Стечением времени вскрылось много подлогов, совершенных в процессе никоно-алексеевской “реформы” ее творцами и делателями. Сенсационный разоблачительный материал опубликовал профессор Ленинградской Духовной академии Н.Д. Успенский в статье “Коллизия двух богословий в исправлении русских богослужебных книг в XVII в.”, напечатанной в 1975 году в журнале “Богословские труды”.

   Вначале “реформы” на Соборе 1654 г. было постановлено исправлять богослужебные книги по древним греческим и древним славянским образцам, и до сравнительно недавнего времени и считалось, что правка книг производилась именно так. Профессор Н.Д. Успенский неопровержимо доказал, что образцами для исправления служили современные греческие богослужебные книги, изданные преимущественно в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Чтобы скрыть этот факт, никоновы правщики, фальсифицируя, писали в предисловиях некоторых книг, что исправление производилось согласно “с древними греческими и словенскими” образцами (служебник изд.1655 г.). (57)

   Эо и понятно, поскольку творцов “реформы” интересовало в действительности достижение единообразия именно с современным греческим образцом, поэтому древние греческие и славянские хартии (рукописи) их просто не интересовали. Этим же объясняется и тот весьма странный, на первый взгляд, факт, отмеченный Н.Д. Успенским, что Арсений Суханов в числе большого количества (498) рукописей, приобретенных им на Востоке, привез в Москву только 7 (семь!) рукописей, которые можно было использовать при исправлении книг.(58) А ведь одним из главных заданий и целей поездки А. Суханова на Восток было привезти необходимые источники для правки богослужебных книг. И вот он привозит огромное количество рукописей, среди которых и труды языческих философов, и сведения о землетрясениях, о морских животных, а вот рукописей, которые можно использовать при правке богослужебных книг, всего семь.

   Более подробное знакомство с документами, касающимися экспедиции Арсения Суханова подтверждает тот факт, что это путешествие было ничем иным, как дымовой завесой “реформаторов”, пытавшихся ввести в заблуждение русское общественное мнение в отношении целей своей “реформы”. И творцы “реформы” многого достигли при помощи этой сухановской историко-научной мистификации: на протяжении более двух веков полемисты со старообрядчеством категорически утверждали, что “правка” наших богослужебных книг производилась именно по древним греческим рукописям, в огромном количестве привезенным А. Сухановым.

   Вэту экспедицию за рукописями, длившуюся полтора года, Суханова отправлял и царь, и Никон, несомненно, с соответствующими инструкциями. Как видим, и здесь подлог.

   Мимый парадокс заключается в том, что царь Алексей и Никон вовсе и не преследовали цели действительного исправления церковных книг и обрядов, и их отнюдь не волновал вопрос, кто сохранил чистоту Православия, русские или греки.

   Эо подтверждает и следующая история. Желая заручиться поддержкой реформы со стороны Константинопольского патриарха Паисия, Никон в 1654 г., накануне собора, отсылает к нему грамоту с вопросами церковно-обрядового характера с просьбой рассмотреть их собором и дать ответ. Никон и царь, видимо, рассчитывали, что Паисий одобрит их реформу, и им удобно будет ссылаться, на его авторитет. Однако их надежды не оправдались, в ответном послании патриарх Паисий выразил, от лица греческого собора, очень трезвый и осторожный взгляд на дело изменения богослужебных чинопоследований и церковных обрядов, давая этим понять, что необходимости в реформе нет. Несмотря на это, царь Алексей и Никон продолжали начатое дело, демонстрируя этим, что богословская обоснованность реформы не особенно их интересует, что и понятно, принимая во внимание политические цели творцов реформы. Не обошлось без подлога и в этой истории с запросом патриарха Паисия. Ответное послание Паисия было получено уже после собора, однако Никон на соборе заявляет о получении грамоты от Константинопольского патриарха, якобы с одобрением его реформ.

   Вт еще одна тактическая уловка творцов “реформы”. Как уже говорилось, чтобы подвести общественное мнение к сознанию необходимости реформы, они ратуют за срочное исправление якобы накопившихся в славянских переводах различных описок, ошибок и разных неисправностей, допущенных переводчиками и переписчиками. Против таких исправлений никто и не возражал. Однако, когда дело дошло до реформы, Никон на соборе 1654г. вдруг делает сногсшибательное заявление, что русское благочестие “сомнительно”, так как русские содержат у себя “неправые нововведения”, требует, таким образом, исправления не просто книг, но самой Церкви.

   “Никон, - пишет Н. Каптерев, - говорит на соборе не о таких книжных исправлениях, под которыми бы разумелись внесенные в них невежеством ошибки, описки и подобные неважные и легко исправимые погрешности, но требует исправления книг, поскольку они содержат, по его мнению, нововводные чины и обряды, требует, так сказать, исправления самой Церкви, а не книг только”.(59)

   Эа тактика тоже понятна - любыми средствами подтолкнуть к реформе, а затем делать свое дело, копируя греческий образец.

   НД. Успенский в своей статье описывает трагикомичную историю “правки” Никоном служебника. За шесть лет Никонова патриаршества вышло шесть изданий служебника, разногласящих между собой. В качестве образцов, как установил Н.Д. Успенский, использовались киевские служебники, которые незадолго до этого были, в свою очередь, исправлены по венецианским и парижским изданиям греческих служебников.

   НД. Успенский сообщает, что еще в 1911 г. профессор А.А. Дмитриевский дал такой отзыв о первых четырех изданиях: “Все эти издания в текстуальном отношении весьма сильно разнятся друг от друга, причем разности между изданиями мы наблюдаем не только в несколько строк, но иногда в страницу, в две и больше”.(60)

   Иенно о шести разногласящих изданиях служебников и писали в челобитной царю противники книжного исправления - свящ. Никита Добрынин и диакон Федор: “Шесть бо выходов его, Никоновых, служебников в русийское государство насилством разослано: а все те служебники меж собою разгласуются и не един с другим не согласуются”.(61)

   НД. Успенский пишет далее, что с увеличением количества изданий противоречия в книгах не только не уменьшались, но все более увеличивались. И, наконец, возникла такая ситуация, что “в результате исправления богослужебных книг, предпринятого в целях унификации русского богослужения с греческим”, чинопоследования покаяния и причащения в Греческой и Русской Церквах стали иметь расхождения.

   Автор статьи резюмирует по этому поводу: “Когда какое-либо грандиозное по замыслу мероприятие приводит к результатам, противоположным намеченным целям, такое положение можно назвать трагическим”.

   Пиводит он также и следующее высказывание Н. Каптерева: “Чем более проходило времени, тем большее количество появлялось изданий одной и той же книги, несогласных между собою, и самое количество этих несогласий с течением времени все более увеличивалось. Это замечали все, все этим обстоятельством очень смущались и соблазнялись, тем более, что на него постоянно и неустанно указывали противники книжных никоновских исправлений как на очевидное для всех доказательство, что русские церковные книги в действительности не исправляются, а только портятся”.(62)

   Кково же положение сегодня? Как уже говорилось, сравнение современных текстов с дореформенными позволяет сделать вывод, что новые тексты значительно уступают по доброкачественности старым. И это вывод не только автора настоящей статьи, проведшего значительную работу по сравнению текстов, но и многих других исследователей как прошлого века (прот. А.И. Невоструев, проф. М.Д. Муретов, проф. Н.И. Ильминский и др.), так и наших современников (проф. Н.Д. Успенский, проф. Б.И. Сове, проф.-прот. И. Белевцев и др.)

   Пот. А.И. Невоструев в публикациях своих ученых трудов дал подробную классификацию ошибок и неточностей послереформенного текста: странные выражения - “грецизмы”, например, “сияние шума”, “уразуметь очесы”, “видеть перстом” и т.п., сбивчивое употребление грамматических форм, смешение падежей, превращение сказуемого в подлежащее и т.п. Прот. А. Невоструев приводит примеры тропарей канонов с весьма неясным смыслом, перечисляет “грехи не только против грамматики, филологии, логики, но и против истории, экзегетики, догматики и т.п.”, указывая на массу ошибок в текстах, в том числе смешение имен собственных и нарицательных и наоборот, несоответствия библейским текстам и т.п.(63)

   Поф. М.Д. Муретов в своих работах также указал многочисленные случаи неправильного перевода и неисправностей послереформенного текста. А известный филолог Н.И. Ильминский “на целом ряде примеров показывает превосходство в смысле точности во многих случаях старого перевода перед поновленным в XVII веке”.(64)

   Т, что Н. Каптерев пытается смягчить впечатление от дефектов “правки” объясняется, конечно, давлением обер-прокурорской цензуры:

   “Арсений, как иностранец-грек, не настолько владел русским языком, чтобы постичь все его тонкости... почему его переводы, естественно, во многом отличались от старых, нередко уступали им в ясности, точности, в уместности того или другого выражения, казались иногда двусмысленными и соблазнительными... Другим видным переводчиком, при Никоне и после него, был Епифаний Славинецкий. Этот переводчик известен как крайний приверженец буквализма в переводе, он в жертву буквализму приносил ясность и понятность самой речи, сочинял собственные слова и их сочетания, очень искусственные и маловыразительные, лишь бы быть ближе к подлиннику, отчего его переводы всегда неуклюжи, нередко темны и малопонятны, так что смысл некоторых наших церковных песней и сейчас усвояется с трудом”.(65)