День защитника Отечества воспринимается большинством как профессиональный праздник военных. Для нас же он стал поводом всерьез поговорить о процессах, происходящих в современной армии, о призыве и призывниках. И потому за «круглый стол» в редакции собрались люди, которые не понаслышке знают о многих армейских проблемах: временно исполняющий обязанности главного военного комиссара г. Миасса, подполковник Виталий Владимирович Гаврилюк; начальник второго отделения призыва, подполковник Олег Борисович Шулындин; председатель городского комитета солдатских матерей Наталья Николаевна Сокольникова. А беседовали с ними корреспондент газеты Марина Витальевна Безрученко и наш нештатный автор, студент ЧелГУ и, кстати, потенциальный призывник Александр Наумов.

   Крр.: — Как сегодня можно обрисовать портрет современного призывника?

   О Б.: — Некоторые ребята не просто желают, а готовятся служить. Причем, и физически, и морально. Они приходят к нам и говорят: «Хочу служить в спецназе» или «Хочу служить на флоте». Правда, есть парни, которые на вопрос, в каких войсках они предпочли бы служить, не могут ответить, потому что не знают, какие войска вообще существуют. Все это связано с отсутствием должного образования в школе, общая военная подготовка опущена до уровня факультатива.

   Сйчас мы ставим на воинский учет граждан 1988 года рождения. Приведу такие цифры: по данным на прошлую пятницу мы поставили на учет 650 человек, из них годными по состоянию здоровья признаны меньше 100. на дополнительное медицинское обследование отправлены 370 парней. Это те, кто имеет какие-то патологии, заболевания. Так что статистика не очень хорошая.

   Н Н.: — По нашим данным, в Миассе от общего количества 18-летних юношей призываются только 6% ребят.

   О Б.: — Да, есть такое понятие, как «процент изъятия». В год из 5,5 тысячи призывников служить отправляются 300-400 человек. Последнее время этот процент все время уменьшается. У нас очень много ребят учатся в высших учебных заведениях. Как ни странно звучит, но военкомат в какой-то мере подстегивает парней к получению высшего образования. Они понимают, что если не будут учиться, то пойдут служить. И если в 99-м году студентов-допризывников у нас было около тысячи человек, то сейчас — около трех-четырех тысяч.

   Н Н.: — Хотела бы дополнить. Я абсолютно солидарна с Олегом Борисовичем по поводу воспитания: у нас в школе преподают все что угодно, только не историю своей страны. Но я категорически возражаю против военного образования — это называется милитаризация страны. Почему любовь должна быть военно-патриотической? У американцев — просто патриотизм. Они размахивают флажками, боготворят своего президента. А у нас непременно военная любовь. Мы строим молодежь уже с детского сада! Люди — не ксерокопии, нельзя всех подводить под одного. Поэтому у нас и процветает воинствующая посредственность. Если кто более умный, более талантливый — обязательно затопчут, задавят.

   Крр.: — Насколько правдивы слухи о том, что в скором времени в армию будут брать всех поголовно?

   В В.: — Речь идет не о том, чтобы призывать поголовно всех студентов, а о том, чтобы более внимательно отслеживать лицензирование вузов.

   О Б.: — Могу сказать больше: никакого ужесточения по уже предоставленным отсрочкам сейчас не предвидится. То есть те, кто получил отсрочку, призываться до ее окончания точно не будут, так как по конституции правовое положение граждан не должно ухудшаться.

   Н Н.: — Если у нас будут призывать студентов, то в России наступит каменный век, вот и все.

   Крр.: — План призыва выполняется?

   О Б.: — Практически нет, но в 2004 году мы его выполнили впервые за долгое время. Скажем так: мы бы с ним справлялись, если б нам его постоянно не увеличивали. Чтобы набрать нужное количество призывников, сейчас нам ежегодно присылают даже наряд на ребят, имеющих погашенную судимость. Таких полагается призвать порядка десяти человек.

   Крр.: — Сколько допризывников в среднем за год получают «белые билеты»?

   О Б.: — В прошлом году мы признали ограниченно годными по состоянию здоровья 660 человек. Отсрочки по состоянию здоровья получили 130 человек.

   Крр.: — Были случаи, когда ребят возвращали со сборного пункта как негодных к военной службе?

   В В.: — За прошлый год дважды.

   Крр.: — Обещают, что с 2007 года срок службы в армии составит один год для всех.

   О Б.: — Пока это все только на уровне обещаний. На данный же момент законом установлено, что призывники с высшим образованием служат один год, без высшего — два. На офицерских должностях (то есть если в вузе есть военная кафедра) также служат два года.

   Крр.: — В каких условиях оказываются наши защитники, попадая в воинскую часть?

   В В.: — По этому поводу я часто спорю с женой. Она мне говорит, что вот, мол, в вашей армии людей гробят. А я спрашиваю, почему в «вашей»? Это наша армия. Унижение друг друга начинается еще в детском садике. В школе это есть? Есть. В училищах это есть? Тоже есть. Так почему же мы говорим о дедовщине в армии и не говорим о такой же дедовщине в учебных и воспитательных учреждениях? Просто в армии юноша предоставлен уже сам себе. Он попадает в совершенно другую обстановку. Конечно, для любого человека это стресс.

   Н Н.: — В корне не согласна. Если моего ребенка обижают в детском саду, я могу перевести его в другой. То же самое со школой. Но солдата из армии, даже если его бьют, унижают, забрать невозможно: это преследуется законом. Воинская часть становится по сути местом внесудебного лишения свободы человека только за то, что он родился мужчиной. А неуставные отношения приводят к тому, что, по данным Главной военной прокуратуры, в российских казармах погибают более 1200 солдат. Комитеты солдатских матерей России считают, что эту цифру нужно, по крайней мере, удвоить, поскольку ребят, которых принудили к самоубийству, военная статистика не учитывает.

    Корр.: — А может, самое страшное заключается в том, что реально сейчас за жизнь солдата никто не отвечает, и если он умрет, последним, кто узнает о его смерти, будут его родители? Вспомним прошлогодний случай: 90 солдат просто-напросто заморозили на аэродроме, а генералу, который отвечал за этих молодых людей, дали лишь условный срок.

   В В.: — Не спорю — это вопиющий случай. Виноваты, несомненно, организаторы всей этой перевозки. Но я тоже хочу воспользоваться статистикой. Как, к примеру, в Чечне, так и в мирной жизни в 70% случаев люди гибнут по собственной глупости. Я где-то читал, что на дорогах у нас в стране гибнет в 10 раз больше, чем в армии. И никто не задается вопросом, а почему тот водитель выехал на встречную полосу, почему солдат на полигоне делает не то, что ему говорят? Говоришь ему: не суй сюда палец, а он не то что палец — нос засунет!

   Крр.: — И кто же, в конце концов, в ответе за жизнь солдата?

   Н Н.: — Устав внутренней службы говорит, что командир части несет прямую личную ответственность за жизнь военнослужащих, за состояние морально-психологического климата части и так далее. Поэтому, я считаю, не надо перекладывать ответственность на общество. Пусть звучит эпатажно, но мы всегда говорим: не нравятся вам наши ребята — не забирайте, оставьте их матери; для нас, матерей, они все хорошие. Недавно вышел Указ президента о том, что направлять в горячие точки можно только после шестимесячного обучения. В первую чеченскую, например, прямо на сборных пунктах грузили ребят. А затем в зарешеченных вагонах и под дулами автоматов увозили в Чечню. Сейчас этого нет. Солдат должен пройти шестимесячную подготовку. Другой вопрос, какую подготовку он получает? Миллиарды бюджетных средств просто разворовываются, и денег ни на что практически не остается. Что такое 10 танков и 2 БТРа, которые недавно закупили на всю российскую армию? Это вообще издевательство над вооруженными силами! Денег нет. А почему их нет? 14 миллиардов рублей, по данным Главной военной прокуратуры, в прошлом году разошлись по карманам чиновников.

   Крр.: — Сколько миасских ребят сейчас убегают из армии?

   Н Н.: — За прошлый год в городской комитет солдатских матерей обратились 18 человек, самовольно оставивших части, причем не только сами солдаты, но и их родители. Из этих восемнадцати человек мы помогли не всем. С 13-ю ребятами все улажено: мы благополучно переводим их из одной части в другую. Пять человек у нас комиссованы. Решили вопрос о помещении их в военный госпиталь, к военной службе они уже не годны. У одного мальчика вообще очень тяжелое положение. В части его жестоко избивали. Потом офицеры избили его мать. После этого она отказалась заниматься этим вопросом.

   В В.: — У нас нет точных цифр, потому что некоторые убежали два года назад и до сих пор скрываются. На данный момент официально в розыске числится только один человек. четверых мы уже нашли, они находятся у нас в городе, мы знаем, где они живут, но, скажем так, я за ними бегать не буду, это компетенция воинской части. Если командир считает нужным возбудить уголовное дело за уклонение от службы — пожалуйста. Но вряд ли он на это пойдет, потому что не то что он, а даже наша прокуратура неохотно возбуждает уголовные дела.

   Крр.: — Какие виды правонарушений наиболее распространены в войсках?

   Н Н.: — Проведенное изучение преступности в армии показало, что примерно каждое третье преступление скрывается от учета. Причем три четверти из них — правонарушения, потерпевшими от которых являются рядовые. На долю тех, кто прослужил менее шести месяцев, приходится более половины скрываемых преступлений. Способы сокрытия фактов совершенных правонарушений приобретают все более распространенные формы: помещение травмированных в гражданские учебные заведения; перевод правонарушителей или пострадавших в другие воинские части; принуждение пострадавших и очевидцев к даче ложной информации и так далее. Да, командир наказывается за то, что возбуждает уголовные дела. Наш комитет поднимал вопрос о том, что не надо наказывать командира, возбуждающего уголовное дело, а наоборот — поощрять его. Сейчас военные прокуратуры просто завалены уголовные делами. В частности, в Чебаркульской военной прокуратуре (какой-то ужас!) по тридцать уголовных дел на одного следователя, причем все — сплошь тяжкие преступления. Поэтому на «беглецов» просто не остается времени.

   Крр.: — В чем, по вашему мнению, должен заключаться контроль над армией?

   Н Н.: — Прежде всего он должен быть гражданским. Гражданский контроль — это доступ общественных организаций к бюджету части, в казармы. Нам, конечно, они не решаются отказать, потому как знают, что в противном случае крупные неприятности им будут гарантированы. Ведь сейчас в войсках страшные хищения. На всех уровнях. К бюджету Минобороны не допускают даже депутатов! Огромное количество закрытых бюджетных статей, все это тайно, все это скрыто, контроля за закупками продовольствия, медикаментов, техники нет.

   Пиведу в пример недавний случай. Полковник Чиж был начальником главного медицинского управления. Нанес ущерб государству на сумму около 100 миллионов рублей. Отчего все это? Да оттого, что все закупки техники, продовольствия, медикаментов идут через посредников. Постановление правительства обязало Минобороны производить все закупки напрямую, но, к сожалению, высшим военным чинам дозволено его обходить. Отсюда — страшные потери для бюджета.

   Крр.: — Но армия нам все-таки нужна. Какой же ей быть?

   Н Н.: — Армия должна быть профессиональной. В настоящий момент ее численность составляет один миллион двести тысяч человек. Нам не нужна такая армия! Кто в ней служит? Восемнадцатилетние, порой совсем малограмотные мальчишки. Такая армия не в состоянии противостоять современной военной угрозе. Американцы в Ираке потеряли 900 человек за три военных года…

   О Б.: — На сегодня уже больше полутора тысяч…

   Н Н.: — Наши потеряли в Чечне 18 тысяч! А сколько искалеченных? Солдат клали под танки, использовали как пушечное мясо. Они пили из луж, ели дохлых кошек и собак. Они вернулись домой больными, и оказались никому не нужны.

   Ндо резко сократить количество генеральских должностей. У нас на тысячу солдат один генерал. В вооруженных силах Соединенных Штатов — один на десять тысяч.

   В В.: — С 1 января 2005 года военкоматы перешли на федеральное обеспечение. Мы теперь должны получать деньги на свои нужды из федерального центра. Чем это все чревато? Город у нас, к примеру, забрал ставки всех уборщиц, технических работников, а взамен мы ничего не получили. Ситуация такова, что сейчас я вынужден созывать коллектив военного комиссариата, собирать по 20-40 рублей с человека, чтобы нам в военкомате мыли полы.

   Н Н.: — Когда «Единая народная партия солдатских матерей» придет в Думу, первое, чем мы займемся — это изменением положения вооруженных сил России.