Грек – воспитанник иезуитской коллегии в Риме, неоднократно переходил из православия в латинство и обратно, принимал на время магометанство, был и униатом; при угрозе медицинского осмотра сознался, что обрезан43 .

   П свидетельству инока Соловецкого монастыря Епифания, соузника и духовника протопопа Аввáкума, к перечисленным конфессиям, «опробованным» Арсением Греком следует добавить еще и иудаизм44 . Таким образом, Арсения Грека, пожалуй, можно считать абсолютным рекордсменом по части перемены вероисповеданий. Впрочем, некоторые склонны видеть в этой незаурядной личности отнюдь не мятущуюся душу, а истинного агента зарубежных спецслужб, неоднократно «менявшего окраску».

   Арсений Грек за еретичество был у нас сослан на Соловки, но Никон в 1652 г. освобождает его, делает главным правщиком богослужебных книг и даже поселяет у себя в келье (по-видимому, Никон, ознакомившись с «досье» ссыльного, решил, что именно такой работник ему и нужен).

   «Паисий Лигарид – лоза не константинопольского престола, – так отзывается о нем Константинопольский патриарх Дионисий, – я его православным не называю, ибо слышу от многих, что он папежник, лукавый человек».

   П современным данным, П. Лигарид – католический миссионер, воспитанник римской иезуитской школы, направленный на Восток в 1641 г. В Москве он разыгрывает роль православного газского митрополита, приобретает огромное влияние на царя Алексея и во многом определяет решения собора 1667 г., он главный подручный царя в осуществлении «греческого проекта»; его, по словам Н. Каптерева, сам царь слушал «как пророка Божия»45 .

   Смеон Полоцкий (Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович) – выпускник польской иезуитской коллегии в Вильно, тайный униат-базилианин, наставник царских детей, воспитывавший их в польско-латинском духе, ловкий борзописец, пишущий комедии для царского театра, активный сторонник никоно-алексеевской «реформы», написавший полемический трактат против старообрядчества по заказу царя. Несомненно, принес большой вред русской словесности внедрением в литературу того времени польско-украинского жаргона и польского силлабического стиха, чуждого русской культуре. Многие в Москве обвиняли С. Полоцкого в неправославии.

   Потопоп Аввáкум прямо говорит: «Овчеобразные волки Симеон и Епифаний. Знаю я Епифана-римлянина до мору, егда он приехал из Рима... А Семенка-чернец оттоле же выехал, от римского папежа»46 . В иных своих посланиях также называет их: «шиши, кои приехали из Рима», «иеромонахи римския».

   «Учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя светских». И семинарии учредили по подобию западных схоластических школ, и людей призвали ученых именно из-за границы. Братья Лихуды, воспитанники иезуитских коллегий Венеции и Падуи, утверждали никоно-алексеевскую «реформу», будучи в течение 15 лет (до 1701 г.) во главе Московской Духовной Академии.

   Кк видим, программа, данная иезуитами Самозванцу, была в основном выполнена. Сам Самозванец потерпел поражение, вероятно, лишь потому, что слишком круто взялся за дело. Воцарившись на московском троне, ослепленный успехами, он, видимо, решил, что уже можно обойтись без паллиативов вроде постепенного внедрения унии посредством идентификации русского и греческого богослужения. Он пишет в Римскую курию: «А мы сами Божьей милостью соединение (церквей) сами приняли и станем теперь накрепко промышлять, чтобы все государство Московское в одну веру римскую всех привесть и костелы римские устроить». Это было слишком круто, самозванщина провалилась, а иезуитам пришлось исправлять ошибки своего агента постепеннной кропотливой деятельностью.

   Мтрополит Макарий (Булгаков) так отзывается о деятельности иезуитов:

   «С самого отделения своего от Церкви вселенской римские первосвященники постоянно были заняты мыслию подчинить себе православный Восток и, в частности, православную Россию, как свидетельствует непрерывный ряд их попыток, представляемых историею. Но никогда эти попытки не были так сильны и так близки к успеху и опасны для Православия, как с ХVI века. В Греции им благоприятствовали падение империи (1453 г.) и последовавший за тем упадок просвещения; в России – недостаток просвещения и присоединение западной части ее к Польше (1569 г.). Главным орудием как здесь, так и там явился новоучрежденный (1540 г.) орден иезуитов. Быстро проникли они в Польшу и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильне и на Волыни для воспитания в своем духе детей православных; повсюду рассеивали сочинения против восточной Церкви для увлечения в свои сети и людей взрослых, считавшихся ее чадами от колыбели, и несчастная уния, возникшая в западном крае России к концу ХVI века, была первым плодом этих усилий. Так же быстро проникли достойные ученики Лойолы в Грецию, завели свои училища в Галатах и даже в Константинополе, выдавали себя за безмездных учителей юношества, старались быть духовниками народа и рассеивали пагубные для православия сочинения; между тем как за пределами Греции, в знаменитых университетах и академиях Запада, куда за недостатком собственных училищ спешили греческие юноши, жаждавшие просвещения, они незаметно напитывались тем же духом, опутывались теми же сетями, и папа Григорий ХIII в самом Риме основал греческую коллегию, где безвозмездно воспитывал всех приходящих греков и русских. Вся эта усиленная деятельность Ватикана объясняется Лютеровою реформою: лишившись вследствие ее бесчисленного множества древних чад своих, папы думали вознаградить свою потерю подчинением себе церкви восточной и не щадили для сего никаких средств»47 .

   Ощая латинская направленность деятельности Никона, его «реформы» и рассуждений отмечена многими исследователями. Некоторые историки прямо указывали, что никонова «реформа» – результат интриг иезуитов.

   П словам Ю. Ф. Самарина, Никон хотел «основать в России частный национальный папизм»48 .

   Ппа – глава церкви и государства; в единстве духовной и политической власти главный нерв папизма.

   Ппоцезаризм Никона, спровоцировавший у нас феномен цезарепапизма (принцип главенства гражданской власти над церковной), вполне выявился за период его пребывания у власти. «На отношения царской власти к патриаршеской Никон высказал взгляд, который никак не сходился с преданиями восточной Церкви, утвержденными в России историею», – говорит С. М. Соловьев. Подражая католикам, он вводит в употребление четырехконечный крест, преднесение креста перед патриархом, шляпу себе делает на манер кардинальской, башмаки украшает крестами (как у папы), митры его имеют вид то тиары, то западной короны49 .

   Нкон неоднократно пользуется приемом ложной клятвы, обнаруживая знание иезуитского учения50 .

   Более того, историк В. Татищев сообщает, что Симеон Полоцкий уговаривал молодого царя Федора возвратить Никона из ссылки в Москву и сделать папою, о чем упоминает и С. М. Соловьев51 .

   Озывы приверженцев Никона о его якобы учености и уме не соответствуют действительности. Происходя из крестьян, Никон был совершенно необразованным человеком, и уж, конечно, не ему бы возглавлять столь сложное дело, как правка богослужебных текстов, без знания к тому же греческого языка. И говорит ли о большом уме повальная грецизация русской церковной практики и даже быта, вплоть до завода греческой кухни на патриаршем подворье, не говоря уж о неспособности подавить мелочное самолюбие в отношениях с царем, когда демонстративный уход с патриаршей кафедры более похож на поступок капризной женщины, нежели на обдуманное решение верховного пастыря церкви.

   «Вся личная тайна Никона в его темпераменте, – пишет прот. Георгий Флоровский. – И отсюда всегдашняя узость его горизонта. У него не было не только исторической прозорливости, но часто даже простой житейской чуткости и осмотрительности»52 .

   Вт как отзывается митр. Макарий (Булгаков) о книге, которую Никон написал в свое оправдание: «Нужно иметь великое терпение, чтобы читать книгу Никона даже по частям... Видеть в этой книге обширную начитанность и ученость Никона не совсем основательно. Он имел под руками Библию, печатную Кормчую, толковое Евангелие и Апостол да еще две-три книги и черпал из них полною рукою, сколько хотел, а делать это, особенно из Кормчей при ее указателе было вовсе нетрудно... Нравственный же облик Никона является в книге в самом непривлекательном виде» 53 .

   Нсправедливо будет заключать и о каких-то архитектурных талантах Никона в связи с постройкой Воскресенского монастыря, названного им Новым Иерусалимом. Известный Арсений Суханов по заказу Никона привез ему с Востока макеты иерусалимских храмов, строителям оставалось только копировать. О крайне отрицательном нравственном облике Никона свидетельствует его келейник Иона, князь Шайсупов и др. (С. М. Соловьев)54 .

   М не можем также пренебречь свидетельствами вождя русского Сопротивления XVII века протопопа Аввáкума, казненного реформаторами и в угоду византийской прелести оклеветанного и ошельмованного в период синодального цезарепапизма. Аввáкум, лично знавший Никона, дает ему уничтожающую характеристику – он называет Никона врагом Божиим, великим обманщиком, волком в овечьей шкуре («овчеобразный волк»), блудником, предтечей антихриста и колдуном. Одержимый жаждой власти, богатства и наслаждений этот «детинка-бродяга», говорит Аввб–кум, «колдун учинился, да баб блудить научился, да... с книгою поводился, да выше, да выше, да и к чертям попал в атаманы»55 .

   Взможно, для того и поселил у себя в келье «искатель сокровенного (эзотерического) знания», Никон, рекордсмена по смене вероисповеданий Арсения Грека, бывшего, конечно, на высоте всех современных «достижений» в области чернокнижия и астрологии, процветавших махровым цветом в то время в Италии, где он учился. Как свидетельствуют исторические документы, оккультизм бытовал и при дворе царя Алексея Михайловича, который и сам с готовностью пользовался услугами «звездочетцев», «альманашников» и «зодейщиков», и, конечно, его «собинный» друг Никон не был в стороне от этих тайных царских занятий56 .

   Стечением времени вскрылось много подлогов, совершенных в процессе никоно-алексеевской «реформы» ее творцами и делателями. Сенсационный разоблачительный материал опубликовал проф. Ленинградской Духовной Академии Н. Д. Успенский в статье «Коллизия двух богословий в исправлении русских богослужебных книг в ХVII в. », напечатанной в 1975 г. в журнале «Богословские труды».

   Вначале «реформы» на Соборе 1654 г. было постановлено исправлять богослужебные книги по древним греческим и древним славянским образцам, и до сравнительно недавнего времени и считалось, что правка книг производилась именно так. Проф. Н. Д. Успенский неопровержимо доказал, что образцами для исправления служили современные греческие богослужебные книги, изданные преимущественно в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Чтобы скрыть этот факт, никоновы правщики, фальсифицируя, писали в предисловиях некоторых книг, что исправление проводилось согласно «с древними греческими и словенскими» образцами (служебник изд. 1655 г.)57 .

   Эо и понятно, поскольку творцов «реформы» интересовало в действительности достижение единообразия именно с современным греческим образцом, поэтому древние греческие и славянские хартии (рукописи) их просто не интересовали. Этим же объясняется и тот весьма странный, на первый взгляд, факт, отмеченный Н. Д. Успенским, что Арсений Суханов в числе большого количества (498) рукописей, приобретенных им на Востоке, привез в Москву только 7 (семь!) рукописей, которые можно было использовать при исправлении книг58 . А ведь одним из главных заданий и целей поездки А. Суханова на Восток было привезти необходимые источники для правки богослужебных книг. И вот он привозит огромное количество рукописей, среди которых и труды языческих философов, и сведения о землетрясениях, о морских животных, а вот рукописей, которые можно использовать при правке богослужебных книг, всего семь.

   Более подробное знакомство с документами, касающимися экспедиции Арсения Суханова, подтверждает тот факт, что это путешествие было ничем иным, как дымовой завесой «реформаторов», пытавшихся ввести в заблуждение русское общественное мнение в отношении целей своей «реформы». И творцы «реформы» многого достигли при помощи этой сухановской историко-научной мистификации: на протяжении более двух веков полемисты со старообрядчеством категорически утверждали, что «правка» наших богослужебных книг производилась именно по древним греческим рукописям, в огромном количестве привезенным А. Сухановым.

   Вэту экспедицию за рукописями, длившуюся полтора года, Суханова отправляли царь и Никон, несомненно, с соответствующими инструкциями. Как видим, и здесь подлог.

   Мимый парадокс заключается в том, что царь Алексей и Никон вовсе и не преследовали цели действительного исправления церковных книг и обрядов, и их отнюдь не волновал вопрос, кто сохранил чистоту Православия, русские или греки.

   Эо подтверждает и следующая история. Желая заручиться поддержкой реформы со стороны Константинопольского патриарха Паисия, Никон в 1654 г., накануне собора, отсылает к нему грамоту с вопросами церковно-обрядового характера с просьбой рассмотреть их собором и дать ответ. Никон и царь, видимо, рассчитывали, что Паисий одобрит их реформу, и им удобно будет ссылаться на его авторитет. Однако их надежды не оправдались, в ответном послании патриарх Паисий выразил, от лица греческого собора, очень трезвый и осторожный взгляд на дело изменения богослужебных чинопоследований и церковных обрядов, давая этим понять, что необходимости в реформе нет. Несмотря на это, царь Алексей и Никон продолжали начатое дело, демонстрируя этим, что богословская обоснованность реформы не особенно их интересует, что и понятно, принимая во внимание политические цели творцов реформы. Не обошлось без подлога и в этой истории с запросом патриарха Паисия. Ответное послание Паисия было получено уже после собора, однако Никон на соборе заявляет о получении грамоты от Константинопольского патриарха якобы с одобрением его реформ.

   Вт еще одна тактическая уловка творцов «реформы». Как уже говорилось, чтобы подвести общественное мнение к сознанию необходимости реформы, они ратуют за срочное исправление якобы накопившихся в славянских переводах различных описок, ошибок и разных неисправностей, допущенных переводчиками и переписчиками. Против таких исправлений никто и не возражал. Однако, когда дело дошло до реформы, Никон на соборе 1654 г. вдруг делает сногсшибательное заявление, что русское благочестие «сомнительно», так как русские содержат у себя «неправые нововведения», требует, таким образом, исправления не просто книг, но самой Церкви.

   «Никон, – пишет Н. Каптерев, – говорит на соборе не о таких книжных исправлениях, под которыми бы разумелись внесенные в них невежеством ошибки, описки и подобные неважные и легко исправимые погрешности, но требует исправления книг, поскольку они содержат, по его мнению, нововводные чины и обряды, требует, так сказать, исправления самой Церкви, а не книг только» 59 .

   Эа тактика тоже понятна – любыми средствами подтолкнуть к реформе, а затем делать свое дело, копируя греческий образец.

   Н Д. Успенский в своей статье описывает трагикомичную историю «правки» Никоном служебника. За шесть лет никонова патриаршества вышло шесть изданий служебника, разногласящих между собой. В качестве образцов, как установил Н. Д. Успенский, использовались киевские служебники, которые незадолго до этого были в свою очередь исправлены по венецианским и парижским изданиям греческих служебников.

   Н Д. Успенский сообщает, что еще в 1911 г. проф. А. А. Дмитриевский дал такой отзыв о первых четырех изданиях: «Все эти издания в текстуальном отношении весьма сильно разнятся друг от друга, причем разности между изданиями мы наблюдаем не только в несколько строк, но иногда в страницу, в две и больше»60 .

   Иенно о шести разногласящих изданиях служебников и писали в челобитной царю противники книжного исправления – свящ. Никита Добрынин и диакон Федор: «Шесть бо выходов его никоновых служебников в русийское государство насилством разослано: а все те служебники меж собою разгласуются и не един с другим не согласуются»61 .

   Н Д. Успенский пишет далее, что с увеличением количества изданий противоречия в книгах не только не уменьшались, но все более увеличивались. И наконец возникла такая ситуация, что «в результате исправления богослужебных книг, предпринятого в целях унификации русского богослужения с греческим», чинопоследования покаяния и причащения в Греческой и Русской Церквах стали иметь расхождения.

   Автор статьи резюмирует по этому поводу: «Когда какое-либо грандиозное по замыслу мероприятие приводит к результатам, противоположным намеченным целям, такое положение можно назвать трагическим».

   Пиводит он также и следующее высказывание Н. Каптерева: «Чем более проходило времени, тем большее количество появлялось изданий одной и той же книги, несогласных между собою, и самое количество этих несогласий с течением времени все более увеличивалось. Это замечали все, все этим обстоятельством очень смущались и соблазнялись, тем более, что на него постоянно и неустанно указывали противники книжных никоновских исправлений, как на очевидное для всех доказательство, что русские церковные книги в действительности не исправляются, а только портятся» 62 .

   Кково же положение сегодня? Как уже говорилось, сравнение современных текстов с дореформенными позволяет сделать вывод, что новые тексты значительно уступают по доброкачественности старым. И это вывод не только автора настоящей статьи, проведшего значительную работу по сравнению текстов, но и многих других исследователей как прошлого века (прот. А. И. Невоструев, проф. М. Д. Муретов, проф. Н. И. Ильминский и др.), так и наших современников (проф. Н. Д. Успенский, проф. Б. И. Сове, проф.-прот. И. Белевцев и др.).

   Пот. А. И. Невоструев в публикациях своих ученых трудов дал подробную классификацию ошибок и неточностей послереформенного текста: странные выражения – «грецизмы», например, «сияние шума», «уразуметь очесы», «видеть перстом» и т. п., сбивчивое употребление грамматических форм, смешение падежей, превращение сказуемого в подлежащее и т. п. Прот. А. Невоструев приводит примеры тропарей канонов с весьма неясным смыслом, перечисляет «грехи не только против грамматики, филологии, логики, но и против истории, экзегетики, догматики и т. п.», указывая на массу ошибок в текстах, в том числе смешение имен собственных и нарицательных и, наоборот, несоответствия библейским текстам и т. п. 63

   Поф. М. Д. Муретов в своих работах также указал многочисленные случаи неправильного перевода и неисправностей послереформенного текста. А известный филолог Н. И. Ильминский «на целом ряде примеров показывает превосходство в смысле точности во многих случаях старого перевода перед поновленным в ХVII веке»64 .

   Т, что Н. Каптерев пытается смягчить впечатление от дефектов «правки», объясняется, конечно, давлением обер-прокурорской цензуры:

   «Арсений, как иностранец-грек, не настолько владел русским языком, чтобы постичь все его тонкости... почему его переводы, естественно, во многом отличались от старых, нередко уступали им в ясности, точности, в уместности того или другого выражения, казались иногда двусмысленными и соблазнительными... Другим видным переводчиком, при Никоне и после него, был Епифаний Славинецкий. Этот переводчик известен как крайний приверженец буквализма в переводе, он в жертву буквализму приносил ясность и понятность самой речи, сочинял собственные слова и их сочетания, очень искусственные и маловыразительные, лишь бы быть ближе к подлиннику, отчего его переводы всегда неуклюжи, нередко темны и малопонятны, так что смысл некоторых наших церковных песней и сейчас усвояется с трудом»65 .

   Прча русского языка началась именно в XVII веке в процессе «правки» текстов. Приведем некоторые примеры из Псалтыри, обозначая старый текст – С, а новый – Н.

   С «закон положът ему на пути» (24, 12) – Н: «законоположът ему на пути».

   С «обновится яко орлэ юность твоя» (102, 5) – Н: «обновится яко урля юность твоя».

   С «помощник ву благо время в печалех» (9,10) –Н: «помощник во благоврймениих в скорбех».

   С «неправду возненавидех и мйрзе ми» (118,163) –Н: «неправду возненавидех и омер–зъх».

   С «ибо благословение даст закон даяи» (83,6) – Н: «законополагаяй».

   С «яко несть помогающаго ми» (21,12) – Н: «яко несть помогаяй ми».

   С «спаси мя от уст львов» (21, 22) – Н: «от уст львовых».

   С «яко трава на зданиих» (128,5) – Н: «яко трава на здех».

   С «седмицею днем хвалих Тя» (118, 164) – Н: «седмерицею... ».

   С «избави мя от вод многих, от рук сынов чужих (143,7) – Н: «из руки сынов чуждъх».

   С «се пядию измерены положил еси дни моя» (38, 6) – Н: «се пяди положил еси дни моя».

   Сысл старого перевода вполне ясен (пядь – расстояние от конца большого пальца до конца мизинца), а нового нет.

   С «повелением им же заповеда» (7,7) – Н: «заповедал еси». Фонетическое ухудшение.

   С «утвержение»(17,1) – Н: «утверждение». Фонетическое ухудшение.

   С «яко услыша мя Боже» (16,7) – Н: «яко услышал мя еси». Фонетический взрыв.

   С «вскую остави мя» (21,1) – Н: «вскую оставил мя еси». Фонетическое ухудшение и утяжеление конструкции фразы.

   С «и исцели мя» (29, 2) – Н: «и исцелил мя еси». То же самое.

   Гагольная форма «аорист» заменялась «перфектом» явно незаконно, в связи с чем церковнославянский язык оказался перегружен, буквально пестрит связкой «еси».

   Были допущены «ошибки» и посерьезнее, наличие которых уже со всей очевидностью свидетельствует, что под видом правки осуществлялась идеологическая диверсия.

   Сарый текст молитвы из чина крещения: «Запрещает ти диаволе, Господь наш Исус Христос пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Новый текст: «Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедый в мир и вселивыйся в человецех». На кощунственную порчу текста неоднократно указывали реформаторам и их последователям, однако новообрядцы вернулись к дониконовскому варианту, пожалуй, лишь в Требнике, изданном в 1979 году.

   Сарый текст из чина крещения: «молимся тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый».

   Нвый текст: «ниже да снидет с крещающимся, молимся тебе, дух лукавый». И в этой кощунственной порче сторонники старого обряда постоянно обличали новообрядцев, но последние вернулись к дониконовскому варианту, по-видимому, лишь в начале нашего века. Около двух веков эта «ошибка» работала на раскол: «духу лукавому молятся», – говорили старообрядцы.

   И ектении на освящение воды в Богоявление:

   С «о еже быти воде сей приводящей в жизнь вечную».

   Н «о еже быти воде сей скачущей в жизнь вечную». «Скачущая вода» – выражение, просящееся под рубрику «нарочно не придумаешь». Вернулись к старому варианту лишь в «Праздничной минее», изданной в 1970 г.

   Седует заметить, что тиражи церковных книг, изданных в советское время были весьма ограничены, поэтому во многих храмах, особенно в сельских, служба отправлялась до недавнего времени (а где-то, по бедности, и сейчас) по дореволюционным требникам, т. е. со всеми указанными ошибками.

   Вяд ли столь серьезные ошибки в текстах чина крещения, этого основополагающего таинства, фундамента, на котором стоит Православная вера и Церковь, были сделаны по причине недостаточного профессионализма правщиков.

   Савнение старых и новых текстов приводит к мысли, что зачастую производилась тщательно замаскированная сознательная порча текстов по принципу «чем хуже – тем лучше». Добровольными сторонниками никоно-алексеевской «реформы» в то время стали на Руси все тайные враги Православия, поскольку «реформа» давала возможность безнаказанно поглумиться над Церковью, о чем даже в век оберпрокурорского цезарепапизма удалось сказать средствами живописи В. Сурикову в своей картине «Боярыня Морозова».

   Инапрасно Н. Каптерев пытается оправдать главного «правщика», говоря, что «все недочеты книжных переводов Арсения следует объяснять не его еретичеством, а его недостаточным знанием русского языка и умением владеть им как следует». Возглавлявший «правку» Арсений Грек, после ухода со сцены своего покровителя, Никона, снова был сослан на Соловки и, думается, недаром. Да и что можно было ожидать от правки, если ее возглавляли люди, подобные Арсению Греку?

   Ели, например, раньше правщики заменяли «порази» на «поразил еси», «заповеда» на «заповедал еси», то в иных случаях поступали наоборот:

   С «яко спасл есть Господь» (19,6) – Н: «яко спасй Господь».

   Ели в одном месте заменяют старинную речевую форму на более современную, то в другом – наоборот.

   С «яко един от князь падаете» (81,7) – Н: «яко един от князей падаете». По-видимому, осовременили. Но в этом же псалме:

   С «посреде же богов разсудит» (81,1) – Н: «посреде же боги разсудит», т. е. вернулись к более старинной форме. И таких примеров «правки» по принципу «лишь бы не по-старому» можно привести много.

   Уивительно близки к истинному положению дела слова протопопа Аввáкума: «Как говорил Никон, так и сделал: «Печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не по-старому», – так-су и сделал».

   Вчелобитной царю от лица русских архиереев Никон обвиняется в том же: «приказывал: как ни есть, только не по-старому» 66 .

   Ообенно много ошибок и неточностей в новоисправленных текстах ирмосов. Сравним тексты воскресного ирмоса 4-го гласа, песнь 1:

   С «Моря Чермнаго пучину, немокрыми стопами, древле шествовав Израиль, крестообразно моисеовыма рукама, амаликову силу в пустыни победил есть».

   Н «Моря чермную пучину невлажными стопами древний пешешествовав Израиль, крестообразныма моисеовыма рукама, амаликову силу в пустыни победил есть».

   Сазу заметна ошибка, если сказать, к примеру, «моря каспийскую пучину». Ошибка и в выражении «моря чермную пучину», поскольку «Чермное» (Красное) – собственное имя. В изобретенном правщиками слове «пешешествовать» допущена тавтология – шествуют всегда пешими.

   «Крестообразныма моисеовыма рукама» – грубая ошибка. Известно, что Моисей руками прообразовательно изобразил крест, но руки у него были нормальные, а не крестообразные, как уверяют реформаторы.

   П вине никоновских правщиков ушло из церковнославянского языка колоритное слово «омразишася» (от корня «мерзость», «мразь»):

   С «растлеша и омразъшася в беззакониях» (52, 2) – Н: «омерзишася».

   Иак, далеко не за один «аз» восстали против «реформы» ревнители традиционного Православия. В то время люди посещали церковь часто и многие тексты знали наизусть, можно представить их возмущение этим «исправлением» текстов; не удивительно, что последовал раскол.

   Впериод, последовавший после оставления Никоном патриаршего престола, Русская Церковь находилась в тяжелейшем состоянии.

   «Все в тогдашней нашей церковной жизни сверху донизу находилось в полном смятении и как бы разложении, ни в чем не было устойчивости, определенного порядка и прочности, все как бы шаталось, всюду видны были только рознь, раздоры, взаимная ненависть и борьба... Казалось, что возвращение к дониконовским церковным порядкам, действительно, было бы при тогдашнем состоянии умов самым подходящим выходом из запутанного положения церковных дел... Дело с реформою Никона, казалось, висело на волоске»67 . Но после ухода Никона фактическим управителем всей Русской Церкви становится царь Алексей Михайлович, который всю свою энергию обращает на утверждение «реформы», подчинив этому всю свою деятельность, служа «реформе» часто наперекор простому