Издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих... Из инструкции иезуитов Самозванцу, как ввести Унию в России.

   Пместный Собор Русской Православной церкви 1971 года торжественно отменил клятвы (анафематствования) на старые обряды и на придерживающихся их. Старые русские обряды были признаны спасительными и равночестными новым обрядам. В докладе, зачитанном на Поместном Соборе, никонова реформа характеризовалась как “крутая и поспешная ломка русской церковной обрядности”, предпринятая в силу ошибочного взгляда на обрядовые различия, как на различие в вере. Основания для замены двоеперстия на троеперстие объявлялись более, чем сомнительными, а воззрение на старые русские церковные обряды как еретические отвергалось, как неправильное и необоснованое (1).

   Ножиданным это постановление Собора может показаться лишь незнакомым с проблемой, в действительности равночестность старых и новых обрядов признавалась церковными властями уже давно. И это не могло быть иначе, поскольку церковная жизнь русского народа, со времени принятия им крещения и вплоть до наших дней, зиждится на вере равноапостольных Владимира и Ольги, преподобного Cергия Радонежского, святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена, этих несомненных двуперстников (в этом смысле Русская Церковь-укоренена в старообрядчестве). Уже в 1765 году в “Увещании православной кафолической Церкви” митр. Платона (Левшина) признавалась православность старых обрядов и спасительность их употребления.

   В1800 году императором Павлом было разрешено и утверждено так называемое Единоверие, при котором старообрядцам, канонически подчиненным священноначалию РПЦ, дозволялось иметь священников для совершения богослужения по старому обряду.

   Рд положительных решений по вопросу отношения к Старообрядчеству был принят церковными органами в 1906, 1918 и 1929 годах (2).

   Тким образом, Собор 1971 года лишь подвел итог многолетней дискуссии по старому обряду, а говоря точнее, утвердил решения Священного Синода, принятые еще в 1929 году. Вот как это выражено в соборном определении:

   “Рассмотрев вопрос... с богословской, литургической, канонической и исторической сторон, торжественно определяем:

   Овященный Поместный Собор Русской Православной Церкви любовию объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей Святой церкви, так и именующих себя старообрядцами... Да приведет Господь расстоящаяся паки воедино, и в любви друг ко другу да исповедуем и славим едиными устами и единым сердцем Отца и Сына и Святаго Духа“ (3).

   Пжалуй, можно сказать, что исполнилось то, о чем писал в 1912 г. известный церковный историк, профессор Московской Духовной Академии Н.Ф. Каптерев: “Осуждение Собором 1667 года, руководимого двумя восточными патриархами, русского старого обряда было, как показывает более тщательное и беспристрастное исследование этого явления, сплошным недоразумением, ошибкою, и потому должно вызвать новый соборный пересмотр всего этого дела и его исправление, в видах умиротворения и уничтожения вековой распри между старообрядцами и новообрядцами... чтобы Русская Церковь по прежнему стала единою, какою она была до патриаршества Никона” (4).

   Н если старые обряды равночестны новым, то, прежде всего, напрашивается вывод, что никонова реформа была вообще не нужна?.. Именно это и подтвердил профессор Ленинградской Духовной Академии протоиерей Иоанн Белевцев в своем докладе на 2-ой Международной церковно-научной конференции, проходившей в Москве 11-19 мая 1987 г.: никонова реформа была “богословски не обоснованной и совершенно не нужной” (5).

   Иак, великий русский Раскол, который, не боясь преувеличений, можно назвать великой религиозно-национальной катастрофой, явился следствием реформы, которая, как выяснилось, не была обоснована ни богословски, ни канонически и просто-напросто была не нужна Церкви.

   Н слишком ли категоричны эти выводы? В таком случае кому нужна была эта “реформа”, каковы были ее истинные причины и цели, кто являлся ее творцом? Предлагаемая работа и есть краткое, в объеме журнальной статьи, изложение сути затронутой проблемы.

   Более подробно на эти вопросы автор настоящей статьи попытался ответить в своей книге под названием “Церковная реформа XVII века, ее истинные причины и цели” Рига, 1992, Ч.1,2, (300 стр.), готовящейся в настоящее время к переизданию, с уточнением некоторых деталей исследования, а также с добавлением третьей и четвертой частей.

   Гавный вывод исследования совпадает с заявлением профессора-протоиерея И. Белевцева, а именно: никонова реформа не обоснована ни богословски, ни канонически, эта реформа была навязана Церкви искусственно. Главным творцом реформы является царь Алексей Михайлович, а не Никон, который был всего лишь исполнителем, поэтому и реформу более справедливо было бы назвать алексеевской, а не никоновской, тем более, что и реформаторской деятельностью Никон занимался всего 6 лет, в период его пребывания на патриаршей кафедре с 1652 по 1658 год, для царя же реформа была делом всей его жизни вплоть до 1676 года (дата смерти).

   НФ. Каптерев в своей книге “Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович” пишет: “Инициатива произвести церковную реформу, в смысле объединения наших церковных чинов, обрядов и богослужебных книг с тогдашними греческими, принадлежит не Никону, а царю Алексею Михайловичу и его духовнику, протопопу Стефану Вонифатьевичу. Они первые, еще до Никона, задумали произвести церковную реформу, ранее наметили ее общий характер и начали, до Никона, понемногу приводить ее в исполнение; они еще до Никона вызвали в Москву из Киева знающих греческий язык книжных справщиков, с помощью которых еще до Никона уже начали исправлять наши книги с греческих и, что главное, они же создали и самого Никона как реформатора-грекофила. Никон, сделавшись патриархом, только выполнял ту программу, какая ему дана была, конечно, в самых общих чертах, царем и Стефаном Вонифатьевичем. Правда, что в самое выполнение программы царь активно не вмешивался, предоставив в этом деле Никону полную свободу“(6).

   Шроко распространено мнение, что якобы реформа XVII века проводилась с целью исправления ошибок и описок, вкравшихся в богослужебные тексты с течением времени, но мнение это весьма далеко отстоит от истины. Объективное сравнение текстов богослужебных книг предреформенных, иосифовской печати, и послереформенных не оставляет сомнений в ложности утверждения о недоброкачественности предреформенных богослужебных книг - описок в этих книгах, пожалуй, меньше, чем опечаток в современных нам книгах. Более того, сравнение текстов позволяет сделать как раз противоположные выводы: послереформенные тексты значительно уступают по доброкачественности предреформенным, поскольку в результате так называемой правки в текстах появилось огромное количество погрешностей разного рода и даже ошибок (грамматических, лексических, исторических, догматических и пр.). Примеры сравнения текстов будут приведены ниже.

   Ближайшей же целью реформы было достижение единообразия между русской и греческой церковной практикой, взяв за образец греков, на что указывает и Н.Каптерев в вышеприведенном высказывании. Это отмечено и в докладе митрополита Никодима, зачитанном на Поместном Соборе 1971 года (7). Цель же церковного единообразия с греками диктовалась исключительно политическими соображениями.

   Дло в том, что царь Алексей Михайлович первым из русских царей всерьез готовился воссесть на древний Византийский престол, став тем самым во главе вселенского Православия, всерьез готовился сделаться наследником и продолжателем дела древних православных греческих царей. Можно сказать, что политическая наивность этих замыслов вполне соответствовала наивности и недалекости самого царя, которого с полным основанием можно назвать бедой России да и вселенского Православия на все времена. Реформа для достижения церковного единообразия по греческому образцу была для царя первой ступенью в осуществлении его замыслов, как бы идеологическим фундаментом для будущего политического единения всех православных государств под его державой в единую Великую Греко-Российскую Восточную империю.

   Вт как говорит об этом Н. Каптерев: “Алексей Михайлович считал себя преемником древних благочестивых греческих императоров не только в делах веры и благочестия, но и законным наследником их царства, верил, что ему или его преемникам, действительно, суждено в будущем владеть самым Константинополем и всеми православными народами, томящимися под турецким игом... Ему не чужда была мысль сделаться освободителем православных народностей из-под турецкого ига и овладеть, как своим наследием, Константинополем, и церковное единение он считал первою и необходимою ступенью будущего политического единения” (8).

   Ксожалению, эта мысль царю Алексею была не только не чужда, но этой мысли была подчинена вся его жизнь и вся его деятельность. Идея наследования Византийского престола стояла перед русским самодержавием и во время опубликования Н. Каптеревым своего исследования, отсюда понятно, почему историк говорит на эту тему весьма осторожно и уклончиво.