Кк произошла жизнь на нашей планете? Откуда взялись многочисленные виды растительных и животных организмов? Как появился человек? Откройте любой школьный учебник, и вы прочтете, что первая жизнь на Земле образовалась самопроизвольно вследствие случайных природных процессов; в дальнейшем жизнь усложнялась и совершенствовалась в результате случайных мутаций и естественного отбора и таким путем достигла вершины эволюции — появления человека. Согласно преобладающим в современном обществе взглядам, эволюционное происхождение биологического мира есть научно установленный факт, не подлежащий сомнениям, а достоверность эволюции подтверждается находками ископаемых остатков организмов, живших когда-то на нашей планете. Но так ли несомненны эти свидетельства? Действительно ли мы все произошли из мертвой материи в результате действия слепых сил природы?

   Чобы ответить на эти вопросы, давайте посетим Московский палеонтологический музей, в котором собраны тысячи экспонатов, подтверждающих (по мнению создавших его ученых-палеонтологов) реальность эволюционного процесса.

   Плеонтологический музей — один из самых крупных и современных естественнонаучных музеев не только в Москве, но, наверное, и во всей России. Он располагается в живописной лесопарковой зоне на юго-западе столицы в здании из красного кирпича. По выходным дням музей полон посетителей: родители с детьми и группы школьников идут сюда, чтобы воспользоваться своеобразной «машиной времени» и своими глазами увидеть животный и растительный мир, существовавший на нашей планете в давние времена.

   Вставочные залы музея занимают весь второй этаж здания, а на первом расположены помещения Палеонтологического института Российской академии наук. Так что, в прямом и переносном смысле, экспозиция музея опирается на фундамент самых современных научных представлений.

   Дя тех читателей, кто мало знаком с предметом, немного расскажем о том, что такое палеонтология? Наверное, логичнее всего начать с определения этой науки. Согласно геологическому словарю, «палеонтология — биологическая наука, изучающая по ископаемым остаткам организмов и следам их жизнедеятельности историю развития растительного и животного мира прошлых геологических эпох. На основе изучения этих остатков устанавливается возраст содержащих их отложений». Давайте запомним это определение — оно не раз пригодится нам во время нашей заочной прогулки по музею.

   Плеонтология — наука историческая. Это значит, что она не может непосредственно наблюдать происходящие явления, а может только строить предположения на основании окаменелостей, содержащихся в земных слоях. При этих реконструкциях основополагающим является господствующий сегодня в науке принцип эволюционизма — самопроизвольное происхождение, развитие и прогрессивное усложнение биологического мира в результате случайных природных процессов. В Палеонтологическом музее как раз и собраны материальные свидетельства научной достоверности эволюции, причем сделано это на самом современном научном уровне. Так давайте попробуем пройтись по залам музея и рассмотреть специально подобранные материальные доказательства эволюционного процесса.

   ВВОДНЫЙ ЗАЛ

   Эспозиция вводного зала, как указывается в рекламном проспекте, «дает посетителям общее представление о палеонтологии как науке … и кратко знакомит с возникновением органического мира на Земле».

   Д недавнего времени здесь можно было выслушать историю о том, как советский академик А. И. Опарин предположил модель, а американский ученый Стенли Миллер доказал экспериментально возможность самопроизвольного происхождения жизни из неживой материи. Правда, на сегодняшний день услышать такую историю от специалистов (в отличие от школьных учебников) можно все реже и реже: если во времена Дарвина и Опарина клетка представлялась простейшим примитивным комочком живой материи, то в наше время стали известны сложнейшие и точнейшие механизмы ее функционирования и воспроизводства, существующие в любой живой клетке изначально.

   П своей сложности каждая живая клетка значительно превосходит любое произведение человеческих рук, любой суперкомпьютер или космический корабль. Ее можно сравнить разве что с огромным городом, в котором функционируют многочисленные и невероятно сбалансированные механизмы производства энергии, строительства, транспорта, связи, безопасности, переработки и удаления отходов, да к тому же еще заложена точнейшая информация для дальнейшего развития и воспроизводства себе подобных структур.

   Пскольку без любого из этих механизмов клетка существовать не может, то невозможно представить себе их постепенное появление — все они должны были появиться сразу, во всем своем совершенстве.

   Нкому не придет в голову, что даже самая примитивная мясорубка может сама по себе появиться под действием случайных природных сил, тем более — компьютер или самолет. Каждая клетка — творение гораздо более сложное, чем любой вычислительный центр или авиалайнер, и говорить о ее происхождении в результате постепенных и случайных естественных процессов по мере накопления знаний сторонникам эволюции становится все труднее и труднее.

   Уитывая то, что вся эта сложность умещается в объеме, невидимом глазу, можно только преклониться перед гениальностью сотворившего ее.

   Врочем, эволюционисты не торопятся признавать бесперспективность построения моделей возможного происхождения жизни. Как высказался по этой проблеме известный геолог, академик В. Е. Хаин, «над этим вопросом продолжают биться химики-органики, а теперь и генетики, встречая по-прежнему труднопреодолимые препятствия. … Приходится повторять, что, несмотря на достигнутые в последние два десятилетия, и особенно в последние годы, успехи в ее решении, на коренные вопросы еще нет удовлетворительного ответа. И вряд ли он будет получен в обозримом будущем …». Почему же так важно для них заниматься этим трудным и бесперспективным («несмотря на достигнутые успехи») делом? Ответ предельно прост: «До тех же пор, пока проблема происхождения жизни наряду с другими фундаментальными проблемами естествознания (происхождение Вселенной, направленность органической эволюции) будет оставаться нерешенной, всегда найдется повод допустить божественное вмешательство».

   Тким образом, если верить «откровению Хаина», одной из основных задач современной фундаментальной науки является обоснование атеизма. Но вряд ли стоит рассчитывать на реальные успехи в обозримом будущем.

   Дя дальнейшей прогулки по музею нам будет полезно запомнить наименование геологических периодов, которым соответствуют геологические слои Земли. Древнейшие отложения носят название архейских. Лежащие выше породы со следами органического мира, представленного особями, не имеющими твердого скелета, называются протерозойскими. Перекрывающие их отложения, содержащие большое количество органических форм с твердым скелетом (моллюсков, членистоногих, рыб, и, в верхней части, земноводных и пресмыкающихся), многие из которых в наше время уже вымерли, называются палеозойскими. Палеозойская толща делится на шесть систем (кембрий, ордовик, силур, девон, карбон, пермь), каждой из которых соответствуют определенные руководящие окаменелости. Так, для кембрийских отложений наиболее характерны трилобиты — вымершие членистоногие, похожие на больших мокриц; девон иногда называют «веком рыб», а с карбоном (каменноугольным периодом) часто связаны месторождения угля и останки земноводных. Вышележащая мезозойская толща, в составе которой выделяются триасовая, юрская и меловая системы, наиболее известна по окаменелым останкам динозавров. Завершают стратиграфическую шкалу кайнозойские отложения; в этих толщах мы встречаем окаменелости различных млекопитающих.

   ЗАЛ РАННЕГО ПАЛЕОЗОЯ

   Кк указано в буклете музея: «Экспозиция посвящена истории развития органического мира в докембрии и раннем палеозое (кембрий — силур), систематике и эволюции беспозвоночных и растений».

   Иак, жизнь уже появилась (правда, непонятно как) и стала, как утверждают эволюционисты, развиваться. На экспонатах этого зала мы попробуем проследить, как эволюционировала появившаяся жизнь? Если более сложные организмы действительно постепенно возникали из более простых, в слоях земных пород мы должны встретить окаменевшие останки этих переходных форм.

   Вимательного посетителя в этом зале ждут сразу два неожиданных момента.

   Првое — это отсутствие доказательств эволюции: у вполне развитых и достаточно сложных форм организмов, существовавших на рубеже протерозоя и палеозоя, нет предшественников — между ними и более ранними простейшими одноклеточными нет никаких промежуточных форм. К примеру, трилобиты появляются в геологической летописи совершенно неожиданно и функционально сформировавшимися. Наличие у трилобитов глаз, часто сложных, следы присутствия органов осязания и других рецепторов — все это говорит о хорошо развитой нервной системе. У геологов эта «вспышка» жизни носит название «кембрийского взрыва». Самое примечательное то, что никаких предков этих организмов в более ранних геологических слоях не обнаруживается.

   Н отсутствие фактов, указывающих на эволюционное преобразование органического мира, никогда не останавливает настоящих «ученых-эволюционистов». Вот что написано в учебнике палеонтологии для студентов геологических вузов:

   Утановлено, что простейшие одноклеточные организмы существовали еще в архее, а в конце протерозоя появились представители почти всех типов животных. Это свидетельствует о длительном и сложном докембрийском процессе эволюции, который, к сожалению, еще не удалось проследить.

   Плучается весьма любопытная картина: фактов, подтверждающих эволюцию, не найдено, но это не мешает говорить про реальность эволюционного процесса. Назвать такие методы познания научными крайне сложно. Это, скорее, «вера», которая не нуждается в каких-либо фактах и доказательствах, а порою существует даже вопреки им.

   Врочем, в логике современных эволюционистов ничего удивительного нет, если учесть, что таким же образом мыслил и основатель этой гипотезы Чарльз Дарвин:

   Кким же образом менее резкое различие между разновидностями достигает размеров различия видового? Что это превращение совершается в действительности, мы должны заключить из того факта, что большинство из тех бесчисленных видов, которые рассеяны в природе, представляют нам хорошо выраженные различия.

   Сточки зрения науки, для которой историческое развитие растительного и животного мира подразумевается изначально (вспомните определение науки палеонтологии), все выглядит вполне логично и обоснованно: само существование биологического разнообразия для палеонтологов уже является доказательством эволюции, и дело только в изобретении возможных механизмов таких превращений.

   Ткая логика чем-то напоминает диалог из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», где идет разговор о спасении героя из болота:

   — Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы… А где доказательства?

   — Я жив?.. Вот так-то!

   Ворое наблюдение, которое может сделать внимательный посетитель этого музея, специально созданного для подтверждения эволюционной парадигмы, еще более неожиданно: среди его экспонатов можно найти доказательства отсутствия эволюции.

   Онажды появившись в полностью сформированном виде, многие организмы совершенно не торопятся никуда эволюционировать. К таковым, в первую очередь, относятся многие одноклеточные организмы, остающиеся неизменными с момента своего первого появления в протерозойских слоях и до наших дней. В этом зале можно увидеть мечехвостов — морских членистоногих, которые практически не изменились со времени отложения пород каменноугольной системы (которое произошло 300 миллионов лет назад, как считают сторонники эволюции) и встречаются сегодня на побережье Атлантического и Тихого океанов. Окаменевшие папоротники палеозоя также сходны с современными. Немного забегая вперед, можно сказать, что и кистеперые рыбы из девонского моря, и крокодилы и головоногие моллюски мезозойской эры, и примитивная рептилия гаттерия, и достаточно большое число других организмов — все они очень мало отличаются от своих сегодняшних собратьев, которых мы называем «живыми ископаемыми».

   Врочем, не надо думать, что это создало серьезную проблему для эволюционистов. Для объяснения существования таких форм, которые «не заметили» сотен миллионов лет мутаций и естественного отбора, придуман специальный термин — стасигенез. Этот термин означает процесс длительного сохранения той или иной группы организмов без прогрессивного изменения в каком-либо направлении, без направленного отбором исторического развития. Но это, по мнению сторонников эволюции, никак не означает, что эволюция прекращается или никак себя не проявляет. Они утверждают, что «проявление стабилизирующей формы отбора не есть отсутствие отбора; отбор на поддержание одной и той же средней не есть отсутствие эволюции». Внимательно осмыслив эту фразу, с удивлением для себя мы узнаем, что «отсутствие эволюции — это тоже эволюция».

   Нсколько же научны такие высказывания? Поясним ситуацию на следующем примере. Пусть кто-то заявляет, что у него в соседней комнате сидит живой дракон. Эта гипотеза (какой бы невероятной она ни была) вполне отвечает критериям научности, поскольку она проверяема и опровергаема: открыв дверь, мы должны увидеть этого дракона (или, в крайнем случае, выбитое окно и следы огромных когтей на подоконнике) и, тем самым, подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Высказывание же о том, что «в соседней комнате есть дракон… но, может быть, его там и нет», не имеет познавательной ценности (хотя и имеет более чем прекрасную объяснительную силу — оно подтвердится в 100 % случаев!).

   Пименение наукообразной терминологии (назовем наличие дракона «положительным драконизмом», а его отсутствие объясним «воздействием негативного фактора драконизации пространства») ничего принципиально не меняет. Таким образом, «джентльменский набор» «изменения + стасигенез» делает эволюционную гипотезу принципиально неопровергаемой и, тем самым, ставит ее вне поля науки.

   Было бы неверно говорить, что в экспозиции музея полностью отсутствуют факты какой-либо изменчивости. Так, для трилобитов устанавливается изменение внешнего вида (увеличение размеров грудного и хвостового сегментов) в разных слоях, для раковин аммонитов, живших в мезозое, приводится серия изменения внутренних перегородок — от простых к более сложным. Но все это — примеры изменчивости внутри каких-то определенных границ, наличие которой как в прошлом, так и в наше время ни у кого не вызывает сомнений. Результатом таких изменений является многообразие пород домашних и сельскохозяйственных животных, различие в форме клювиков галапагосских вьюрков, описанных Дарвином и т. д. Но при этом трилобиты остаются трилобитами, собаки — собаками, а вьюрки (маленькие птички, похожие на воробьев) — вьюрками. Вопрос состоит в том, могут ли такие изменения в своей предельной форме приводить к образованию новых родов, отрядов и классов? Имеет ли место прогрессивная эволюция, приводящая к появлению новых все более сложных организмов? Эволюционисты говорят «Да!»; окаменелости — «Нет!».

   Вследующих выпусках журнала «Остров Веры» мы продолжим нашу заочную экскурсию по залам Московского палеонтологического музея.