О чем вспоминают наши ветераны, прошедшие через адское пекло войны? Не только о горе и слезах, которых было слишком много. В большинстве своем воевавшие были молоды и полны жизненных сил. Поэтому на войне оставалось время для шуток, баек и курьезов. Неунывающий герой Твардовского Василий Теркин — собирательный образ весельчака и балагура — наверняка знаком каждому участнику Великой Отечественной войны не понаслышке. И, пусть редко, выпадали на долю бойцов по-настоящему счастливые минуты, а самой радостной была весть о Победе. Обо всем этом мы расспросили наших ветеранов накануне великого праздника.

   Сладку ягоду ели вместе

   Фдор Ефимович Никулин, прошедший почти все фронты войны в составе 96-го Гвардейского тяжело-минометного полка водителем знаменитой «Катюши»:

   — 9 мая застало меня в Чехословакии, в городе Моравская Растрава. Нам сообщили, что война закончилась. Мы, конечно, очень радовались, но прочувствовать этот долгожданный момент до конца не смогли, так как продолжали боевые действия: преследовали удирающих к американцам немцев, предпочитавших сдаться в плен нашим союзникам. Но по прошествии нескольких дней мы ощутили вкус Победы сполна. Чехи ликовали больше нашего, встречали русского солдата с распростертыми объятиями и угощали разными вкусностями. Особенно мне запомнилось виноградное вино, пиво, замечательное сало — и соленое, и копченое, не хуже украинского. А еще черешня, алая, сочная, сладкая. Настоящая ягода Победы.

   Мой первый бой, курьезный самый

   Александр Александрович Дунаев, подполковник в отставке, участник боев под Москвой, Витебском и на Курской дуге:

   — 21 июня 1941 года в поселке Ленинск, откуда я родом, состоялся мой школьный выпускной бал. А завтра была война. Учиться воевать пришлось прямо на войне, которую я начал рядовым лыжного батальона, сформированного в Челябинске. На фронт мы прибыли вечером и заняли опушку возле леса. Ночью к нам подошли офицеры и предупредили: «Перед рассветом пойдем в наступление. А сейчас ложитесь спать».

   Уром, едва услышав команду «Вперед!», мы, встав на лыжи, двинулись. За опушкой была деревня, и мой друг Юра Бибиков, пробегая мимо одной землянки, заметил в ней огонек, снял лыжи и зашел внутрь. Я гляжу: Юркины лыжи стоят, а его нет, ну я за ним. А в землянке здоровенный немец Юрку моего душит. Я кинулся другу на помощь. А Юрка маленький, и я такой же. Это уже потом я в армии подрос. Словом, немец без труда нас обоих под себя подмял. Благо, выручил нас помкомвзвода Новиков, вовремя подоспев и огрев немца прикладом по голове. «Что ж вы, вояки, — говорит, — немца вдвоем не одолели»? Мы Новикова потом упрашивали, чтобы он ребятам про наш конфуз не рассказывал. Он обещал, а как пришли мы на кухню, тут и началось. Разные реплики в свой адрес услышали... После войны из нашего лыжного батальона я встретил только одного человека: все под Москвой полегли, и Юра Бибиков тоже.

   Млодыми мы много смеялись. Бой закончится, а смех и грех начинаются. Раз приехал к нам редактор «Крокодила» Рыклинд, и, когда он спал, мы заклеили ему очки папиросной бумагой, а потом как заорем: «Горим!» Тот, бедный, ничего не понимая и не видя, вскочил. А ему команды несутся с разных сторон: «Беги вправо! Пригнись! Спина горит!» Просто детство какое-то, а сами ведь уже были лейтенанты. Или кто-то вслух потосковал по милой, мол, как она там, и так ненадежная была. И через какое-то время ему записочка приходит: «Нашел Маньку в санроте. Оказалась твоя». Правда, за шалостями политсостав строго следил. Особо отличившихся потом заставляли извиняться.

   Наш ответ буржуям

   Оег Михайлович Чурко, награжден орденами Красной Звезды и Великой Отечественной войны II степени, участник Курской битвы и боев за освобождение Кореи:

   — Весть о победе наш самоходный артиллерийский дивизион встретил на границе с Кореей. Именно тогда, 9 мая 1945 года, я участвовал в самом коротком в своей жизни митинге. Нас построили, слово дали командиру части Глусову — заслуженному танкисту, он не раз горел и чудом спасался, вся грудь в орденах. От волнения командир долго не мог ничего сказать, наконец махнул рукой и произнес: «Победа, ребята… Идите вы все…» Он имел в виду — теперь можете передохнуть.

   Н для нас война еще продолжалась, и вскоре с нами произошел очень курьезный случай. В корейском городе Юки, который мы только что освободили от японских войск, наша колонна остановилась на марше. Все начальство отправилось за дальнейшими указаниями, а экипажи стояли около машин, отдыхали. Вдруг из-за поворота показался рикша — а тогда, надо сказать, телепередачи «Вокруг света» не было, и такая картина была нам в диковинку. Сам рикша — очень худой высокий кореец — вез на тележке пухлого краснощекого господина, ну просто классического буржуя с карикатуры. Нашелся среди нас один Теркин, тут же завопил: «Непорядок! Тощий толстого везет! А если поменять их местами?» В то время власть в городе только что поменялась, была порядочная неразбериха. «Буржуин» сует нам в руки пачку каких-то документов с иероглифами, но они нас не очень заинтересовали — гораздо больше по душе пришлось предложение нашего дивизионного шутника. Признаться, оба героя сильно сопротивлялись, но мы настаивали, даже для острастки дали в воздух очередь из автомата. Усадили рикшу в тележку, запрягли толстяка в оглобли, даже заставили пробежаться рысью. Вот таким наглядным образом мы пропагандировали советский образ жизни в Корее.

   А шинель-то утопла!

   Мрия Сидоровна КРЫЛОВА, награждена медалями «За оборону Ленинграда» и «За боевые заслуги», в составе батальона связи прошла путь от Ленинграда до Германии:

   — После освобождения Пскова наша дивизия двинулась в Прибалтику. На подступах к Тарту батальон успешно переправился через Мать-реку и расположился для передышки. Одни отправились добывать провизию, другим разрешили немного отдохнуть. Вдруг зазвучали пулеметные очереди, а на радиостанцию пришло сообщение о том, что дорога, по которой несколько часов назад шел полк, уже занята немцами. Радиостанции приказано было срочно вернуться на другой берег. Но как? Дорога отрезана, а мост рассчитан на пешеходов. Времени на раздумья не было, нужно было выполнять приказ, и связисты решили рискнуть — переправляться по мосту. Мощная, тяжелая машина с радиостанцией, не доехав и до половины, обрушилась в реку. Те, кто сидел в кабине, сразу же выпрыгнули, а я и радист Витя сидели в фургоне и оказались в железном плену. Мы еще не успели ничего толком сообразить, как машина вдруг встала «на нос» — перевесили тяжеленные аккумуляторы для подзарядки радиостанции. Каким-то чудом Вите удалось выбить единственную в фургоне заднюю дверь, и мы моментально выбрались на свободу. Вода тут же хлынула в открывшийся проем, и автомобиль мгновенно затонул.

   Вбравшись на берег, я с удивлением обнаружила, что непонятным образом осталась в одной гимнастерке — в машину-то я садилась в наглухо застегнутой шинели!..

   Днь Победы я встретила в Чехословакии. Наша дивизия перешла Карпаты и, согласно полученному приказу, продвигалась к Праге. То, что Победа уже где-то близко, чувствовали все: на улицах полуразрушенных городов были разбросаны штабные бумаги, немцы все больше пятились назад, сдаваясь русским солдатам. Мы узнали о Победе одними из первых, получив сообщение по радиостанции. Даже не верилось после стольких лет лишений и испытаний, что война окончена. Все безумно радовались долгожданному выстраданному событию и плакали от радости. Однако не всем суждено было вернуться домой. Для нас бои продолжались еще в течение двух дней после объявления о безоговорочной капитуляции Германии — немало однополчан погибли, уже зная новость о Победе…