Отшумели юбилейные торжества по случаю Великой Победы. Страна и народ воздали должные почести победителям. На полях сражений остались миллионы солдат. Еще больше тех, кого война сделала сиротами, кто не помнит своих отцов, кто ни разу в жизни не произнес прекрасное слово — «папа». И не по вине отцов, а по вине той беды, которая обрушилась на страну 22 июня 1941 года, они отдали свои жизни, чтобы жили их дети, чтобы жило наше Отечество.

   Днь 22 июня общественная организация «Память сердца. Дети погибших защитников Отечества» выбрала днем памяти своих погибших отцов, как день скорби по их оборванной жизни и, в то же время, гордости за их мужество и самопожертвование. Кому, как не детям войны, хранить память о своих погибших родителях?

   Тких детей-сирот той кровопролитной войны в Миассе зарегистрировано более четырех тысяч (на 180 тысяч населения), и регистрация еще продолжается. Губернатор П. Сумин отметил областную организацию «Память сердца», выделив каждому по 1000 рублей. Это, похоже, единственный случай по всей России.

   Дя детей войны день 22 июня не менее значим, чем день 9 мая. Ведь с этого дня началось наше сиротство. Но это сиротство жертвенное, героическое, скорее гордое. В нем наши честь и достоинство: отцы погибли, защищая нас, свою землю, свое Отечество, как это делали наши предки на протяжении всей тысячелетней истории Руси и России.

   Састливцы, к кому вернулись с фронта отцы, пусть даже израненные, пусть калеки, не испытали унижения жалостью, не слышали за спиной, а то и в глаза полупрезрительно-жалостливое: безотцовщина. Счастливцы же гордились своими израненными, с орденами и медалями отцами. Они жили в полноценных семьях, воспитывались на рассказах своих отцов о войне, о подвигах и наградах.

   Нт, мы не завидовали им. Мы по-взрослому принимали это как перст судьбы и только огорчались и по-детски обижались на несправедливость. И жалели, что так и не видели своих отцов или помнили их очень и очень смутно, а по рассказам матерей и фотографиям своим детским воображением дополняли их образы и как бы что-то вспоминали. Как и наши матери, надеялись: а вдруг в похоронку, тем более в извещение о без вести пропавшем вкралась чья-то ошибка и отец еще вернется. Такие истории рассказывали, и они еще больше вселяли надежду и веру в сердце каждого из нас, хотя мы понимали, что такие случаи единичны. А вдруг именно для нас… Что бы там ни говорили, а отцовское воспитание, полноценная семья, даже само присутствие отца, особенно для мальчиков, несравнимо с воспитанием матерей. Это чувствуется и по современной жизни. А в то полуголодное время нашим матерям было не до воспитания как такового. Нас воспитывали улица и школа, самоотверженные учителя, воспитывала суровая и трудовая послевоенная жизнь. Об этом красноречиво говорит статистика: только 9 процентов сирот войны получили высшее и специальное среднее (техникум, училище) образование, половина окончила среднюю школу, а сорок процентов — только начальные классы.

   Нм всем уже за шестьдесят, прожита основная часть трудовой жизни. Наше поколение, рожденное в

   30-40-е годы, влилось в ряды послереволюционного поколения созидателей и само стало поколением строителей, а значит, прожило свою жизнь в истории страны не зря. Но наша миссия на земле еще не кончилась. На нас сейчас легла не менее ответственная задача: не допустить, чтобы наших детей назвали поколением потребителей.

   Салин говорил: «Война взяла лучших наших людей, в войнах всегда погибают лучшие, и это еще скажется на судьбе России лет через тридцать». Сказалось через сорок, в середине восьмидесятых. Гитлер с его фашизмом внес свою лепту в вековечную борьбу Запада с Россией — за наши земли. Так что добровольно сходить нам со сцены жизни, товарищи, еще рано. Как пелось во фронтовой песне: «А помирать нам рановато, еще есть у нас дома дела» — по мере сил, продолжать дело отцов в борьбе за Россию.