Юрий Борисович Попов — человек, хорошо известный многим миасцам. Филолог по образованию, он в течение 10 лет руководил работой воскресной школы при Свято-Троицком храме, возглавлял общественный комитет «За духовное возрождение». Читатели «Миасского рабочего» знают Ю. Б. Попова как автора публикаций, в которых он размышляет о русском народе и православии. Сегодня Юрий Борисович — гость нашей редакции.

   — Юрий Борисович, вы были инициатором создания в городе общественного комитета «За духовное возрождение». Почему было выбрано такое название?

   — Когда комитет создавался, мы связывали свою деятельность именно с работой по духовному возрождению, а точнее, просвещению, обращению народа к его истинным духовным истокам — православной вере. Однако позже пришло понимание того, что понятие «духовное возрождение» трансформировалось и не отражает глубинной сущности тех процессов, которые происходят в обществе. Необходимо четко осознать, что того духовного возрождения, о каком говорили в середине 90-х годов, — нет. Это понятие часто эксплуатируется разными социальными группами, с разными целями, однако при этом многие не понимают его истинного смысла. В настоящее время я отошел от активной работы в комитете, хотя за мной оставили должность сопредседателя.

   — Многие с вами могут не согласиться…

   — Да, наверняка мне возразят: как же так, ведь восстанавливаются храмы, церковь вроде бы снова занимает определенную общественную нишу, люди приходят в храм поставить свечку… Это так, однако внутреннего изменения в сознании людей либо не происходит, либо происходит, но очень медленно, а времени остается все меньше. Мыслители А. Панарин, В. Кожинов не зря так часто ставили вопрос: будет ли существовать русский народ в XXI веке? Ведь есть возможность мутации этноса: это будет конгломерат, этакий плавильный котел, в котором сольются различные этносы, но при этом русского там уже ничего не будет. Исчезнет наша истинная культура, наш русский язык. Ведь мы уже разучились говорить по-русски!

   — Но русский язык — живой, он всегда расширялся и изменялся за счет заимствованных слов и понятий…

   — Это не то. Сейчас наш язык представляет собой некую помесь, точнее говоря, некий «суржик» русско-американского или даже международного языка. Это не подлинный русский язык. Посмотрите, ведь даже интонации мы заимствуем у американцев: наши дети постоянно восклицают «Вау!», а телевизионные дикторы центральных каналов несут в общество настоящее бескультурье речи, говоря на американский манер, к концу фразы повышая (а не понижая, как принято в русском языке) интонацию. А ведь именно язык отражает сознание народа, и любые мутации в нем свидетельствуют о мутациях в народном сознании. И о подлинном духовном возрождении можно говорить лишь тогда, когда по культуре, вере, языку ощущается единственность, неповторимость, уникальность народа.

   — В таком случае почему этого не происходит?

   — Довольно сложный вопрос — причин тому много. Но судить да рядить всегда легко. Во-первых, нам постоянно внушают комплекс неполноценности. Взять хотя бы термин «совок» — он появился не случайно, я уверен, что это слово было специально придумано и заброшено в наш лексикон. А разрыв с русской традицией коренится не в 70-х годах, как принято считать, а гораздо раньше, причем на века. И сейчас Россия стоит перед выбором: либо утратить свою культурную индивидуальность, образовав что-то новое, либо ценой переворота в сознании сохранить то, что было дано, и вернуться к традиции.

   — Что вы имеете в виду, говоря о русской традиции?

   — Конечно же, я говорю не о валенках, гармошке и лаптях. Традиция — это та сакральная сердцевина, в случае разрушения которой исчезает народ. А у нас, к большому сожалению, именно это и происходит.

   — Какая эпоха, на ваш взгляд, была своего рода эталоном традиции?

   — По моему убеждению, период Иоанна Грозного был наивысшим взлетом русского самосознания: это эпоха Стоглава, Домостроя, формирования нашей культурной самобытности. Кстати, именно в то время и возникло словосочетание «Святая Русь».

   — Вы часто говорите о возвращении к истокам. Под этой фразой вы подразумеваете православие?

   — Несомненно и в первую очередь. Без возвращения к православию невозможно то самое истинное духовное возрождение, о котором мы сейчас ведем речь, возвращение к истокам. Говорят, что воду в горсти не удержишь, нужен сосуд. А у нас сосуд есть, а налить в него нечего.

   — Вы считаете, что многие ходят в церковь, отдавая дань моде?

   — Воссоздание подлинного православного благочестия — это очень долгий и трудный процесс, непосредственно связанный с каждой человеческой душой, поэтому заменять все игрой в бирюльки не имеет смысла. Хотя только промысел Божий определяет все.

   — Какой смысл вы вкладываете в слово «благочестие»?

   — Это прежде всего личные отношения человека с Богом, которых, вопреки досужим мнениям, вне церкви быть не может. Люди часто идут в храм как потребители — когда им плохо, когда нужно что-то попросить, но при этом они ничего не хотят знать больше того, что необходимо им. Ведь как большинство из нас воспринимает, к примеру, таинство Крещения? Нужно окрестить младенца — болеть не будет. А затем обязательно его причастить. Вот на этом, как правило, и заканчивается общение с Богом. Таких людей иногда называют «захожане» в противовес понятию «прихожане». Но и прихожане-то, в конечном итоге, вырастают из «захожан».

   — А может быть, в этом виновата сама Русская Православная Церковь? Ведь секты растут как грибы, и во многом благодаря хорошо поставленной миссионерской работе.

   — Не могу согласиться с таким обвинением. Уже одно то, что открыты двери православных храмов, ведутся богослужения, звонят колокола, можно с полным правом считать проповедью. И самое главное, что нам оставил Господь, — Самого Себя В Таинстве Тела и Крови Христовых. Таинство Евхаристии возможно только в церкви. Я глубоко убежден, что человек, чуткий к красоте, русский по духу, не пройдет мимо православия. Люди приходят в церковь Божьим промыслом, и у каждого свой путь к храму.

   — А каким он был у вас?

   — Я пришел в церковь еще мальчишкой. Мне посчастливилось застать старое поколение прихожан, у которых я многому научился. В то время невозможно было достать Молитвослов, Евангелие, Библию; например, я ходил читать Евангелие к одной старушке домой. Всех этих своих учителей и воспитателей я вспоминаю и поминаю с любовью и благодарностью. С особым теплом я вспоминаю старых священников: иеромонаха Силуана, протоиерея Анатолия Землянова, протоиерея Германа Покровского, которых Господь дал мне как первых наставников. Именно они заложили во мне архетип понимания того, что значит Церковь в жизни человека и каким должен быть церковный человек.

   — Но сейчас в храмах совсем другое поколение…

   — Это так. И одна примечательная черта некоторых современных неофитов, и даже опасность — это отсутствие духовной трезвости. Именно поэтому, на мой взгляд, у некоторых растет недоверие к Церкви. В идеале людей воцерковляли с пеленок, чтобы душа человека постоянно соприкасалась с церковью. Первый опыт соприкосновения со священным я получил в семье: это Пасха и Рождество, семейные иконы. А старое медное распятие, перед которым молились несколько поколений моих прадедов и прабабок, для меня до сих пор остается главной святыней. Вряд ли, конечно, о полном воцерковлении можно говорить относительно современной действительности, но главное — не бояться прихода антихриста, о котором все чаще говорят, и признаки его приближения действительно проявляются во многом, а ждать второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа. Для этого нужна традиция внутреннего делания — работа над собственной душой. И здесь уместно вспомнить слова епископа Михаила, который сказал в 1913 году: «Мы понимаем, что сейчас исторически проиграем, но придет Христос, и победа будет за Ним!»

   — А что вы думаете о современных священниках?

   — Их нередко порицают, не правда ли? Но мы не знаем, какую миссию Господь уготовляет каждому поколению священников. Сейчас Он им доверил возродить красоту православия, восстанавливая старые и возводя новые храмы, для того чтобы люди увидели эту красоту, и это тоже свидетельство истины Православия. Может быть, вслед за этим начнется и духовное самоуглубление, воспитание народного духа.

   — Юрий Борисович, не так давно вышла в свет ваша книга «Избранное» со стихами и прозой. По какому принципу вы отбирали произведения?

   — Чисто интуитивно. В книгу вошло все то, что очень просилось.

   — Ваша любимая тема в литературном творчестве?

   — Русская осень. Только в России она может так переживаться и столько открывать. Мне кажется, что именно осенью человек стоит ближе всего к Богу, к разгадке смысла своего существования на Земле. Осень в России можно назвать природным минимализмом, когда исчезает цветистость лета, и нет еще зимнего покрова. Ее строгость и неброскость отражают архетип русской души. Те метаморфозы, которые происходят в душе человека осенью, — это очень мощный и глубинный пласт нашего русского коллективного «я».

   — Над чем работаете сейчас?

   — Над новой книгой. Это будет проза, посвященная детству, с намерением передать те далекие ощущения, запахи, звуки. Я бы назвал все это попыткой войти дважды в одну и ту же воду, вспоминая свою духовную прародину, пытаясь понять, откуда вышел.

   * * *

   * * *

   Т ли Святцы, то ли Октоих…

   Вуе я душу свою провороних

   Встуже, в пожарах,

   Взвездах стожарых.

   Хебца кусочек

    нищу на паперти —

   Млости маленькой

   Дйте ми, дайте ми…

   Дброго слова,

    веселья сердечного,

   А под венец —

    жития бесконечного.

   Девен колодец,

    да вычерпан дочиста.

   Нне вконец

    оскудеша пророчества.

   Лпкой неправде

    поклона не будет!

   Псть же Господь

    нас с тобою рассудит…

   * * *

   * * *

   Д, действительно счастье — жить осенью в России. Так много открывается в это время, и так много находишь внутри себя того, что укрепит в любую пору, пусть даже самую тяжелую, — лишь бы вовремя вспомнить все это и не растерять в каждодневной будничной суете.

   * * *

   * * *

   Н знаю, мой ангел, не знаю,

   Чо нас ожидает вдали.

   М мчимся по самому краю,

   П узкой полоске земли.

   Двно уже песни допеты,

   Иосень стоит у ворот,

   Имягким, ласкающим светом

   Вем нам исцеленье дает.

   Иголос родных колоколен

   Зучит, как прощальный привет.

   Яв жизни и смерти не волен.

   …Не знаю, не знаю, мой свет.

   * * *

   * * *

   Сетло,

    как будто не заказано

   Ткою ночью воскресенье

   И мертвых.

    И душе высказывать

   Н возбраняют опасенья.

   Плночный сад

    осыпан листьями

   Ивскользь облит

    фонарным светом,

   Илунным.

    И, оставшись лысыми,

   Древья раздают обеты,

   Чо срок зимы,

    как прорицатели,

   Ичислят нынешнею ночью,

   Н торопясь.

    И ныне кстати им

   Тбя упомнить,

    между прочим.

   В материале использованы фрагменты книги Юрия Попова «Избранное».