Собрала и рассказала Татьяна Корнилова

   Вервые конные бега на озере Тургояк состоялись примерно в 1856-1857 годах. Уездное начальство частенько наезживало к озеру с разными целями: кто любоваться местными красотами, кто охотиться на многочисленных животных и птиц, кто золота прикупить по заниженной цене. Однажды, своей правды для, поспорили два состоятельных человека на собственный интерес. Раньше средством передвижения лошадь была. Спорили они, чья лошадь проворнее и выносливее. Оба мужика доказывали свою правоту. Кто первым удумал скачку, неизвестно, только понеслись лошади вкруг озера. Когда начальство приезжало «погулять», мальчишки местные завсегда в зрителях были. Все, что интересное происходило у пировщиков, в деревне сразу узнавали. Раньше «сарафанное радио» лучшим источником информации служило. После такого, так сказать, «несанкционированного» забега решила наша местная братия свои бега учинить. Дата 1856-1857 год — условная. Сохранилось письмо, в котором отец сообщает сыну в Венский университет о делах домашних, где упоминается о том, что на бегах гореловские опять первыми стались.

   Продистых лошадей в деревне не было. Однако каждый год азарт привносили самые простые труженицы полей и домашнего хозяйства. Устроителями диктовались несложные правила: лошадь должна была пройти 4 круга, равных примерно 2 км. Состязания проводились на зимнем полотне озера. Специально трассу не готовили. Выставляли своих людей в качестве «меток». Лошадей никак не выстраивали: их просто собирали в кучу и давали отмашку. Старт начинался намного дальше, за 200-300 метров. К моменту старта уже каждая лошадь определялась, на каком месте ей бежать, остальное зависело от мастерства всадника. К четвертому кругу обычно доходило мало участников, было много травм и увечий. Зато призом соревнования была хорошая пара лошадей.

   Поводился всего один забег. Остальное время люди радовались общению, катались на лошадях и качулях: прибивали к раме с жердью санки, и мужички девчонок деревенских катали. Угощали друг дружку брагой. Позднее на бега стали приезжать наездники из разных районов многонациональной территории. Местные сильно уступали татаро-башкирскому населению в джигитовке, поэтому их часто били и отбирали у них лошадей. В кулачном же бою наши мужики никогда не проигрывали. Был еще случай, о котором существует такая легенда.

   «Скачки»

   Д революции почти в каждом дворе лошадь держали. Бывало, пройдешь по селению, на каждом боковом столбе ворот вколочена скоба, за которую привязывали лошадь. Бытовал обычай: приведя в дом коня, срезать немного волос с его гривы и подоткнуть в косяки ставки, перевести через уздечку, чтобы лошадь не тосковала по прошлому. Редко, для потехи, девки садились на лошадь с закрытыми глазами. Куда лошадь шла, в ту сторону в замужество идти. А если девка «не чистая» была, одевали на нее хомут — позор на всю округу.

   Лтом работы лошадям завсегда хватало. Зимой, чтобы животина не застоялась, устраивали бега. Ипподрома как такового не было, зато было озеро, на котором справляли «природный ипподром». Хорошо подковывали лошадей, снег шибко не счищали. Ставки начисляли, залог делали, горячились: все как в столицах. На бега выбирали самую лучшую лошадь. Иногда привозили специально чемпионистую из чемпионок, чтобы не только куш сорвать, но и перед дружками пройтись поосанистей.

   Бега ждали и стар и мал, особенно лошадники. Готовили бражку, пряники, другое угощение. Налаживали развлечения для взрослых. По деревням и аулам рассылали клич.

   Оин купец привез для скачек из Подмосковья лошадь породистую, добротную, с лучшими рекомендациями. Гордяком ходил, специально страсти разжигал. Ставки себе готовил, чтобы не прогадать. Настал день забега. Была среди всех участников до того страшнючая лошадь! Уши длинные имела, ноги сухонькие. Выстроились на линию старта лошади. Люди разглядели ушастую кобылку и стали над ней смеяться, особенно купец, хозяин породистой дуэлянтки. Гореловские склянки отбили, и началась борьба. Красивый тогда забег получился. Солнце высоко стояло. Морозец слегка покусывал носы и щеки, только этого никто не замечал. Вышли лошади на первый круг, растянулись, словно каждая свое место определила. Породистая красавица за собой почитай с полкруга на хвосте остальных тянула. Вдруг все изменилось. Та страшненькая лошадь сначала хвост в хвост шла с фавориткой, потом на круп обошла чемпионку, а потом и вовсе полетела как молния, за насмешки обидные взяла и выставила фаворитку купеческую. Летела Ушастенькая, словно копыта ее земли не касались. Из-под ковки снег и лед сыпались искрами. Пришла первой. Все и обомлели. Купец породки так загорячился, что разревелся. Не смог простить Ушастенькой победы, взял ружье и пристрелил ее. А стоимость юркой кобылки бросил в лицо ее хозяину.

   И уст в уста передавали известия о забеге 1906 года. Разбрелись люди по деревням и весям, унесли с собой рассказ о скоротечности века тургоякской ушастенькой чемпионки.

   * * *

   Кконцу XIX века страсти на лошадиных бегах раскалились не на шутку. Почти параллельно с Московскими бегами, на равных происходило действие и в Тургояке: скорее всего потому, что в зимний период было слишком мало развлечений и хлопотной посадочно-заготовительной работы.

   Н скачках проигрывались состояния, на которые можно было приобрести целые табуны лошадей. В ход шло и золото, добываемое в обход царской казны. Еще умудрялись пригонять лошадей из казахских степей, менять их на выгодных условиях и торговать ими с башкирами.

   Чсто на бегах устраивались торги. Хороших лошадей продавали в две цены или меняли на пару лошадей похуже. И в том имелась выгода, потому что «пару похуже» можно было обменять у башкир на различные продукты питания, пушнину и золото.

   Впоследний раз фанаты конного спорта собрались на свой любимый праздник в 1907 году. Устроителем бегов оставался Горелов Федор Лукич, он уже был сильно стар. После его на глазах внука-подростка и невестки расстреляли нововластные за то, что не рассказал, где до поры до времени хоронились два его сына, которых записали в «кулаки». Рассказывали, что характером Лукич был крут, но справедлив, до последних дней искренно ненавидел «переворотчиков».

   Вгоды революционных преобразований, пятилеток и перестроек ни о каких бегах не было и речи. Масштабный и значимый праздник не мог ужиться с новой властью, с ее идеями потребительского мышления и всеобщего равенства.