Человеческая память избирательна, и отдельные «кадры» военной хроники преследуют ветеранов всю жизнь. Советский солдат на войне был не только героем, но, прежде всего, человеком — каждый со своими чувствами и страстями, пороками и добродетелью. Вспоминает Алексей Иванович Степанов, инвалид Великой Отечественной войны, награжденный двумя орденами Славы, участвовавший в форсировании Западной Двины, освобождавший от фашистов Белоруссию и Прибалтику. Полгода войны Алексей Иванович прошел буквально ползком, так как являлся помощником командира взвода полковой разведки и старшим группы захвата. При его непосредственном участии было взято пять «языков».

   — На фронт я попал уже в конце войны, в июне 1944 года, после года обучения в снайперской школе, поэтому мне пришлось воевать не так тяжело, как моим старшим товарищам. Призывался я с Уральского автомобильного завода, и, помню, когда в Литве в первый раз увидел автомобиль «Урал-ЗИС», подвезший снаряды, был страшно рад. Я кинулся к «Захару» и готов был обнимать и целовать его, как дорогого человека.

   О нас, разведчиков, командование требовало информации и информации… В тот день войска наступали, и этому предшествовала артподготовка. «Катюши» обрабатывали передний край немецкой обороны. Потом вперед пошла разведка. Мы должны были предупредить командование, на каком рубеже немцы заняли новую позицию. В лесу настигаем лагерь литовских беженцев. Там женщины, дети, их скарб и скот. А старики, взявшись за руки, преграждают нам путь. Немцы их запугали, что впереди советских войск идут азиаты, чуть ли не монголы, и всех убивают. Однако, выяснив у литовцев, куда пошла группа немецких солдат, мы начали ее преследование.

   М вышли на большую поляну одновременно с противником, лишь с разных сторон. Завязался бой, но немцы долго не сопротивлялись и в панике бежали. Один немец упал. Это был молодой, красивый, кудрявый парень моих лет, а мне было девятнадцать. Он был ранен автоматной очередью, и на нем зияло приличное количество дырок. Я стал его перевязывать (наши ребята почему-то боялись крови). Увидев это, из леса вышел сдаваться еще один раненый — немецкий офицер. Я перевязал и его, потом офицера увели на допрос. А молодой немец, в изнеможении запрокинув голову, ожидал своей дальнейшей участи. Но недолго. Один наш разведчик, злой парень, выпустил в раненого автоматную очередь. Мы с ним сцепились… Потом этот разведчик мотивировал свой поступок тем, что не хотел, чтобы наши матери и жены выхаживали раненых фашистов...

   Н войне было много тяжелых эпизодов, но этот немецкий солдат так и стоит у меня перед глазами.