Как-то в нашей рубрике «Прошу слова!» я сделала попытку порассуждать о странностях нашей, российской, любви и разобраться в вопросе, который, думаю, мучает не одну меня: почему мы, россияне, так не любим самих себя? Не от того ли, что являемся не детьми, но пасынками в родном своем государстве, которых оно, государство, не любит, не жалеет, о которых не печется и не заботится? А нелюбимое чадо, как правило, вырастает злым и жестоким. Не это ли и происходит сегодня со всем нашим обществом?

   — Вы даже не представляете, в какую больную точку попали со своим материалом. Таких, обиженных чиновниками, как я, много. Просто не каждый пойдет в газету. А у меня так наболело…

   Тагедия, случившаяся в семье 67-летней Ольги Петровны Богатыревой, нормального человека равнодушным оставить точно не сможет. Ровно пять лет назад зять Ольги Петровны Владислав убил ее дочь — свою 40-летнюю жену Елену. А через пять дней после преступления повесился сам. О том, что произошло в семье, внешне казавшейся вполне благополучной, родные, соседи, друзья гадают до сих пор.

   Еену искали целый год, но тело так и не нашли. У дочери сегодня нет даже могилы, на которую бы мать могла прийти, чтобы излить и облегчить свою боль. И лишь через год приоткрылась тайна исчезновения женщины. У ее убийцы не хватило духу признаться в содеянном при жизни. Только через год после самоубийства Владислава случайно в стыке плит перекрытий на крыше гаража нашли его записку-признание в преступлении с просьбой о прощении. Но о том, где искать тело жертвы, он не сообщил никому. Это осталось страшной и чрезвычайно больной для родных загадкой.

   Н разговор наш с Ольгой Петровной был не об этой тяжелой семейной драме, а о другом — о том, как она выживает после нее с двумя враз осиротевшими внуками-подростками.

   З десять дней до трагедии у матери Ольги Петровны случился тяжелый инсульт. Как она сумела выстоять после таких ударов судьбы, понять почти невозможно. Хотя и сейчас, по прошествии пяти лет, Ольга Петровна признается:

   — От этого потрясения я до гробовой доски не отойду…

   А выжить и сохранить здравый рассудок помогла огромная ответственность за судьбу внуков — Андрея и Димы. По-другому не объяснить.

   Н одну ее пенсию прожить втроем было, конечно, невозможно. В тот же год Ольга Петровна вынуждена была оформить на ребят опекунство. Пенсию на детей выплачивали только за одного из погибших родителей. «Таков закон», — сказали бабушке в Пенсионном управлении. Думаю, не надо объяснять, что в семье пенсионерки, на руках у которой оказались двое взрослеющих мальчишек, каждая копейка была на счету. И каково же было ее недоумение, переросшее в жгучую обиду, когда в случайном разговоре с преподавателем техникума, где учился старший внук, она узнала, что существует, оказывается, закон о социальной пенсии для детей-сирот, и эта социальная пенсия — заметно выше той, которую она получает на внуков как их опекун.

   Оьга Петровна, не откладывая, тут же пошла в Пенсионное управление к своему инспектору, дорогу к которому за последние годы хорошо изучила: обращалась сюда едва ли не ежемесячно. И получила ответ:

   — Да, такой закон есть, он действует с 1 февраля 2002 года, но пенсия с одной на другую переоформляется только согласно заявлению опекуна.

   Ткого заявления от Ольги Петровны в управление, естественно, не поступало. Она просто ничего не слышала ни о новом законе, ни о том, что может переоформить пенсию на обоих внуков. Разница в сумме составляла 462 рубля. Деньги кому-то покажутся невеликими, но только не для семьи, живущей лишь на пенсионное обеспечение. За год и восемь месяцев, как подсчитала Ольга Петровна, они недополучили почти 20 тысяч рублей.

   — Как же так, — недоумевает бабушка-опекун, — я ничего не знаю о выходе нового закона в пользу детей-сирот, а человек, у которого эти дети стоят на учете, не может вовремя подсказать о нем. Ведь речь-то идет не о ком другом, а о детях, оставшихся без родителей… Ну почему мы такие незащищенные? Почему никому не нужны? Больно и обидно…

   Пнсию на младшего внука после заявления бабушки переоформили, старшему к тому времени исполнилось 18 и ему по закону ничего переоформлять уже было не положено. А в ответ на просьбу Ольги Петровны начислить новую пенсию не с момента подачи ее заявления, а со дня выхода закона, из управления пришел ответ: «Удовлетворить вашу просьбу о назначении социальной пенсии с 1 февраля 2002 года в рамках действующего законодательства не представляется возможным».

   Тк в этой истории с пенсиями была поставлена точка. Больше Ольга Петровна никуда обращаться не стала. Тягаться с большим государством, его законами и людьми их исполняющими, ей явно не по силам. А вот горькая обида на чиновничье равнодушие к чужой беде да острое чувство незащищенности остались.

   — Мы за последние годы пережили немало обид, — рассказывает она, — переживем и эту. Хочу лишь других, кто тоже может попасть в такую беду, как наша, предупредить: рассчитывать на милость государства и его чиновников не стоит. Мы, нелюбимые, приносим им только лишние хлопоты, которые вызывают досаду да раздражение, и ничего больше. И за законами следите. Если они изредка появляются в пользу таких как мы, вам о них никто не расскажет…

   Оьга Петровна с внуками, конечно, не пропала. Старший недавно устроился на работу, правда, зарплату еще ни разу не получил. Младший перешел в 9 класс. Летом тоже хотел бы поработать, да 13-летних нигде не берут. Возрастом, говорят, не вышел. Хлопотно ли немолодой и не очень здоровой бабушке с двумя парнями, пережившими серьезную семейную драму? Думаю, вопрос риторический. Но Ольга Петровна не жалуется, терпеливо несет свой тяжелейший крест. Только иногда захлестнет такой вот всплеск обиды, вызванный, скорее, чувством тревоги: вдруг не успеет поднять своих ребят на ноги? Кто тогда им поможет? Сколько их таких, никому не нужных, никем не любимых, бродит по нашим улицам! А на государство и его чиновников надежды нет. Никакой…

   Ии кто-то думает иначе?