Было чудное весеннее утро. В Страстном монастыре звонили к «Достойно».

   Нщие стояли на паперти и вдоль высокой крутой лестницы. Никто не выходил из церкви, но и не входил в нее. Только двое детишек – девочка лет пяти и мальчик трех или четырех лет – с трудом взбирались по лестнице. Грубые башмачки их гулко стучали по частым каменным ступеням. Девочка важно, как большая, вела мальчугана за руку. На ней было черное ситцевое платье и такой же платочек. Худенькое, бледное личико глядело серьезно, почти строго. Мальчуган, наоборот, кругленький, краснощекий, белокурый и курчавый, в синей матроске, весело и пытливо посматривал во все стороны.

   Тжелая дверь храма открылась и тихо затворилась за ними. Дети остановились и замерли. Как чудно пел хор монахинь то на одном, то на другом клиросе, и, наконец, оба они сошлись перед Царскими вратами и слились в дивной ангельской молитве.

   Мльчик не выдержал. Он забыл, что надо так же, как его маленькая спутница, строго складывать губки. Непослушный ротик невольно раскрылся от удивления, синие глазки заблестели восторгом, и он залепетал:

   – Верочка, смотри, смотри! На них такие же платьица, как у тебя, и платочки.

   – Шшь!.. Молчи, – шепнула девочка, – в церкви нельзя говорить.

   Мльчик замолчал. Девочка усердно крестилась и сосредоточенно что-то шептала.

   – Неужели она знает так много молитв? – подумала стоявшая рядом нарядная девочка и прислушалась.

   – Господи, помяни папу! Господи, помилуй маму! – шептала Верочка.

   – Должно быть, сиротка, – подумала нарядная девочка, – и почему она в черном? Уж не в монастыре ли она живет?.. А мальчик как же?

   Иона удивленно продолжала следить за своей соседкой; ей ужасно хотелось спросить гувернантку, бывают ли такие маленькие монашенки. Но она знала, что в церкви разговаривать нельзя, и ей не ответят. Она только дернула сестру за рукав, а глазами показала ей на девочку. Сестра кивнула ей в ответ и тоже стала следить за девочкой.

   – Как она усердно молится, – подумали обе сестры, – а мы-то стоим и думаем о другом!

   Ои начали креститься и старались внимательно слушать пение.

   Кк только отошла обедня, и народ стал выходить на паперть, обе сестры Друцкие упросили гувернантку пойти вслед за сиротками, посмотреть, где они живут и что делают.

   Пгода была чудная, и гувернантка согласилась, если только не придется идти слишком далеко.

   Врочка с мальчиком шли и не замечали, что за ними следят.

   – Верочка, у меня ноги болят! – жаловался мальчуган, – обедня очень длинная, я устал... Ведь я молодец, Верочка, не разговаривал?.. Какие в церкви свечки!.. А образочки... Это монашенки рисовали, да?.. Как они хорошо поют!.. Верочка! У меня башмачок развязался... Завяжи!..

   Врочка посадила мальчика на скамью и стала завязывать шнурки. Долго она билась, пот лил с нее градом, а шнурки все не слушались и не ложились в петли.

   – Дайте-ка, я помогу вам, – предложила младшая Друцкая, и мальчик протянул ей ножку. В одну минуту башмачок был приведен в порядок, и все пошли дальше вместе.

   – Вы далеко живете? – спрашивали девочки Друцкие.

   – Нет, близко, – отвечала Верочка, – вон в том сером доме.

   – Это твой братишка?

   – Нет, мы просто в одном дворе живем. Мы всегда вместе ходим.

   – Тебя зовут Верочка?

   – Да, Верочка Крылова.

   – А мы Друцкие, Соня и Надя. Мы с тобой в один день именинницы.

   – А меня зовут Миша, – заявил мальчуган, – и я тоже буду именинником.

   – Ну, мы придем к тебе на именины, – пошутила Соня.

   – А мама твоя?.. – робко спросила Надя Верочку и не договорила.

   – Мама больна, – грустно ответила девочка, – она хворает с тех пор как мы папу похоронили, и не может ходить в магазин – у нее ноги болят... она дома работает, а относить некому...

   – Что же она делает дома?

   – Кружева вяжет.

   – Крючком?

   – Нет, совсем не крючком, – живо ответила девочка, – настоящие, на коклюшках, очень красивые...

   – Да, да, – залепетал Миша, – у Вериной мамы много, много коклюшек... Они так быстро-быстро вертятся... Я люблю смотреть... Верочка, пойдем, посмотрим. А? Верочка, пойдем? – твердил мальчик и тащил Веру за платье.

   – Можно и нам посмотреть? – спросила Соня. – Это очень интересно.

    Конечно, можно. Только мама сегодня не работает: ведь сегодня праздник. Мама хотела идти к обедне, да ноги опухли, не идут совсем. Вот она скоро поправится, тогда опять будет ходить в церковь и в магазин.

   – А может твоя мама продать нам немного кружев? Нам очень нужно...

   – Может, может. Мама очень любит, когда у нее покупают кружева. У нее много, с паучками, с мушками, с цветочками. Вот пойдемте, посмотрим.

   Врочкина мама с трудом поднялась навстречу детям. Лицо ее было бледное, грустное, но доброе и ласковое. Она достала из комода кружева и стала расстилать их на красной подушке, утыканной крупными булавками.

   – Что за чудная работа! Самые мелкие узоры сплетены из тонких ниток. Боже мой! Да ведь вы могли бы очень дорого продавать их! – сказала гувернантка. – Редко можно найти такую тонкую работу.

   – Нет, – отвечала женщина, – я работаю с утра до вечера и еле-еле выручаю копеек пятьдесят или шестьдесят в день. В магазине очень дешево дают за них.

   Сня и Надя отдали все деньги, какие у них были, и взяли несколько метров кружев.

   Гвернантка тоже купила несколько метров и сказала, что пора идти домой.

   Вю дорогу девочки обсуждали, как бы помочь Верочкиной маме.

   – Надо отдать ей все наши деньги, и мама, наверное, прибавит... Но ведь у нее и кружев не хватит, а даром она деньги не возьмет.

   Ои думали и вечером, засыпая, и утром, только проснувшись, но так и не могли ничего придумать.

   Вруг за уроком Надя громко вскрикнула: «Я придумала!» Гувернантка замолчала на полуслове и с удивлением посмотрела на девочку.

   – Надя, что с вами?

   – Ничего, право, ничего. Простите, милая Елена Михайловна! Мне вдруг пришло в голову, как помочь той вчерашней женщине, и я обрадовалась.

   Сбольшим трудом досидели сестры до конца урока. Как только он кончился, Надя рассказала Соне новый план. Девочки побежали к маме и, объяснив ей в чем дело, просили позволить им исполнить свое желание.

   Мма согласилась и сама после обеда пошла с дочками к Крыловым. На этот раз они застали Верочкину маму за работой. Коклюшки, которые так нравились маленькому Мише, быстро бегали в руках кружевницы, а тонкие нитки точно сами сплетались в нежные паутинки.

   Сня, Надя и даже их мама невольно залюбовались мастерством кружевницы и просили ее не отрываться от работы, а дать им посмотреть.

   – Мои девочки хотят учиться у вас плести кружева, – сказала ей мама Нади и Сони, – не можете ли вы уделить им часок в день? Они будут к вам приходить, пока вы нездоровы, а потом вы будете ходить к нам. Я могу предложить вам по рублю за час. Не можете ли вы уделить им часок в день?

   Кужевница невольно оторвалась от работы и стыдливо всматривалась в своих посетительниц.

   – Какой же тут может быть разговор о времени, – наконец сказала она, – ведь я во весь день не выработаю столько, сколько вы мне предлагаете за один час. Только, простите меня, но я право думаю, что ваши девочки придумали это только для того, что бы помочь мне.

   – Нет, нет, совсем нет! – горячо заговорили девочки. – Нам очень, очень хочется научиться плести такие красивые кружева. Вы увидите, как мы будем стараться.

   – Да вы совсем напрасно думаете, что это дорогая плата, – прибавила Друцкая, – я плачу столько же белошвейке, которая их учит шить, а уроки музыки мне стоят гораздо дороже. Если вы откажетесь, мне придется просить вас рекомендовать кого-нибудь другого.

   Н другой же день начались уроки плетения кружев. Сначала дело не клеилось: нитки соскакивали с булавок, коклюшки выпадали из рук. Но с каждым днем дело шло лучше и лучше. Наконец и на Надиных и Сониных грубых кружевах стали выходить незатейливые узоры. К концу лета девочки стали добиваться успеха. Приехали двоюродные сестры Нади и Сони – Лиза и Таня – и тоже захотели брать уроки.

   Уеницы были старательные. Только у шалуньи Тани вместо узоров выходили одни дыры, так что непонятно было, как они держатся друг за друга. Но Таня не унывала.

   – Посмотрите, посмотрите! – то и дело говорила она. – У меня сейчас выйдет паучок...

   Тлько жаль, что вместо паука у нее опять выходила дыра и, неуклюже цепляясь за другие дыры, тянула их за собой.

   – Посмотри, Верочка, ведь хорошо? – спрашивала Таня.

   Вра, с видом знатока, рассматривала дырочки и презрительно улыбалась.

   – Нет, это ни на что не похоже!

   Зто маленький Миша хвалил и Танины кружева наравне с другими. Ему ведь больше всего нравилось, как бегают коклюшки среди ниток, а они и у Тани не останавливались ни на минуту.

   Мжду тем здоровье учительницы поправлялось. Она могла уже ходить, и уроки были переведены в дом Друцких. Число учениц все увеличивалось.

   Млоденькие кружевницы жужжали, как пчелки в улье. То и дело со всех сторон учительницу звали на помощь. Путаница в кружевах у всех случалась частенько. Учительница весело переходила от одной девочки к другой: коклюшки бойко щелкали у них в руках. Вот бы когда поглядеть маленькому Мише!

   Н Миша теперь редко виделся даже с Верочкой. Крыловы переехали в дом Друцких, в сухую, светлую квартиру.

   Врочкина мама уже не ходила в магазин. Она едва успевала исполнять заказы знакомых Друцких.

   Врочка горячо полюбила учениц своей мамы, особенно Надю. Когда они встречались на лестнице, Верочка отводила Надю в уголок, крепко целовала ее и шептала на ушко:

   – Знаешь, Надя, мама здорова, совсем здорова и никогда не плачет. Это ведь все ты сделала, я знаю!

   – Нет, Верочка, не я, совсем не я! Это твоя молитва дошла до Бога и помогла вам во всем.

   Иобе девочки радостно бежали в сад.