МСКОВСКИЕ СТАРООБРЯДЧЕСКИЕ ЦЕНТРЫ

   Сокращенный вариант статьи, опубликованной в журнале "Москва" (№1 за 1998 год)

   Вякий раз, когда интерес исследования или звезда духовного странствования приближает меня к миру старообрядчества, я чувствую в своей душе присутствие энигмы, загадки, веяние древней тайны. Как и почему существует до сих пор этот извод Православия, живут маленькие общины с их строгой претензией на обладание вселенской полнотой истины? Отчего не растворились они еще в нашем плюралистичном мире, не слились с «господствующей», как они ее называют, Церковью — но и не выродились в секты?*

   *Секта — это сообщество, субъективно отождествляемое своими членами с единственным верным и спасительным «руслом» существования той или иной мировой религии (или претендующее на создание нового интегрального учения), не имеющее, в отличие от традиционных религий, «проекций» своей веры на культуру, то есть устойчивых форм выражения духовного через различные виды культурного диалога (богословие, философия, литература, искусство и т. д.).

   Т старообрядческие согласия и толки, что превращались в секты, исчезали через несколько поколений. – прим. автора

   Обряд

   Чм глубже доводится соприкасаться со староверием, тем более начинает казаться, что это упрямое, смиренное и гордое трехсотлетнее «стояние в Истине» — уже само по себе, благодаря даже одной форме преданности, часто без надежды, есть послание миру в последний канун. В Церкви миру известно предание, как будут спасаться немногие верные в предантихристово время, когда духовная деградация перейдет в чисто антропологическое вырождение. Природа человеческая растреснет, ум замутится, отблеск божественного разума в нем померкнет. Закончится век таинственного богомыслия, и последние остальцы веры христианской не смогут уже с полным осознанием приникнуть к драгоценному ковчегу догматов Церкви. Но надеждой на избавление для них будет вера в непреложность обетований о Втором Пришествии Христа и решимость следовать заветам их святых предков — насколько возможно, в жизни и богослужении. Так, в перспективе Апокалипсиса внешнее способно искупать внутреннее.

   Китики старообрядчества, в том числе и современные, часто ставят ему в упрек сосредоточенность на узких ритуальных темах, почти полное отсутствие за три столетия богословско-философских дарований. Такой взгляд неверен фактически: были среди староверов и мыслители, состоятельные, по мерками мира и «большой Церкви». Достаточно назвать имена соузника протопопа Аввакума по пустозерскому заточению инока Епифания; «северного Златоуста», идеолога ненасильственного сопротивления соловецкого монаха Геронтия (Рязанова); блистательного полемиста иеродиакона Александра Керженского; составителя самой известной программы обоснования старообрядчества Андрея Денисова... О последнем авторе и его труде пишет протоиерей Г. Флоровский: «Денисов был не только начетчиком. Его нужно признать богословом. «Поморские ответы» — богословская книга, и умная книга»1 .

   Врно, однако, что творческая энергия старообрядческих богословов преимущественно была направлена на защиту самого «древлего благочестия» русского. Здесь мы сталкиваемся с проявлением не духовного провинциализма, а церковной «икономии», смысл которой понятен всякому православному: во времена, неблагоприятные для завоевания новых вершин, важнее всего сохранить отряд, команду восхождения, сберечь ее внутренний строй. Пребывая в нашем мире атомизированных личностей, нелегко понять, что одно из действий Традиции — воспроизведение рода праведных. Очень хорошо об этом говорит некий старец Драндского монастыря на Кавказе в книге В. Свенцицкого «Граждане неба»: «Видал ли ты когда-нибудь, как гуси летят? Знаешь ли, что летят они за тысячи верст? А зачем? Чтобы поддерживать свое племя. Так и вы, пустынники. Если и нет больше подвижников среди вас — живите. Вы хорошо делаете уже тем, что поддерживаете племя пустынников».

   Оряды и весь уклад церковной жизни — как спасительный трос, соединяющий попавших в буран и не различающих друг друга путников. Он не только выводит нас из смертельной пустоты ложного эго, собственной дурной самости. Сквозь время он связывает поколения, милосердно давая сыновьям кощунников и «теплохладных» служителей мамоны через головы отцов прикоснуться к очищающей святости дедов. Насколько же важно, чтобы обряд оставался все тем же, верным, соответствующим самому себе!

   Сарообрядческое «обрядоверие» сохранило и донесло до нас одну из важнейших интуиций первоначальной традиции — представление о трепетной и страшной связи между частным священнодейством и ходом часов мироздания.

   Звершая обзор исключительно важной для понимания русского раскола темы обрядов, стоит заметить, что христианство есть прежде всего мистериальная религия, религия таинств, — на этом сходятся и ученые-религиоведы, и богословы. Конечно, для обыденного сознания слово «обряд» предстает как бы подернутым некоей пеленой косности, рутинности, конформизма — слово же «таинство» несет в себе изначальный интригующий смысл. Но дело в том, что православная литургика не ведает четкой границы между таинством и обрядом. Действие Духа Святого, «Иже везде сыи и вся исполняяй», в Церкви едино и нерасчленимо2 .

   Мистика города

   Ме хотелось бы пригласить читателей на небольшую экскурсию по московским центрам древнего Православия. Для человека, ищущего духовную истину, не может быть бесполезна встреча с опытом, который многие поколения наших соотечественников оплатили своей кровью и пеплом своих тел. Людям же религиозно индифферентным должно быть, по крайней мере, интересно знакомство с уникальными памятниками-музеями древнерусской культуры.

   Тт, кто не слишком хорошо изучил историю столицы, будет, вероятно, удивлен, когда узнает о существовании в Москве исторически сложившихся авторитетных центров староверия. Обычно судьба старообрядчества представляется нам связанной с глухими заволжскими скитами, кержацкими тропами, с тайгой, поморьем, непроходимыми лесами на стыке Белоруссии, Литвы и Польши. В эти места бежали «ревнители древляго благочестия» от гонений. Но есть особое, провиденциальное значение в том, что внутренняя история старообрядчества во многом совершалась в Москве — городе, так много значившем для церковного сознания Руси.

   Мскве усваивалась роль Третьего Рима — столицы мирового Православия, последней крепости перед приходом Антихриста. До настоящего времени это — никем не превзойденная по гармоничности идейная система русского мессианизма и «православного национализма». В эпоху церковного раскола XVII столетия концепция «Москва — Третий Рим» в последний раз формулировалась и выражалась непосредственно народом, и точно так же в последний раз — в ее первоначальном, неизменном виде. Так, священник Никита Добрынин («Пустосвят») писал в одной из своих челобитных: «Ведомо тебе, великому государю, яко ветхий Рим падеся аполинариевою ересью, второй же Рим еже есть Константинополь агарянскими внуцы от безбожных турок обладаем; твое же государство — великое российское царство, Третий Рим, и отовсюду все христианское благоческие в него собрася, и от тебе, благочестивого царя, превеликий Господь господствующих и Царь царствующих Христос Бог наш Свой талант с прикупом вземлет». В пятой соловецкой челобитной старообрядцы писали: «...И все благочество в твое государство едино царство собрашеся и Третий Рим, благочестия ради, твое государство, московское царство именоваша»3 .

   Првые вожди староверия становились «последними римлянами», для которых вечный священный град оставался живой святыней, а не «археологической» ценностью.

   Н удивительно, что противникам старообрядчества (а их, к счастью, сегодня среди православных становится все меньше) приходится нападать на идею «Москва — Третий Рим». Удивительно, как им при этом удается оставаться русскими патриотами вполне классической ориентации. Ведь теория «Третьего Рима» отнюдь не являлась продуктом интеллектуальной деятельность узкого круга лиц — «жидовствующего»** митрополита Зосимы, псковского старца Филофея, как это выставлено, например, в недавней статье Натальи Михайловой4 .

    ** Обвинение митр. Зосимы (1490–1494 гг.) в кощунстве почти целиком основано на обличениях, содержащихся в «Просветителе» преп. Иосифа Волоцкого. Список «богоотметных» книг, составленный Зосимой, а также написанное на основании соборного приговора «Смиренного Зосимы поучение всему православному христианству», прямо направленное против еретиков, молчание летописей по этому вопросу, замечание самого Иосифа Волоцкого, не скрывавшего, что не все говорили против Зосимы, — все это дало проф. Павлову отвергнуть общепринятое мнение о еретичестве Зосимы.

   С. также: И<льинский> Ф. М. О мнимом еретичестве Московского митрополита Зосимы//Русский архив. 1900. Т. 38. Ч. 2. С. 330–341..

   Мтивы наследования русской землей вечной «римской» харизмы нашли отражение в целом ряде памятников конца XV–XVI века. Назовем «Сказание о князьях владимирских», «Сказание о Вавилонском царстве», «Повесть о белом клобуке», «Послание Спиридона Саввы»... Данные произведения носят соборный характер и являются примерами формирования нового, великорусского патриотизма. Но идея священной христианской империи — преемницы Рима «ветхого» и «Рима»-Константинополя одушевляла нашу историю еще со времен Древней Руси. Французский историк Дмитрий Настасе, рассмотрев целый ряд подтверждающих это примеров, от эпохи Ярослава Мудрого (XI век) до тверского князя Михаила Ярославича (XIV век), заключает: «Дойдя до эпохи Третьего Рима, мы можем констатировать, что идеологи Ивана IV были в главном совершенно правы, когда возводили имперскую идею на Руси к Владимиру I»5 .

   Т, что историософия «движущегося Рима» была принята Русской Церковью, можно уловить уже в деятельности митрополита всея Руси Киприана (1378–1406 гг.) «Его стремление превратить Москву в общерусский церковный центр в период усилившегося упадка Константинополя можно считать прелюдией идеи о «Третьем Риме», — отмечает историк Г. Бакалов6 .

   Яную нелепость представляет и «обнаружение» Натальей Михайловой в концепции «Третьего Рима» «отголосков хилиазма с его мечтой о чувственном тысячелетнем царстве Христа, после которого и придет Антихрист». Дело в том, что хилиазм имеет одним из своих источников известную историко-богословскую проблему толкования Апокалипсиса. Еще св. Андрей Кесарийский полагал, что эта таинственная книга представляет собой несколько групп видений (их насчитывают до пяти порядков), отчасти параллельных между собой. Хилиасты, игнорируя принцип параллельности, принимают последовательность рассказа об Откровении за хронологическую последовательность предрекаемых событий. Поэтому они истолковывают начало 20-й главы Апокалипсиса как обетование о тысячелетнем царстве Христа на земле, во время которого сатана будет скован и заключен в бездне. Эта царство, по учению хилиастов, наступит после победы над «Зверем»-антихристом и его лжепророком, описанной в последних стихах 19-й главы.

   Тория «Третьего Рима» просто не имеет никакого отношения к хилиастическим спорам, так как средневековое сознание могло вмещать чувственное царство Божие на земле лишь во временное поле, открывающееся за Вторым Пришествием Христа и низвержением антихриста. Благородный эсхатологизм московской идеи состоял в несении до конца мира миссии последнего христианского царства; он «не заглядывал» за Второе Пришествие.

   Федосеевцы

   Мсква оставалась исключительно значимым, смысловым центром в глазах многих поколений русских старообрядцев. Даже в учебном пособии «История Церкви Христовой» известного начетчика И. Н. Заволоко, изданном уже в 1930-х годах в независимой Латвии, детям рассказывается о «Москве — Третьем Риме», а глава о жестоких преобразованиях Петра названа «Разгром Московии».

   Врусской столице в 1630-е годы сложился кружок «боголюбцев» — ядро движения за литургическое и нравственное возрождение Церкви. Благодаря деятельности «боголюбцев», как свидетельствует историк С. Зеньковский, «в течение нескольких лет, 1645–1650, Москва вырастает во влиятельный православный центр, к голосу и политике которого прислушиваются и западнорусское, и православное население Востока, которое начинает все чаще и чаще с надеждой смотреть на православную Русь с надеждой на избавление от турок»7 .

   И примкнувших позднее к кружку «боголюбцев» вышли два непримиримых противника — патриарх Никон и протопоп Аввакум. Именно в Москве на неделе, предшествовавшей Великому Посту 1653 года, которая приходилась на 20—27 февраля, начались Никоновы реформы. По приходам была разослана «память» (меморандум, или циркуляр), неожиданно менявшая обряд. Историки полагают, что патриарх и царь Алексей Михайлович желали максимально приблизить русский обряд к тогдашнему греческому в надежде на скорое освобождение балканских стран от турок и восстановление «Второго Рима» — Цареграда с русским царем на престоле.

   Потопоп Аввакум вспоминает о тех страшных днях, когда, казалось, что изменилась сама природа, не выдержав кощунства: «В памети Никон пишет: «Год и число. По преданию святых апостол и святых отец, не подобает во церкви метания (поклоны) творити на колену, еще же и трема персты бы есте крестились». Мы же задумалися, сошедшемя между собою: видим, яко зима хощет быти, сердце озябло и ноги задрожали. Неронов (протопоп московского Казанского собора. — С. А.) мне приказал церковь, а сам един скрылся в Чюдов — седмицу в палатке молился. И там ему от образа глас бысть во время молитвы: «Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати!»

   Зесь же в Москве, состоялся так называемый «Большой» собор 1666–1667 годов, на котором, по словах историка Церкви А. В. Карташева, «посадили на скамью подсудимых всю русскую историю, соборно осудили и отменили ее». Бывшие организаторами и участниками собора греческие иерархи не только настояли на наложении клятв и анафемы на всех тех, кто пользовался двуперстием и старым уставом, — они поставили под запрещение все элементы старой русской церковной традиции. Старообрядцы до сих пор считают, что все беды России начались с этого страшного метафизического акта — с проклятия веры отцов.

   Лшь век спустя после помеченного «числом Зверя» собора старая русская вера смогла обрести свои гласно, легально существующие центры в Москве. Это случилось, когда ослабли гонения, в царствование Екатерины Великой. Поводом для возникновения двух средоточий старообрядческой жизни послужило весьма печальное событие — эпидемия чумы 1771 года. Власти дали разрешение крупным общинам на открытие за городской чертой Преображенского и Рогожского кладбищ.

   Нсколько лет назад одна ученая дама в разговоре со мной выразила удивление, как это живые традиции русского староверия сохранились именно на кладбищах. Но ведь и древние христиане собирались в старых катакомбах, где хоронили людей, и проводили богослужения на гробах мучеников. По примеру этого для совершения Божественной Литургии Церковь всегда требовала обязательного наличий антиминса — плата со вшитыми мощами святых. Для христианства в здешнем мире обычно пребывание рядом с символами смерти и разрушения, которыми, однако, прообразуется Жизнь Вечная...

   Првый старообрядческий центр, который мы посетим, — это Преображенское кладбище, где сейчас восстанавливается московский преображенский старообрядческий монастырь. В июле 1993 года он был возвращен историческим владельцам — «христианам Древлеправославно-кафолического исповедания и благочестия Старопоморского согласия», или, как еще их называют, беспоповцам-федосеевцам. Если пройти немного по улице Преображенский вал, то почти сразу же откроется территория староверской общины, обнесенная каменной стеной с угловыми башенками в древнерусском стиле, напоминающими кремлевские в миниатюре.

   Всередине XVIII века в этой местности, в подмосковных селах Преображенское и Черкизово, проживало несколько десятков семей старообрядцев-федосеевцев. Наставником их являлся о.Илия Иванов. В тех же краях находилось много промышленных и торговых предприятий. Были в их числе и кирпичные заводы купца I гильдии Ивана Алексеевича Кавылина (1731–1809), пробившегося в люди из крепостных княжеского рода Голицыных. Кавылин по рождению принадлежал к господствующему исповеданию, но под влиянием знакомства с о. Илией осознанно принял в 1768 году старообрядчество бессвященнического толка.

   Всентябре 1771 года, когда в Москве свирепствовала чума, голод и царила анархия, И. А. Кавылин выхлопотал у городских властей разрешение на устройство староверами больницы для ухода за страждущими и кладбища для захоронения умерших. Интересно, что основанный

   И А. Кавылиным центр беспоповцев-федосеевцев возник в селе Преображенском — месте, где в конце XVII — начале XVIII века закладывались первые очаги светской, вестернизированной России. Здесь находился царский загородный дворец, при котором был открыт один из первых русских театров — «Комедийная хоромина»; здесь прошли детские годы Петра I, были основаны «потешные» полки — Семеновский и Преображенский, построена «потешная крепость» Прешбург, впервые спущен на воду петровский ботик.

   И А. Кавылин задумал построить монастырь в подражание знаменитой всему старообрядчеству Выговской пустыни, которая, в свою очередь, пространственной организацией копировала древние египетские общежития: весь комплекс делился на две части: мужскую и женскую.

   В 1784 году была построена соборная часовня во имя Успения Богородицы, в 1805–1808 годах — надвратная Крестовоздвиженская часовня на мужской половине. В 1811 году завершилось строительство Крестовоздвиженской соборной часовни на женском дворе. Работы велись по проекту архитектора

   Пследним делом, совершенным И. А. Кавылиным, была выработка «Устава Богаделенного дома на Преображенском кладбище», утвержденного властями 15 мая 1809 года. По этому Уставу преображенцы освобождались от опеки Московской Духовной консистории, сами выбирали попечителей, были полностью автономны в своей духовной жизни. В начале XIX века Преображенское кладбище стало духовно-административным центром всего федосеевского согласия...

   Фдосеевцы остаются ныне самым радикальным из легально существующих старообрядческих течений. Прямая линия духовной преемственности связывает их с бескомпромиссными учителями очищения душ огнем «гарей» конца XVII века.

   Пежде чем вкратце охарактеризовать учение их согласия, стоит, вероятно, напомнить читателю принципиальное различие двух линий развития старообрядчества — беспоповства и поповства. Исторически и у старообрядцев не осталось своих епископов, способных, по канонам Церкви, рукополагать священников и диаконов. Когда иссякло поколение иереев дониконовского поставления, часть староверов, своеобразные религиозные пессимисты, решили, что благодать исчезла из мира и теперь на земле нет ни священства, ни таинств (кроме доступных по нужде для совершения мирянам крещения и исповеди). Так возниколо беспоповство. Другое крыло старообрядцев продолжало верить, что благодать не исчезла, не может исчезнуть из мира совсем. По учению Церкви, благодать священства сохраняется и у «еретиков», следовательно, и от них может быть восстановлена. Эта группа стала принимать священников, переходивших в старообрядчество из господствующей Церкви, в сущем сане, а в 40-х года XIX века, приняв к себе греческого митрополита Амвросия, восстановила и епископат. Лишь меньшинство старообрядцев-поповцев не признало образованной с приходом Амвросия иерархии. В 1923 году эта часть поповцев создала собственную церковную организацию.

   Вделение беспоповства из раннего старообрядчества историк С. Зеньковский связывает с личностью Феодосия Васильева. От его имени и произошло название одного из самых влиятельных согласий. По преданию, «преславный и досточюдный учитель Феодосий» происходил из обедневшей ветви рода «благородных дворян Уресовых». Он служил дьячком в Крестецком Яме.

   Феодосий Васильев явился одним из инициаторов новгородских староверческих соборов 1692 и 1694 годов. Самыми важными решениями, принятыми на них, были: запрещение браков и рождения детей членами Церкви (ввиду отсутствия благодати, таинств и священства и, следовательно, невозможности законного бракосочетания) и строгая регламентация общения с окружающим миром (включая обряд обязательного очищения, «отмаливания» «торжищна брашна», то есть пищи, купленной «на торгу»). Эти предписания беспоповской веры вытекали из утвержденного «приговора» наставников о том, что антихрист уже пришел в мир, но царствует он «умственно», духовно — в человеческом обществе и видимой Церкви. Антихрист, по этому учению, есть не человек, но как бы некий «дух отступления».

   Сльная, незаурядная личность Феодосия, его начитанность и хозяйская хватка привлекали к нему друзей — людей сановных, «иже суть: болярин Борис Петрович Шереметьев, князь Александр Данилович Меньшиков, болярин Симеон Григорьевич Нарышкин, генерал Михаил Аргамаков и прочие мнози от благородных». Позднее при содействии Меньшикова Феодосий с последователями вернулся в Россию. В 1711 году, будучи по делам в Новогороде, он был арестован церковными властями и умер в заточении.

   Фдосеевцы называют себя также старопоморцами, чем подчеркивают свою верность заветам первых старообрядческих учителей северного Поморья — старца Даниила Викулина и Андрея Денисова, князя Мышецкого, основателей прославленной общины на реке Выге.

   Сгодня старопоморской общине принадлежит территория бывшего «женского двора» Преображенского богаделенного дома. Богослужения, как и 186 лет назад, проходят в Крестовоздвиженской соборной часовне. Только она и оставалась действующей все годы советской власти, хотя территория храма была урезана так, что между забором и его стеной едва мог пройти один человек. Остальные шесть моленных были закрыты в 1920-х годах. Сейчас моленные и корпуса богаделен возвращаются федосеевцам, но некоторые здания все еще, по странной иронии нашей постсоветской судьбы, занимает милиция.

   Тго, кто побывает на службе в Крестовоздвиженской часовне, прежде всего поразит, насколько ясно отражается дух раннестарообрядческого эсхатологического радикализма в обряде и молитвенной этике федосеевцев. «Не сообразуйтесь с веком сим» — этот принцип и сегодня придает некоторым христианам силы удерживаться от «мирщения» — любых форм осквернения дыханием оступившегося мира.

   Вхраме под закопченными сводами крепится в последней глухой обороне седая русская старь. Горят только светильники живого огня — лампады, свечи. Все прихожане стоят с «четками»-лестовками. Кое-кто из верующих одет в платья древнерусского покроя, многие мужчины острижены «в кружок» (чтобы открыты были уши), с длинными, «не подрубленными» бородами; у женщин покрывающие голову платочки не завязаны внизу (чтобы не походили на иудину петлю), а заколоты булавкой. Если пришедший не к началу службы проходит вперед, то он оборачивается и кланяется тем, кого обошел, а ему отвечают поклоном.

   Ообенно умилительно смотрится, когда маленькие дети, одетые в современные костюмчики, но с лестовками в руках, пробираются ближе к хору и наставнику, поворачиваются и с сознанием важности совершаемого кланяются, а стоящие в храме так же серьезно отвечают им.

   Ве старообрядцы сохранили в своем церковном пении знаменный распев, основанный на системе византийского осмогласия.

   Заменный распев вообще способен вызвать ассоциации с эпохой античности и Византией, но пение в Крестовоздвиженском храме по своей монументальной архаичности уводит нас еще дальше: на Древний Восток, в Египет, к самым праистокам веры. Старопоморцы говорят, что в их напеве звучит язык ангелов... Дело в том, что федосеевское согласие сохранило систему «наонного», или «хомового», знаменного пения, зародившуюся, конечно, не в древности, но в достаточно глубокой старине — в XV — XVI веках. В этой системе все полугласные звуки церковнославянского языка выпеваются как полные гласные: ь как е, ъ как о. Иногда используются также «аненайки» — вставные мелодические «узоры». Наонное пение еще более протяжно, чем обычное знаменное («наречное»). Оно бесстрастно и одновременно обладает сильным суггестивным воздействием, которое автор этих строк отчасти испытал и на себе.

   Всоборной часовне федосеевцев все иконы — древнего византийского стиля, дониконовского письма. И. А. Кавылин в свое время скупал старинные иконы и утварь везде, где они сохранились, в том числе и в новообрядческих монастырях и церквах. В 1802 году Кавылин через министерство внутренних дел приобрел целый идущий на слом храм Сретения в Кремле (XVI века), вместе со старинными иконами и убранством.

   Кк-то после богослужения я обошел храм, вглядываясь в живые, намоленные образа новгородского, строгановского, московского письма. Особенно меня поразил огромный, в красивом окладе с каменьями «Иоанн Богослов в молчании» в южной части главного придела часовни.

   Зтем я перевел взгляд на иконостас — и внезапно оказался поражен простой безнадежностью его устроения. Полный «классический» пятиярусный русский иконостас не являлся алтарной преградой: за ним ничего не было; он расположен на глухой стене. Знать, что у беспоповцев нет священства и большинства таинств, — это одно, но стоять перед этими закрытыми навечно, до конца мира, мистическими Царскими вратами — совсем иное.

   Имне вспомнилось красивое предание, что в Святой Софии цареградской в тот самый момент, когда турецкий султан по трупам въезжал на коне в Дом Божий, литургическая процессия во главе со священником скрылась, войдя в северную стену храма, оберегая от осквернения Святые Дары... И доныне невидимо, в потаенной обители там совершается богослужение. Друзья, побывавшие в Константинополе, рассказывали мне, что северная стена обращенной в турецкий музей Софии постоянно забрана лесами, но если подойти с внешней стороны к храму и приникнуть ухом к стене, то станет слышен хор мужских голосов. Причем каждый раз слышатся разные песнопения: ведь время там не застыло, но лишь изменило свой ход, и литургия продолжает совершаться.

   Фдосеевцы также верят в невидимую, духовную евхаристию. Церковь едина; и, не имея трехчинной иерархии в «земном странствии», они верят, что имеют всю полноту этой иерархии на небе, надеются на «Причастие Святых Христовых Тайн в Храме Небесном».

   Н константинопольская легенда все же более оптимистична, нежели вера старопоморцев. Говорится, что, когда Святая София будет освобождена от осквернителей, процессия со Святой Чашей снова выйдет из северной стены и присоединится к возобновленному богослужению. Это произойдет еще до кончины мира, в земной истории. Для федосеевцев же бытие Церкви в истории завершилось. Основание надежды может лежать лишь по ту сторону эсхатологической развязки.

   Тм более изумляет, как вопреки всем законам развития человеческого ума (с его склонностью к спекуляциям и самооправдыванию), они не пошли по пути «примышлений» и за 300 лет сохранили в чистоте свою скорбь «о запустении жертвы», о лишении литургии.

   Абсолютная (и порой доводимая до абсурда) духовная честность федосеевцев проявилась также и в вопросе о браке. «Причина безбрачия в Церкви не ненависть к браку, — разъясняет в статье «Церковь и мир века сего» федосеевский календарь на 1996 год, — а отсутствие священства, следовательно, таинства браковенчания. Призывать всех к безбрачной жизни невозможно, но и призывать всех к незаконному браку в эти последние времена также нельзя. Одно дело признавать свою плотскую слабость и жить, сознавая свой грех, молить Бога о его прощении, другое дело — оправдывать его и не считать грехом... А самая чистая часть жизни, детство, и самая мудрая, старость, не обременены плотскими страстями. Живущие во грехе не могут молиться с верными, поэтому живущие брачно не допускаются к соборной молитве».

   Храктерная особенность федосеевской экклезии — строгое разделение прихожан на «верных» («рабских», то есть рабов Божиих) и «замирщенных» («мирских»). К первым относятся исполняющие все правила общины. Они ведут богослужение и потому называются ее «молящимися». Вторые — это обычно «новожены», то есть вступившие в брак, уже будучи полноценными членами согласия. Их называют еще «немолящимися», так как на общественном богослужении они не должны ни читать, ни петь, ни молиться вслух, ни даже креститься. Такие прихожане стоят на службе с лестовкой и молятся в душе.

   Мжно сказать со всей ответственностью, что строгие правила федосеевцев не результат гордыни «рабских» христиан. Ведь «немолящиеся» обладают равным правом голоса с «верными» членами согласия при решении общественных вопросов. «Новожен» может быть и председателем федосеевской общины. Эта исключительная щепетильнотсь объясняется тем, что храм для староверов-беспоповцев — единственное святое место на оскверненной антихристом земле. К нему относятся благоговейно и блюдут его чистоту.

   Срогость устава представляет немалую опасность для существования общины как социального организма. Хотя количество приожан в целом может увеличиваться, так как многие потомки федосеевцев обращаются к своим корням, вряд ли можно ожидать существенного роста «верного» ядра.

   Устаропоморцев духовным отцом общины является наставник-мирянин, избранный из достойных христиан. Федосеевский наставник не просто обязан вести чистую жизнь. Он обязан избегать любых форм «смешения с миром», соблюдать предписания о ритуальной чистоте посуды и т. п. Все это делает выбор наставника нелегким.

   Скультурологической точки зрения, беспоповцы сделали «шаг назад», перейдя от инициатического священства к авторитету «предания старцев». От легитимного способа передачи сакрального знания они обратились к «пара»— или «сублегитимному», что резко снизило шансы их толка на выживание.

   Нкоторых федосеевцев беспокоит пример общины старообрядцев-филипповцев, занимавшей часовню в псевдоготическом стиле на самом некрополе Преображенского кладбища. Уже в наши дни, в 1990 году, община распалась из-за физического вымирания ее членов. Руководители федосевцев-»преображенцев» предпринимают усилия по объединению разрозненных групп верующих на территории России.

   Н многие рядовые прихожане настроены пессимистически. Они считают, что для описания Церкви в последние времена лучше всего подходят слова Спасителя: «Где двое или трое соберутся во Имя Мое, там Я среди них». В этой фразе ударение ставится на числительных.

   Взаключение обзора федосеевской части Преображенского кладбища хочу отметить, насколько нелепы и безграмотны разговоры о «закрытости», «мрачности», «интровертности» старообрядцев. Люди, не принадлежащие к общине, не должны молиться в храме — но они могут просто стоять на службе, наслаждаясь прекрасным пением и стариной убранства. К гостям будет всегда уважительное и доброе отношение.

   Впоминая староверов, с которыми мне довелось познакомиться на «женском дворе», — благообразных русский бабушек, мужика-хозяйственика, председателя общины Андрея Иосифовича Лобзу, продавца книжной лавки Валерия, наставника из румынского города Тульчи Петра, — я хочу пожелать этим людям сохранить их согласие, без которого в любом случае в нашем мире только прибавится энтропийной мути.

   Поморцы

   Н «мужской половине» Преображенского кладбища сегодня нахрдится центр другого согласия беспоповцев — поморского. В отличие от федосеевцев, поморцы (или «новопоморцы», как их еще называют) имеют свою четкую структуру — Российский совет древлеправославной поморской Церкви.

   В1854 году гражданские власти отобрали у федосеевцев Успенскую соборную часовню на мужской половине и передали единоверцам, а в 1866 году вся мужская половина была передана мужскому Никольскому монастырю. Уже для этого монастыря была сооружена в 1876 — 1879 годах прекрасная, гармонично вписывающаяся в ансамбль колокольня.

   Еиноверие было весьма специфическим явлением духовной жизни России XIX века. Его воспринимали и как особую часть синодальной Церкви, и как старообрядческое согласие. Единоверие называют как «мостом любви» между господствующим исповеданием и староверием, так и «духовной резервацией» для старообрядцев. На взгляд религиоведа, единоверие — вероисповедное состояние, занимающее середину между господствующей в России Церковью и старообрядчеством. Переход в единоверие стал возможен после утверждения Государем Павлом I в 1800 году 16 правил, с примечаниями московского митрополита Платона. В единоверческих церквах службы совершались по старым, дониконовским, книгам, соблюдался древний русский обряд. Руководство же этим «движением» и назначение священнослужителей осуществлялось епископами Российской Церкви. Никольский монастырь был сердцем единоверия до начала 1920-х годов, когда он сделался добычей обновленцев. Они продали (!) центральную часть Успенского храма староверам поморского согласия, изгнанным из своего храма в Токмаковом переулке. Теперь в бывшей соборной часовне молятся две общины: трапезная с двумя приделами принадлежит Московской Патриархии, главная часть храма — поморцам. В церкви сохранилась часть икон богатого прежде собрания Никольского монастыря (другие иконы попали в Третьяковку и Исторический музей).

   Свременные поморцы возводят духовную родословную своего согласия к братьям Андрею и Симеону Денисовым, настоятелям Выгорецкой пустыни в начале XVIII века. По своему темпераменту Денисовы были, очевидно, людьми более спокойными и склонными к диалогу, нежели Феодосий Васильев. Они не были подавлены апокалипсическим отчаянием, упорно и успешно работали над созданием Церкви старой веры, надеялись восстановить в ней священство и иерархию. Выгорецкая обитель являлась не только хозяйственным и интеллектуальным центром, но и местом рождения новой эстетики — «поморского стиля».

   Сароверы-поморцы на сто лет раньше федосеевцев показали готовность к компромиссу (не вероисповедному!) с российской властью. Но большая внутренняя мягкость и открытость к миру привела согласие в конце XVIII — начале XIX века к действительно сомнительному нововведению — принятию «бессвященнословного обряда бракосовершения», то есть к фактическому узакониванию брака. Это было очень удобно для купцов, дети которых и по государственным правилам переставали считаться незаконнорожденными.

   Омосковских наследниках Денисовых, приемлющих брак и перешедших с наонного пения на наречное, суровые федосеевцы говорят, что в них «не осталось поморского духа»...

   Взавершение нашей прогулки по Преображенскому можно зайти на само кладбище, побродить среди смиренных староверских «голбцов» на могилах и, подойдя к металлической часовне над могилой И. Кавылина, прочесть эпитафию — напутствие живым: «Не забудь, о человек, что состояние твое на земле определено вечною премудростию, которая знает сердце твое, видит суету желаний твоих и часто отвращает ухо от прошения твоего из единого милосердия».

   Беглопоповцы

   Нше путешествие по московским старообрядческим центрам, сквозь века и согласия, продолжается поездкой в храм беглопоповцев. Так называли тех из приемлющих свящество старообрядцев, что не приняли восстановленной, с присоединением в 1846 году митрополита Амвросия, древлеправославной иерархии. Беглопоповцы продолжали рассчитывать исключительно на «бегствующих» иереев Православной Церкви. Вскоре в согласии начался кризис, так как в живых оставалось все меньше священников, способных принимать других от «ереси».

   Беглопоповцы, отказавшись подчиняться восстановленной иерархии, как бы заявили, что не желают «вылезать из окопов» и готовы по-прежнему ради чистоты веры числиться в религиозных диссидентах. Но в реальной жизни они вынуждены были пойти на целый ряд канонических нарушений, что дало повод некоторым критикам называть их Церковь «нонсенсом».

   Плноценную церковную организацию беглопоповцам удалось создать только в 1923 году, когда к ним присоединился архиепископ Никола (Позднев). Хотя ему исполнилось тогда 70 лет, но по хиротонии Никола был довольно «молод» — в епископском сане он пребывал два года. До этого Никола (в миру — Петр Алексеевич) Позднев трудился на ниве церковного просвещения, являлся настоятелем кафедрального собора святого Александра Невского в Саратове. В 1922 году он примкнул к обновленцам, так что в старообрядчество архиепископ Никола переходил как бы из раскола господствующей Церкви.

   Д присоединения к беглопоповцам в 1929 году второго архиерея — епископа свердловского Стефана (Расторгуева) архиепископ Никола не совершал епископких хиротоний. Затем он рукоположил четырех епископов за семь лет. Так была создана беглопоповская иерархия.

   ВМоскве беглопоповцы несколько лет назад получили в свое ведение храм Покрова (недалеко от Павелецкого вокзала).

   Црковь Покрова была построена в период смягчения отношения к староверию, после 1905 года. Интересно, что принадлежала она замоскворецкой общине поповцев, приемлющих основанную митрополитом Амвросием иерархию. Когда недавно власти решили вернуть храм верующим, духовный преемник Амвросия митрополит Алимпий дал великодушное разрешение на его передачу вроде бы «конкурирующей» организации. В церкви Покрова частично сохранились стенные росписи, сделанные знаменитым старообрядческим иконописцем начала века — Яковом Алексеевичем Богатенко.

   Кгда я шел посетить богослужение в этом храме, то думал, что атмосферу там должно определять чувство духовного провинциализма и «незаконнорожденности», вытекающее из истории согласия. И действительно, было ощущение, что находишься в какой-то простенькой сельской церкви — но только в смысле, который имел когда-то в виду В. В. Розанов: «Да что же и дорого-то в России, как не старые церкви? Уж не канцелярии ли? или не редакции ли? А церковь старая-старая, и дьячок «не очень», все с грешком, слабенькие. А тепло только тут».

   Псле Литургии батюшка, довольно молодой еще человек, собрал вокруг себя старушек (большинство верующих) и прочитал, а вернее «рассказал» им проповедь на здорово актуальную сегодня для всех православных Церквей тему. Он говорил, что не следует всячески одергивать, «шпынять» людей, пришедших в храм в первый раз или просто заглянувших из любопытства. Ведь зашедший даже из праздного интереса — уже сделал первый шаг к Христу. «Прежде чем выгонять глазеющего на службу юнца, подумайте, сколько молодых людей сегодня просто прошло мимо нашего храма, и оглянитесь: все ли ваши дети и внуки пришли на богослужение». Старушки смиренно слушали...

   Поповцы

   Вкаждом из старообрядческих согласий лучше всего проявлена какая-нибудь одна черта из составляющих характер всего староверия. Для федосеевцев это — гипертрофированная («перенасыщенная») честность перед Богом и самим собой. Поморцы унаследовали от братьев Денисовых главным образом упоение эстетикой старой Руси. В филипповцах жила несгибаемая, в старину до самосожжений доводившая гордость. А купцами-единоверцами, напротив, руководил хитрый обрядоверческий прагматизм. Беглопоповское согласие несет в себе идею, по-человечески хорошо понятную и симпатичную: автоматическую верность заветам отцов и дедов (не принявших восстановленной в XIX веке иерархии) — без рассмотрения, правы они были или нет.

   Н только в одном направлении старообрядчества главная черта, которая определяет настроение и деятельность в миру, взята напрямую из Символа Веры. Вера в Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, непобедимую и торжествующую — главный исторический смысл существования рогожского, или белокриницкого, согласия. В его центр мы отправляемся для завершения нашего паломничества.

   Пмните, как передано отношение простых людей к поповцам этого толка у П. И. Мельникова-Печерского в рассказе «Гриша»? «...Только были они не злой какой секты, а по беглому священству — по Рогожскому, значит, кладбищу».

   «Не злой какой секты»... Действительно, старообрядцы рогожского согласия своим осторожным и трезвым отношением к канонам Церкви, сочетавшимся с житейской добропорядочностью, создали в целом весьма положительный образ «ревнителя древлего благочестия». О себе староверы-поповцы говорят, что хотят идти «Царским путем», избегая чреватых соблазнами крайностей. Многие неправильно понимают эту святоотеческую метафору (кстати, точно такое же выражение встречается в священных книгах буддизма). Часто говорится, что «Царский путь есть средний путь вообще. Но среднего, срединного пути между истиной и ложью быть не может. «Царский путь» — это «Via Caesaria», римская имперская дорога. Система таких «шоссе» связывала воедино Римский мир, и многие из них продолжают использоваться доныне. «Царский путь» — разумно, с пониманием проложенная дорога, кратчайше ведущая к цели.

   Сарообрядцы белокриницкого согласия ведут свою духовную родословную от первых старообрядческих мучеников и исповедников XVII века. В уже цитировавшейся мною статье «обличителя раскола» Н. Михайловой можно встретить следующее утверждение: «Первые сведения о самосожжениях относятся к периоду с 1676 по 1683 год, то есть ко времени, когда еще никаких гонений на раскольников «за веру» не было. Эта ложь о гонениях «за веру» повторяется до сих пор и служит наиболее сильным аргументом в нападках староверов на Церковь и Царя»8 .

   Н думаю, что стоило бы вообще писать о самосожжениях в подобном «кавалерийском» тоне: не современным историкам и литераторам судить тех людей. Но вот что «гари» начались до гонений, что преследования были «реакцией (выделено Н. Михайловой. — А. С.) правительства на разрушительный пожар» — явная, грубая ложь. Особенно «неблагородно», когда человек в споре отрицает жертвы, понесенные противоположной стороной, не признает за противником права так же подкреплять свою веру кровью.

   Пиведем краткий мартиролог пострадавших за древнее православное предание до 1683 года.

   Павел, епископ Коломенский и Каширский. На соборе 1954 года высказался за исправление богослужебных книг по древним греческим и русским образцам; открыто выступил против Никоновых нововведений. Сейчас же после собора был арестован, схвачен клевретами Никона и сослан на север, в Новгородскую область. Остался тверд в своих убеждениях и в 1656 году был «умучен» (по разным сведениям, задушен, заморен голодом или сожжен в срубе).

   Янамеренно не включил в этот список протопопа Аввакума: ведь его казнили формально не за веру, а «за великие на Царский дом хулы», содержавшиеся в челобитной царю Феодору Алексеевичу. Собственно за веру его только истязали, держали в цепях, сослали в Даурию, а затем пятнадцать лет продержали в земляной тюрьме. В Страстную пятницу 1682 года в Пустозерске вместе с ним были сожжены поп Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний. Соузникам Аввакума за устную и печатную проповедь староверия отрубали руки, урезали языки... Протопоп Аввакум был прославлен как святой священномученик и исповедник на Освященном соборе, состоявшемся на Рогожском кладбище в 1916 году. Служба угодникам Божиим, пострадавшим за правоверие в XVII веке, совершается в старообрядческой Церкви в неделю, следующую после празднования святым отцам VII Вселенского собора.

   Ккое-то великое, не прочитанное до конца послание содержится в поступках первых учителей старообрядческого поповства. Посреди страшной эпохи гонений, когда рушилась не только вера, но и весь русский космос, они нашли в себе силы не поддаться музыке Апокалипсиса, столь ясно, казалось бы, звучавшей в воздухе. Ругая в своих полемических трактатах «никониан» на чем свет стоит, старообрядцы твердо верили, что без Церкви благодати нет, что ни антихрист, ни даже сам диавол не может упразднить священнотаинства. Поэтому они стали принимать к себе иереев, «иже ко святой древлеправославной Церкви от никоновских нововведений с покаянием прихождаху», присоединяя их «в сущем сане», «вторым чином» — через миропомазание.

   Оень важно эсхатологическое трезвение поповцев: воспринимая наступившие времена как предантихристовы, они считали, что Антихрист придет чувственно и будет конкретной личностью. Крайне наивным представляется утверждение Н. Михайловой, будто Аввакум «персонифицировал (наверное, «отождествил» — А. С.) антихриста с Патриархом Никоном». Протопоп часто употреблял слово «антихрист» во множественном числе, в том смысле, который выражен в Первом послании Иоанна (2, 18 и 4, 3): антихрист есть всякий, не исповедующий Христа, пришедшего во плоти. Всякий человек, который своими грехами оскверняет Имя Господне, делается в какой-то степени антихристом. Но о чувственном Антихристе Аввакум передал последователям совершенно твердое учение: «О последнем дне и об Антихристе не блазнитеся: еще он, последний черт, не бывал. Нынешние бояре комнатные, ближние друзья его, еще возятся, яко бесы, путь ему подстилают и Имя Христово выгоняют. А как вычистят везде, так еще Илия и Енох, обличители, прежде придут, а потом Антихрист, в свое время».

   Вжнейшее для генезиса поповского старообрядчества событие произошло в 1691 году. Староверческая Церковь вполне ясно, окончательно и соборно осудила самосожжения. Это решение было зафиксировано в «Отразительном письме о новоизобретенном пути самоубийственных смертей», которое составил инок Евфросин. Первым подлинным устроителем и основателем поповства историки считают «черного попа» Феодосия, одного из организаторов знаменитой Ветки — старообрядческого центра в польских пределах. Именно он сделал «всеобдержной», то есть прочной и повсеместной практику приема в старообрядчество священников из официальной Православной Церкви.

   Длее в течение полутора веков духовным нуждам старообрядцев служили «бегствующие» иереи. Многие староверы ходили пешком за тысячи верст, лишь бы исповедаться и причаститься у священника. Нередко они находили мистическое общение с Господом только во сне, когда у них бывали видения церковного причастия, в которых сказывалась вся сила религиозной напряженности среди жаждавших евхаристического общения старообрядцев.

   Вцарствование Николая I были приняты особо строгие меры «для искоренения раскола». Иереям господствующей Церкви строжайшим образом воспретили переход к старообрядцам. Все уже служившие у старообрядцев попы были тщательно переписаны. Поповцам стало грозить превращение в беспоповцев после смерти их последнего священника. Зимой 1831–1832 годов в Москве, на Рогожском кладбище, которое к тому времени уже стало общепризнанным центром староверия, состоялся собор. На нем в обстановке строгой секретности было принято решение: учредить архиерейскую кафедру за границей, для чего послать доверенных лиц на поиски епископа на Восток. Инициатором этого рискованного проекта был Афанасий Кузьмич Кочуев, по некоторым сведениям — выходец из семьи купца господствующего исповедания, сознательно перешедший в староверие. Расходы по экспедиции взяли на себя прихожане Рогожского купцы Рахмановы.

   Псланцы старообрядцев, иноки Павел Белокриницкий и Алимпий (Милорадович), побывали в Египте, Сирии, Палестине, Александрии, Иерусалиме и других местах. Наконец, они познакомились в Константинополе с Босно-Сараевским митрополитом Амвросием, лишенным турецкими властями кафедры за сочувствие славянам. Человек от природы добрый, владыка Амвросий по-рыцарски принял сторону слабейшего: он согласился перейти в старообрядчество. 28 октября 1846 года в монастыре Белая Криница (тогда территория Австрии, ныне — Черновицкая область Украины) произошло торжественное присоединение митрополита Амвросия к старообрядческой Церкви. Вскоре австрийские власти, по ходатайству правительства Николая I, отправили митрополита Амвросия в ссылку, из которой он не возвратился до самой своей смерти (умер в 1863 году).

   Н Амвросий успел поставить себе преемников: митрополита Кирилла и других епископов в Австрии, а митрополит Кирилл поставил в 1853 году во Владимир архиепископа Антония (Шутова). Впоследствии владыка Антоний стал первым Архиепископом московским и всея России и с 1863 года имел резиденцию на Рогожском кладбище.

   Снодальные чиновники искали случая раз и навсегда проучить старообрядцев. Под надуманным предлогом 7 июля 1856 года были запечатаны алтари староверских церквей на Рогожском кладбище (к сожалению, в этой акции принял участие и митрополит московский Филарет). Мир словно бы снова пытался «вытолкнуть» рогожских старообрядцев в беспоповство: сначала постаравшись лишить их священства, а затем и самой возможности совершать литургию. 49 лет в алтарях не было живого дыхания православных тайнодействий.

   Н распространение основанной в Белой Кринице иерархии по России уже нельзя было остановить. Рос и социальный авторитет старообрядчества. Творческая интеллигенция была благодарна замечательным московским меценатам — Рябушинским, Морозовым. От Александра II к Николаю II улучшались отношения старообрядцев с царствующим Домом.

   Нш последний Государь проявил особую ревность в деле заглаживания вековой пропасти, рассекшей Русскую Церковь и душу народа. Символичным было восстановление в его царствование почитания древнерусских угодников Божиих, вычеркнутых из списков святых во время церковных реформ XVII века. 12 июня 1909 года состоялось восстановление празднества святой княгини Анны Кашинской, а в 1911 году возрождено было почитание преподобного Евфросина Синозерского. В годы правления Николая II старообрядцы-поповцы встречались с Государем на Пасху и христосовались с ним, как со своим отцом. Кто знает, не было ли бы восстановлено единство Церкви, если бы кровавая смута 1917 года не перечеркнула все?

   Смым важным решением императора Николая II по старообрядческому вопросу было открытие алтарей рогожских храмов. 16 апреля 1905 года, накануне издания указа «Об укреплении начал веротерпимости», московским генерал-губернатором была получена следующая телеграмма:

   «Повелеваю в сегодняшний день наступающего Светлого праздника распечатать алтари Рогожского кладбища и предоставить впредь состоящим при них настоятелям совершать в них церковные службы. Да послужит это столь желанное старообрядческим миром снятие долговременного запрета новым выражением Моего доверия и сердечного благоволения старообрядцам, искони известным своею непоколебимой преданностью престолу. Да благословит и умудрит их Господь с полной искренностью пойти навстречу желаниям и стремлениям Русской Православной Церкви и прекратить соборным решением тяжелую историческую церковную рознь, устранить которую может только Церковь.

   Нколай».

   В3 часа дня Страстной субботы командированные Государем придворные сановники князь Д. Б. Голицын и граф Д. С. Шереметьев срезали с алтарных дверей печати. Вошедшим со свещами старообрядцам предстало печальное зрелище «мерзости запустения на месте святе». Староверы начали тут же убирать накопившуюся за десятилетия пыль и грязь, птичий помет, стали чинить местами прогнивший пол, открывать пробывшие полвека наглухо заколоченными окна...

   Вчесть этого события — открытия и очищения святая святых храма старообрядческое духовенство и прихожане со всей России ежегодно совершают крестный ход в Неделю святых Жен-мироносиц (второе воскресенье после Пасхи). Это единственный праздник, радикально отличающий старообрядческий календарь от общеправославного — день единства всех «изгнанных правды ради», день любви к родной Церкви и надежды на «апокастасис», восстановление Руси.

   Пиезжайте на Рогожское в этот день.

   М увидим несколько исторических зданий старообрядческого поселка, сегодня используемых не по назначению или лежащих в руинах. В начале XX века потомственная почетная гражданка Феодосия Ермиловна Морозова построила здесь в память рано почившего сына Сергея Ивановича трехэтажное здание больницы, в котором нашлось место и для проживания певцов старообрядческих храмов. К 1911 году тут возвели здание Московского старообрядческого института — элитного богословского учебного заведения.

   Пойдя еще чуть вперед, можно попасть на площадь, на которую выходят четыре храма. Самый старый из них, по архитектуре напоминающий московские терема XVII века, будет слева от нас, ближе всего к кладбищу. Это церковь Николы, построенная в 1776 году на месте деревянной часовни. В 1855 году ее отобрали у старообрядцев и митрополит Филарет освятил ее как единоверческую. До самого последнего времени этот храм был такой же советской «коммуналкой», как и Успенская соборная часовня на Преображенском. Главный алтарь, устроенный во имя Святителя Николая и преподобного Серафима Саровского, принадлежал Московской Патриархии; северный придел, в честь Покрова Божией Матери, принадлежал староверам-беглопоповцам; в южном приделе, в храме Богородицы-»Троеручицы», ютились единоверцы. Сейчас «коммуналку» расселили и вся Никольская церковь принадлежит Патриархии.

   Седующий по древности храм — Покровский кафедральный собор, возведенный в 1792 году, при просвещенной Государыне Екатерине, по проекту архитектора М. Ф. Казакова. Здесь находится кафедра предстоятеля Русской Православной Старообрядческой Церкви. Покровский храм удивителен: он как бы нарушает законы пространства — снаружи кажется меньше, чем изнутри. Так вышло из-за того, что уже в ходе строительства подавлением властей в проект были внесены изменения: пришлось разобрать алтарные выступы, вместо пяти глав сделать одну, «убавить» шпиц. Но эти архитектурные несоразмерности лишь придают храму особое очарование. Он кажется неказистыми вратами, за которыми открывается древнее и прекрасное царство.

   Вт уже более двух столетий в Покровском храме не прерываясь идут службы. Горят лишь свещи и лампады — ведь только в живом огне есть жертва Богу Живому. В Покровском соборе особенно чувствуется открытость Старой веры. Кто бы ты ни был, даже хоть и «табашник» со «скобленым рылом» (без бороды), — если стоишь со всеми на молитве, к тебе подойдет смотрящая за порядком в храме старушка и положит перед тобой на пол подручник. Это молитвенный коврик, на него нужно опираться ладонями при земных поклонах, чтобы с чистыми руками стоять перед Господом...

   Встарину Покровский храм был летним, а зимней была церковь Рожества Христова. Она построена архитектором Жуковым в 1804 году. Из прежних барочных деталей убранства храма сохранилось очень немногое.

   Смая «молодая» постройка на Рогожском — храм-колокольня во имя Воскресения Христова (ныне освящен во имя Успения Богородицы). Дивная церковь построена в одновременно сказочном и мужественном неорусском стиле. На фасадах видны рельефы райских птиц: Сирина, Алконоста, Гамаюна. Есть там и пеликан-Неясыть, который, по преданию, питает детей своей кровью и тем самым символизирует Христа. Храм колокольня стал самым монументальным творением архитектора Ф. И. Горностаева. А воздвигнут храм был в 1908–1913 годах в память распечатывания алтарей Рогожского кладбища.

   Сколокольни мы услышим звон, возвещающий начало крестного хода. Медленно выйдет из дверей храма и тронется посолонь, вслед за Солнцем-Христом, торжественная процессия. Сонм духовенства, по древнему церковному обычаю, будет замыкать владыка Митрополит. С тонким лицом аскета — он больше монах, чем «князь Церкви».

   Ипока процессия будет огибать собор, может быть, на несколько мгновений в душе разольется светлая надежда: не прообразует ли радость этих людей открытие, очищение и освобождение запечатанного, оскверненного алтаря нашей духовной Родины?..

   «...Иного же отступления уже нигде не будет, везде то бысть последняя Русь зде» (протопоп Аввакум).

   Примечания:

   1. Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 71.

   2. См.: Епископ Александр (Семенов Тян-Шанский). Православный Катехизис. 2-е изд. С. 68–69.

   3. Цит. по: Кириллов И. А. Третий Рим. Очерк исторического развития идеи русского мессианизма. М., 1996. С. 49.

   4. Михайлова Н. Расколы: древние и новые//Москва. 1996. С. 49.

   5. Настасе Д. Заметки об имперской идее на Руси до 1453 г.//Рим, Константинополь, Москва: сравнительно-историческое исследование центов идеологии и культуры до XVII в. VI Международный семинар исторических исследований «От Рима к Третьему Риму». Москва, 28–30 мая 1986 г. М., 1997. С. 261.

   6. Бакалов Г. Универсалистские аспекты идеи о «Третьем Риме»//Рим, Константинополь, Москва... С. 215.

   7. Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. Духовные движения XVII века. М.: Церковь. 1995. С. 101.

   8. Михайлова Н. Указ. соч. С. 194.