Предлагаем читателю совершить мысленное паломничество на Урал, на Веселые горы, к могилам почитаемых старцев, живших в конце XVIII – начале XIX вв.

   Мгилы преподобных отцов посетили в 1910 г. уральский журналист В. Н. Афанасьев и художник В. А. Кузнецов. Результатом их паломничества стал очерк «На Веселых горах», который мы и публикуем в нашем журнале.

   ИСТОРИЯ ГОР

   Итория Веселых гор1 начинается с первых же дней Великого Раскола. У одного уральского старожила-старообрядца в дневнике так записано касающееся гор: «Во времена реформы патриарха Никона сюда бежали ревнители старины, страшась монастырских тюрем, в которых узникам жилось не особенно хорошо, а также «трясок», хомутов2 , огненных костров, на которых жарили последователей старины. При Петре Великом в диких и мрачных Уральских горах нашли приют многие, уцелевшие от плахи и виселицы. Среди этих пришельцев были и стрельцы, и бояре, и духовные, и крестьяне. Все они здесь сравнялись и слились в одну дружную и стойкую семью. Но и на Урале старообрядцам жилось несладко. Слишком двухвековая история этого края полна кровавыми эпизодами, в которых жертвами являются старообрядцы. Не удивительно потому, что и у них здесь есть свои мученики, свои святыни. К числу таких чтимых старообрядцами мест на Урале относятся Веселые горы. Находятся они на северо-западе от Екатеринбурга, в даче Верхне-Тагильских заводов, и хорошо известны старообрядцам Урала и Сибири. Издавна каждой весной, едва распустится пестрая уральская флора и просохнут бесчисленные горные дорожки и тропинки, на Веселые горы начинается паломничество для поклонения останкам досточтимых отцов. Тысячи людей приходят поклоняться своим святым, обретшим вечный покой среди грозной горной природы».

   Вех иноческих могил на Веселых горах, по свидетельству того же старожила, насчитывается несколько десятков, но из них особенно почитаемы народом могилы четырех иноков-схимников: Гермона, Максима, Григория и Павла (убиенного). Все они умерли в конце XVIII и в начале XIX вв.

   Н этом в дневнике прерываются исторические сведения о горах. Но мы имеем возможность несколько дополнить их на основании расспросов и бесед со старообрядцами.

   Мстность, где находятся могилы упомянутых старцев, с незапамятных времен была сплошь покрыта дремучим сосновым бором, и в довершение к этому святые места спасения и успокоения отшельников были отделены ото всего мира непроходимыми тропами.

   Тким образом, Горы были надежным убежищем для ревнителей старой веры от преследователей, но в одно и то же время почти недосягаемым для паломничества. И только фанатическая стойкость старообрядцев творила чудеса, прокладывая невидимые для непосвященных тропинки через вязкие болота, каменные выступы гор и непроницаемую чащу лесной заросли.

   Зтем по этим сокровенным тропинкам тянулись паломники сначала к уважаемым схимникам, за советами, а после их смерти поклониться святым могилам, или, как говорят старообрядцы, – «попрощаться».

   Пломничество носило строго конспиративный характер. Богомольцам буквально приходилось прокрадываться к своим святыням. Боже упаси, если замечали местные власти. Тогда начиналась охота на людей. Бывали случаи, когда паломников выслеживали и заставали на «месте преступления» – за молитвой на могилах. Кончалось тем, что «виновные» откупались и их оставляли в покое до следующего раза...

   О этой страничке печального прошлого старообрядчества на Урале нам привелось услышать от многих здешних старожилов.

   Пи таких условиях, конечно, невозможно было устроить торжественное поминовение уважаемых покойников, приурочив его к какому-либо определенному времени, а потому поклонение совершалось вразброд, в одиночку, как совершенно верно и образно повествуется в вышеприведенном отрывке из дневника: «каждой весной, едва распустится пестрая уральская флора и просохнут бесчисленные горные дорожки и тропинки», т.е. при первой возможности.

   Тк продолжалось много лет гонений, до 1905 года, когда наконец наступила относительная религиозная свобода.

   Педставилась возможность безнаказанно молиться и посещать Веселые горы. Установилось время торжественной памяти четырех схимников. Приток богомольцев сразу удесятерился. Были прорублены дороги не только для пешего, но и для конного сообщения. А в настоящее время земля под могилами, площадью в 5 десятин под каждой, выделена из посессионных участков3 и отдана в вечную собственность Верхнетагильскому старообрядческому обществу.

   ИСТОРИЯ МОГИЛ

   Ели история старообрядчества вообще и в частности бедна строго проверенными и записанными фактами, то в особенности это убожество чувствуется при изучении прошлого уральского старообрядчества.

   Нпример, о прошлом Веселых гор почти ни у кого из уральских старообрядцев не сохранилось никаких записей. Все у них в предании, которое в большинстве случаев забывается со смертью свидетелей исторического события и редко полностью передается следующим поколениям.

   Тк, об иноке схимнике Гермоне, похороненном в 25 верстах от Невьянского завода, предание не сохранило сведений, кто, откуда он был и в какому году умер. По рассказам старцев, он был строгой постнической жизни, и смерть его относят к началу второй половины XVIII столетия.

   Ворой на пути на Веселые горы находится почитаемая могила инока-схимника Максима. Об этом подвижнике у старообрядческого начетчика А.Т. Кузнецова хранится такая запись:

   «Инок схимник Максим был родом из ногайских татар. В дни Российского Государя Петра Алексеевича в 1724 году, будучи малолетним, был пленен российскими войсками. После они (пленные. – Ред.) поступили в услужение к некоему Змееву, по благорасположению коего крещен и принят во св. католическое вероисповедание и наречен месяца сентября 6-го числа Михаилом и по соизволению Змеева обучен грамоте и письму, проживая в совершенной его милости и по экономии и полной доверенности. Но познакомившись впоследствии со старообрядцами, Максим от сего Змеева тайно отлучился и, проходя городские и пустынные места, наконец пришел на Урал, в Нижне-Тагильский завод, где в 1729 году и был принят в скит иноком Иовом, удостоен иноческого образа и наречен Максимом.

   Плучив оный, он проживал в лесах черноисточинских (смежных с н.-тагильскими), поблизости с Черноисточинским заводом, с бывшими там иноками в полном послушании. Позднее, по смерти бывшего у них настоятеля, по общему всех их соглашению и просьбе, поступил настоятелем, коим служил долгое время. Впоследствии по случаю частых набегов на кельи иноков лесных разбойников Максим с братией переселился в Н.-Тагильский завод, в дом известного всеми христианина Андрея Рябинина, где и проживал до бывшего в 1789 году мая 2-го дня в Н.-Тагильском заводе пожара, во время которого выгорело 250 дворов.

   В время проживания своего в Н. Тагиле схимник Максим не оставался бездеятельным. Он по просьбе старообрядцев в 1765 году ездил в Москву для розыскания беглых священников и для наведения справок о грузинской земле.

   ВМоскве инок Максим отыскал грузинских архимандрита и протопопа, лично их спрашивал и уверился от них изо всех разговоров в том, что в Грузии крестят в три погружения и что духовенство постороннее ни от каких мест не входило, а имеет своего патриарха. При сем был невьянский житель Ив.Ив. Голицын, который свидетельствует, что разговор слышал».

   Опоследних днях инока Максима сохранилось предание, что он под конец жизни снова удалился в лес на Веселые горы, где умер и схоронен в 1782 году, в мае месяце. Есть также предание, что после смерти инока Максима тело его хотел вырыть из могилы и сжечь впавший в ересь невьянский житель Василий Стариков. Но когда последний приблизился к могиле подвижника, его обуял такой ужас, что руки отказались повиноваться. Но, тем не менее, старообрядцы узнали о кощунственном намерении Старикова, и когда вскоре умер брат еретика, то даже его старообрядцы, вышедшие толпой навстречу похоронной процессии, не допустили на старообрядческое кладбище.

   О иноке Григории (третья почитаемая могила) известно, что он был иконописец и что умер в 1731 году.

   О иноке Павле, несмотря на то, что умер он позднее других, а именно в начале XIX столетия, сохранилось очень мало сведений. Известно, что незадолго до смерти на Веселых горах его посетил житель Невьянского завода Ф.И. Карфидов, которому он сказал, что более его в живых не увидят, и заповедал похоронить его, где жил на болотистом месте под открытым небом зимою и летом. Вскоре после этого подвижника нашли убитым.

   Вт и все, что знают современные старообрядцы о своих так горячо почитаемых и широко популярных подвижниках Веселых гор. И те немногие сведения, приведенные выше, добыты нами с величайшим трудом, путем опроса всех более или менее сведущих ревнителей старины, присутствовавших на только что закончившихся торжествах на Веселых горах. И с уверенностью можем сказать, что вся остальная пятитысячная масса паломников ничего не знает о прошлом Гермона, Максима, Григория и Павла.

   Н правда ли, странным кажется на первый взгляд такая большая популярность и почитаемость иноков с так мало известным подвижническим прошлым?

   Ядаже высказал свое недоумение на этот счет одному из видных старообрядцев.

   – Это вы потомки Фомы неверного. Это вам подавай факты, выдумывай чудеса и прочие атрибуты святости, а старообрядцев на Веселые горы влечет чистая вера, – получил я в ответ. – Что из того, что старообрядцы мало знают о них? Все мы знаем про них, и этого совершенно достаточно. А впрочем, сами увидите, — закончил мой собеседник.

   Ия действительно увидел. И все виденное постараюсь пересказать по возможности объективно, ближе к художественной правде.

   ДОРОГА НА ВЕСЕЛЫЕ ГОРЫ

   Дрог к святым могилам на Веселых горах много. Есть со стороны Верхнего Тагила, Нижнего Тагила, Черноисточинского, Уткинского и других заводов, но главною из них считается дорога из Невьянска. Сюда съезжаются многочисленные богомольцы как из ближайших местностей, так и из Сибири и отдаленных мест России. Невьянск служит как бы сборным пунктом. В нем переночуют ночку-другую, отдохнут. Сходят поклониться наклонной башне, в которой, как гласит предание, долгое время томился в заточении один из старообрядческих подвижников, а затем уже начинается паломничество в большинстве случаев пешком до первой на пути могилы Гермона и т.д.

   ОТ НЕВЬЯНСКА ДО МОГИЛЫ О. ГЕРМОНА

   С старообрядцами да еще в такой необычной обстановке, как совместное паломничество к святым местам, меня судьба столкнула в первый раз. Но будучи наслышан про их религиозные строгости и нетерпимость к иноверцам, я сильно беспокоился за возможность близко наблюдать происходящее на Веселых горах.

   Н этот счет меня успокоили сами же старообрядцы, к которым я обращался за советами, как поступить лучше. Главное, предупредили меня, не надо привлекать к себе внимание курением табака и другими нетерпимыми старообрядцами еретическими занятиями. Я поспешил заявить, что охотно пойду на какие угодно лишения, только бы не повредить блюдениям, и что отнюдь не собираюсь оскорблять религиозные чувства старообрядцев. Тогда нашлись и такие, которые помогли мне найти лошадь на всё время паломничества.

   Мй возница – пожилой старообрядец, уже много лет подряд паломничающий на Веселые горы с детьми и внучатами, изъявил желание принять на себя все хлопоты, даже по части запаса провизии, заботу по устройству ночлега. Отчасти это была с его стороны любезность, а отчасти, как я потом заметил, желание контролировать мои действия в смысле недопущения еретичества.

   Вконце концов, я сделался чуть ли не членом семьи Григория Селиверстовича (так звали моего возницу), оказавшегося очень симпатичным человеком, с открытой, приветливой русской душой.

   – Если ты, Василий Николаевич, хочешь увидеть наше торжество с самого начала, то нам надо выехать завтра (25 июня) не позднее двух часов утра, – переходя попросту сразу на «ты», посоветовал Григорий Селиверстович.

   И получив согласие, действительно в два часа уже был готов к отправлению. Я поместился в одну тележку с его старушкой женой, и мы тронулись. Остальные члены его семьи паломничали пешком.

   Ина улицах Невьянска и затем на протяжении 25 верп до самой могилы Гермона мы опередили сотни богомольцев обоего пола. Мужчины, женщины и подростки шли живописными группами. Слышались отрывки бесед на религиозные темы. Многие паломничали верхом. При встрече все без исключения делали низкий поклон и провожали словами: «спаси вас Господь».

   Ттчас за Невьянском дорога верст на пять поднималась в гору и шла полем среди тучной колосящейся ржи. Вдали, как раз перед нами, чернел лес, к которому мы быстро приближались. Начинался теплый, солнечный день.

   Быстро докатившись до леса по сравнительно разъезженной дороге, ведущей на один из приисков, мы свернули влево, в лес, в просеку. Обстановка быстро изменилась. Восходящее солнце надолго скрылось за деревьями. Снова наступила полутьма, сделалось мрачно, и спустя 1/2 часа езды нас буквально заглотил в свои недра дремучий бор. Дороги почти не было. Тележка то прыгала через пни и камни, то проваливалась в трясины, из которых приходилось выбираться с трудом, рискуя ежеминутно опрокинуться.

   Вконце концов, так и вышло. На одном из лесных ухабов переломилась оглобля, лошадь рванула, и наша тележка повалилась набок.

   – Вот это уже совсем некстати, – невольно вырвалось у меня.

   – Ничего, Василий Николаевич, только бы не в последний раз, – невозмутимо, добродушным тоном возразил мой возница и принялся подвязывать веревкой оглоблю.

   Дбродушие, с которым Григорий Селиверстович желал еще раз опрокинуться, как-то сразу придало комический оттенок происшедшему, а его разъяснение к своему замечанию так и совсем развеселило и окончательно уничтожило горечь падения.

   – Видите ли, я так понимаю: ну вот завалились мы теперь да сейчас же встали и снова поедем. А вот когда завалимся на кладбище, это уже будет в последний раз. Вот я к этому и говорю в подобных случаях – завалиться это еще с горя, абы не в последний раз.

   Смидесятилетний старик за починкой оглобли применительно к случаю излагал свою своеобразную философию, сводившуюся к боязни смерти и комически звучавшую в его древних устах, а я одновременно слушал, мысленно переносился в далекое прошлое здешних мест, к первым дням жизни почитаемых старцев, и думал о непроницаемости могильной глуши лесных дебрей в то далекое время, путешествие по которым и теперь еще сопряжено с риском «завалиться в последний раз». Но мои сомнения на этот счет рассеивали многочисленные паломники, опережавшие нас, перепрыгивая с камня на камень, с одного пня на другой или вброд переходя, казалось бы, непроходимые трясины, и при всем этом — обязательный поясной поклон в нашу сторон и пожелание – «спаси вас Господь».

   Пиходило на ум изречение, что «вера горами двигает», и я чувствовал, как на мое настроение неизбежно начинает влиять царящий вокруг религиозный экстаз.

   Пчинились, тронулись дальше. И только после шестичасовой неимоверной тряски мы выбрались на сравнительно гладкую дорогу, настланную досками. Мой возница пояснил, что до первой могилы осталось не более двух верст. Ехать приходилось шагом, так как впереди и позади нас шли огромные толпы народа. Вскоре до моего слуха начал доноситься непрерывающийся малиновый звон мелких колокольцев, очень напоминавший торжественный пасхальный перезвон.

   – Опоздали мы с вами, Григорий Селиверстович, иконы нас опередили. Вы слышите, звонят. Очевидно, началась уже служба, – заметил я своему вознице.

   О на это улыбнулся и поспешил успокоить меня, что иконы еще не принесли. А относительно слышавшегося звона заявил, что он никакого отношения к службе не имеет и что у них не звонят в колокола.

   А звон становился все слышнее и слышнее, горизонт впереди расширялся, и быстро светлело. Мы из темной просеки выехали на большую, буквально залитую утренними лучами июньского солнца поляну.

   – Вот мы и приехали, – сказал Григорий Селиверстович.

   НА МОГИЛЕ О.ГЕРМОНА

   Пред моими глазами открылось оригинальное зрелище. Поляна площадью десятин в шесть, окруженная сплошной стеной столетнего леса, отстоящая на десятки верст от жилых центров, представляла собой густонаселенный табор. Во всех направлениях виднелись сотни повозок, палаток, дымились костры, и вокруг всего этого копошилось бесчисленное множество людей – мужчины, женщины, дети.

   Ми спутники, отыскав свободное место, принялись за устройство палатки и приготовление пищи. Меня предоставили самому себе, и я весь отдался созерцанию. Сначала, пока не привык глаз, все окружающее носило хаотический характер, но затем, сориентировавшись в шумном движении табора, я стал наблюдать некоторый порядок. Так, вновь прибывшие хлопотали над устройством палаток, другие готовили пищу, большинство же, как видно было, к чему-то готовилось, переодевшись в чистое платье. Женщины все без исключения были в белых рубашках, черных сарафанах и черных же платках на голове. Мужчины – большинство – в длинных кафтанах, похожих на подрясники «православных» дьячков. Оказалось – ждали иконы. Со всех сторон большими толпами паломники направлялись под продолговатый дощатый навес, помещающийся в самом центре поляны. Войдя под навес, старообрядцы быстрым движением творили двухперстное знамение и клали земные поклоны по направлению простой деревянной колоды, под которой и покоился прах досточтимого старца Гермона. Рядом лежит еще колода над могилой другого подвижника, имя которого не сохранилось для потомства.

   Постая старая деревянная колода да дырявая дощатая крыша над ней – вот и все, что олицетворяет у старообрядцев популярную идею подвижничества. Идею, которая влечет сюда, в уральские трущобы, сердца многих тысяч людей.

   Дя меня, привыкшего чтить святость, покоящуюся в драгоценных раках, в грандиозных храмах, блистающих золотыми куполами, было несколько необычно наблюдать трогательное религиозное единение вокруг такого примитива.

   Пка я осваивался с новизной обстановки и разбирался в разнообразных впечатлениях, захвативших меня всего, прошел добрый час времени. Солнце стояло уже высоко, заливая теплом и светом святую могилу и все окружающее. На небе не было ни облачка. Разгорелся один из прекрасных июньских дней на Урале. Осмотрелся вокруг – население поляны увеличилось вдвое с момента нашего приезда, а из просеки сотнями вливались все новые и новые богомольцы.

   Было много движения. В воздухе носился рой различных звуков, а надо всеми ними, словно аккомпанемент тысячеголосого инструмента, ни на мгновение не прерываясь, плыл все тот же малиновый перезвон. Теперь я слышал, откуда он исходит, – в лесу, окружающем поляну, паслись тысячи лошадей табора. У каждой из них на шее был медный колоколец, извещавший о каждом движении лошади приятным позваниванием. В общей сложности получался концерт звуков, своеобразный музыкальный фон, на котором быстро нарастала жизнь могилы.

   В9 часов утра со стороны дороги начало доноситься далекое пение. Слышно было, что пел многочисленный хор мужских и женских голосов. Голоса то густо и сильно нарастали, то сразу падали, затихали, а затем снова взбирались на самые верхи. Получался прилив и отлив звуковых волн. Ясно было, что пели на ходу, приближаясь к могиле. Шел крестный ход с иконами из Верхнего Тагила. С могилы пошли навстречу.

   Чрез полчаса показались иконы, сопровождаемые тысячной толпой народа. Их быстро установили под навесом у самой могилы на временно сколоченных из досок подставках. Вспыхнуло множество свечей, задымился ладан, началось богослужение. Навес и все прилегающее к нему пространство, свободное от леса, было буквально запружено молящимися.

   Ве четыре подвижника Веселых гор почитаются преимущественно старообрядцами часовенного согласия, не приемлющими священства, а потому в их богослужениях церковные обряды, в которых необходимо участие священника, или совсем не исполняются, или только те части их, в которых участие священника необязательно. Таким образом, старообрядческие богослужения названного толка не носят строго определенный характер какой-либо церковной требы, а скорее общей молитвы, состоящей из чтения священных книг и пения псалмов, стихер и других молитв.

   Тк было и на этот раз. Молитвой руководили древний старец монах Антоний из Верхнего Тагила, о. Галактион и о. Увар. В пении молитв и стихир принимали участие все молящиеся, умеющие петь. Картина такой общей молитвы, в которой принимают участие все присутствующие, производит сильное впечатление.

   Нкоторое время при напряженной тишине вы слышите чтение святой книги, но вот раздается запевающий стихиру голос старца Антония. Его подхватывают певчие под навесом, затем близстоящие, волна звуков, с каждым моментом усиливаясь, разрастается по всей поляне, докатывается до последних палаток и далеким эхом отдается в лесах и горах... А затем снова тишина, чтение, и снова море голосов, стройно по старинным крюкам распевающих стихиры...

   Омечаю как характерное, что в основу паломничества к могилам на святых горах положена обоюдность молитвы. Т.е. старообрядцы молятся не только досточтимым старцам, но и за них. Объясняют они это тем, что их святые не канонизированы.

   Вчисле икон, принесенных из Верхнего Тагила, были древние – Успение Пресвятой Богородицы, Тихвинская Божья Матерь, изображение апостолов Петра и Павла и Николая Угодника.

   ПЕРЕРЫВ

   Вчас дня молитва прерывается до четырех часов вечера. Все спешат подкрепиться пищей и отдохнуть. Кругом начинается оживленное движение. Женщины длинной вереницей идут за водой к близ протекающей горной речке Шайтанке, хлопочут у костров за приготовлением пищи. Лица в большинстве оживленные, радостные. Там и тут можно наблюдать древнехристианские сцены братания, поцелуи. Почти у каждой палатки расположились живописными группами обедающие за общим котлом.

   Седи палаток обращала на себя внимание одна огромных размеров, так называемая общая, бесплатно предоставленная для всех, не имеющих своей отдельной палатки. Близ общей палатки расположен и общий стол, также предназначенный для не имеющих своей пищи. То и другое организовано на средства верхнетагильского старообрядческого общества.

   Оигинальную картину представляли собой две группы иноков и инокинь, обедавших за двумя общими трапезами. Бросалось в глаза абсолютное отсутствие среди старообрядцев курящих табак.

   ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА

   Вчетыре часа вечера раздался стук о крышу навеса. Стучал палкой один из старцев. Это и был сигнал к молитве. И через непродолжительное время вокруг могилы снова сгрудились тысячи молящихся и снова закурился ладан, зажглись свечи и полилось пение стихер...

   Днь клонился к вечеру, солнце уже завершило свой круг и скрылось за горами, стемнело, а молитва все продолжалась. Наконец на поляну спустилась тихая июньская ночь, было за полночь, а пение все еще оглашало поляну.

   Яне пошел на вечернюю молитву, а наблюдал окружающее из своей палатки.

   Тхая, звездная летняя ночь. Поляна, далеко-далеко заброшенная в глубь дремучего леса у подножия величественного уральского хребта. На этой поляне давно когда-то подвижнически скоротал свою жизнь безызвестный инок. Деревянная колода с покосившимся голубцом – вот все, что напоминает о подвижнике, но стоическая вера людей, спустя века, отыскала эту безвестную могилу, путем титанической борьбы проложила к ней дорогу и вот теперь привела сюда несколько тысяч верующих, наполнивших эту дикую поляну религиозным экстазом...

   Яприслушивался к своему настроению, сравнивал его с настроением, полученным при посещении современных лавр и монастырей со св. мощами, драгоценными раками и одетыми в парчу и золото служителями алтаря. Увы, сравнение было не в пользу последних. Там внешнее показное благолепие съедало сущность религии и возмущало душу, здесь же трогательное непосредственное единение трепетно верующих, незагроможденное ничем внешним, вдохновляло на подвиг.

   – Василий Николаевич, ты здесь? – окликнул меня мой возница, – Тебе пора отдохнуть. Чай устал за день-то, а завтра рано вставать.

   Ядействительно очень утомился от сделанного пути и от множества пережитых за день впечатлений. Вскоре я уже забылся, не дождавшись окончания молитвы.

   К О. МАКСИМУ

   26-го июня меня разбудили в шесть часов утра.

   Было тепло, солнечно. На могиле уже молились. Оттого, что я заснул вчера, не дождавшись окончания молитвы, а сегодня проснулся после того, как она уже началась, у меня создалось такое впечатление, что молитва совсем не прекращалась. Но поляны я не узнал. Вчера она была вся усеяна палатками, а сегодня на месте их виднелась только помятая трава да уголья от костров. Все уже успели сняться, уложиться и теперь у просеки, ведущей на вторую могилу, теснилось множество повозок, одна за другой исчезая в лесной чаще.

   – Пора и нам сниматься, – торопил Григорий Селиверстович. Узнав, что далее дорога еще беспокойнее, нежели от Невьянска, я решил до могилы о. Максима дойти пешком, тем более, что до нее было недалеко, всего около трех верст. Возница мой уехал с вещами вперед, а я остался наблюдать последнее прощание с могилой. В 7 часов утра молитва закончилась. Я видел, как просека заглотила последнюю повозку табора паломников и как в нее же вобрался весь крестный ход. На могиле не осталось ни одного человека. Я оглянулся назад, на поляну, на ней как-то сразу сделалось пустынно и дико. Ничего не было похожего на вчерашнее. Казалось, что все тепло и поэзию веры люди унесли с собой. А вернее, оно так и было. Я ушел с могилы Гермона последним.

   НА МОГИЛЕ О. МАКСИМА

   Кгда я пришел на могилу о. Максима, там уже началась молитва. Меня поразила удивительная тождественность развернувшейся передо мной картины со вчерашней. Та же поляна, та же могила и навес над нею, та же обстановка, то же действие и то же оживление. Было даже сходство в таких мелочах, как расположение палаток.

   Тким образом, для наблюдения внешнебытовой жизни могилы нового материала не было. И я решил направить свое внимание на отдельные личности.

   Сда приехал несколько опоздавший на первую могилу художник В.Ал. Кузнецов, главная цель приезда которого заключалась в том, чтобы зарисовать наиболее типичные старообрядческие лица. Встретившись здесь, мы уже не расходились все остальное время паломничества, наблюдая и работая вместе.

   Сарообрядцы, вопреки распространенному мнению об их нелюдимости, нетерпимости и замкнутости, оказались, совсем наоборот, в большинстве очень добродушными и радушными людьми, даже и тогда, когда мы открывали свое инкогнито и подробно знакомили собеседников со своей профессией и миссией на Веселых горах.

   Уменя, например, никогда не изгладятся из памяти – хорошие знакомые, радушные хозяева, интересные собеседники и в высшей степени предупредительные путеводители по Веселым горам – популярный среди старообрядцев начетчик Афанасий Трофимович Кузнецов, Николай Трефильевич Филатов, иконописец из Уткинского завода, сын известного в свое время на Урале начетчика и иконописца теперь покойного Трефилия Филатова, старец инок о. Увар, о. Антоний из В. Тагила, мой возница Григорий Селиверстович Ваганов и многие другие.

   Унавши, кто мы и зачем приехали на Веселые горы, многие старообрядцы приходили сами знакомиться к нам в палатку.

   – Здравствуйте, спаси вас Господь, – начинал каждый вновь пришедший.

   Зтем следовали самые подробные расспросы на всевозможные темы. Мы в свою очередь наводили разговор на предметы, нас интересующие. Начинались беседы. С некоторых, более типичных, Кузнецов одновременно набрасывал эскизы. Так были нарисованы о. Увар, Петр и другие.

   Кнчалось тем, что, посидев у нас в палатке, гости приглашали к себе. И когда мы приходили, радушию не было границ.

   Мня первое время удивляло, каким образом старообрядцы находят нас с художником в палатке, затерявшейся среди сотни других. И что же, оказалось, остроумный Григорий Селиверстович сделал из цветного носового платка флаг, который и водрузил над нашей палаткой. Таким образом, все остальное время на всех могилах палатка с флагом и была центром для бесед.

   Нм указывали то на одного, то на другого популярного старообрядца. Вот богатей из Невьянска, вот из Сибири, а вот тот из Екатеринбурга, паломничающий ежегодно со своей семьей. Но удивительно не оригинально все они вели себя здесь. Казалось, что все пять тысяч старообрядцев, паломничающих на Веселых горах, были из одной семьи. Так, у них все было обще и одинаково, начиная с костюмов и кончая последней краюшкой хлеба. Я обратил на это внимание одного из своих собеседников.

   – Да, Веселые горы – это евангельская страничка нашей жизни. Здесь мы все равны, – было ответом.

   Н Веселых горах не было даже намека на какой-либо торг, были только две палатки, в которых продавались иконы древней живописи, лестовки.

   З всем, что касается пищи, вы можете обратиться в общую палатку, и вам отпустят даром, и наконец гостеприимно накормят в любой палатке.

   НА МОГИЛЕ О. ГРИГОРИЯ

   Н могилу о. Григория, отстоящую от могилы о. Максима на 5 верст, мы с художником направились в ночь на 27-е июня с расчетом прийти туда ранее всех и затем наблюдать переселение на нее паломников. И действительно, любопытно было наблюдать поспешное наполнение до того безлюдной поляны тысячами людей. В два часа утра на могиле не было, что называется, ни живой души, а к восходу солнца жизнь с поразительным сходством отлилась в ту же форму, что и на предыдущих могилах.

   Мого своеобразной прелести имело это передвижение с могилы на могилу, при этом вносило разнообразие в паломничество, и потому не так утомляло.

   Мстность у о. Григория была живописнее всех остальных могил. В особенности красива группа камней, расположенная у самой дороги и служащая как бы преддверием поляны с могилой. Камни носили название Потная гора.

   Пдвижник Григорий был иконописцем и по преданию большую часть своих икон написал на вершине названной группы камней, откуда открывался поэтический вид на окружающий лес — ближайшие горы и долины.

   НА МОГИЛЕ О. ПАВЛА

   28-го июня молебствия заканчиваются на могиле о. Павла. Несмотря на то, что последняя отстоит от могилы Григория на десять верст, мы решили пройти туда пешком и не раскаялись. Половину пути дорога идет широкой просекой в долине среди волнообразных возвышенностей, покрытых столетним бором. А за этим бором далеко-далеко в прозрачном утреннем воздухе, покрытый синеватой дымкой, виден был сам могучий Уральский хребет.

   Мгила о. Павла расположена у самой подошвы горы Старик, считающейся самой высокой в центре гор Среднего Урала.

   О Павел самый популярный подвижник среди уральских старообрядцев. Здесь число паломников значительно увеличилось, так как многие приехали прямо сюда, не заезжая на могилы остальных подвижников. Обстановка могилы та же, что и на тех, за исключением мраморного памятника, который красуется на могиле о. Павла.

   Првый день молебствия у старообрядцев называется днем радостной встречи, а последний – грустного расставания. Молились на последней могиле буквально круглые сутки. Чрезвычайно красива и поэтична была последняя ночь на 29-е июня. Молитва закончилась в час ночи. После молитвы над тысячной толпой на возвышении появилась худощавая, хрупкая фигурка начетчика А.Т. Кузнецова, с белокурой головой и с блестящими глазами. Лицо Кузнецова освещал пламенем свечи старец-инок Антоний. Кузнецов обратился к паломникам с речью, в которой призывал верующих хранить заветы Христа о любви и правде, которую так стойко осуществили в жизни досточтимые подвижники Веселых гор.

   Глос проповедника плавно лился в толпу в тишине звездной ночи, так гармонировавшей с народной проповедью на поляне. Наблюдавший эту картину художник воскликнул:

   – Да это же первый век, и перед нами первые христиане!

   Свершенно справедливо, что молившиеся перед нами христиане XX века удивительно были похожи на первых христиан.

   Мление закончилось ночью 28 июня, а утром 29 июня можно было наблюдать, как, словно ручейки, полилась народная волна по многочисленным тропинкам с Веселых гор.

   ОБРАТНАЯ ДОРОГА

   29 июня на удивление ясная, тихая и теплая погода, стоявшая все четыре дня, резко изменилась. Подул сильный ветер, побежали тучи, накрапывал дождь. Словно намеренно уральский бор захотел показать нам свою могучую непогоду.

   Дйствительно, в лесу сделалось неприветливо – безлюдно и жутко. Шумели деревья, перекликались совы. Бор зажил своей обычной жизнью.

   Жзнь гор так захватывала своей оригинальностью, что за четыре дня я, например, совершенно отвык от города, и очень не хотелось возвращаться к повседневной сутолоке, в сравнении с которой проведенное на могилах время представляется красивой христианской сказкой.

   Н вокзале в Невьянске я встретил многих паломников-старообрядцев и, представьте, был поражен происшедшей с ними переменой – о сарафанах и подрясниках и помину не осталось, их заменили смокинг, платье-колокол и т.п. А когда я в дорожном костюме, достаточно поиспорченном и загрязненном за четыре дня хождения по горам и лесам, вошел в купе второго класса, соседи бросали на меня косые взгляды и сторонились.

   Нчинала давать себя знать психология города, где обращают внимание не на глаза, горящие от пережитого возбуждения молитвой, а на ваш котелок.

   Вселые горы,

   25–29 июня 1910 г.

    1 Веселые горы – горный массив на водоразделе р. Тагила и двух притоков р. Чусовой – Межевой Утки и Сулема.

    2 Тряски, хомуты – старинные виды пыток.

    3 Посессионные участки – участки, отданные в условное владение без права отчуждения земель.