В музее Миасского филиала историко-просветительского общества «Мемориал», что в 24-й школе, висит необычная карта России. На ней множество обозначений — цветные значки, линии, названия населенных пунктов. Есть и наш Миасс... Это карта ГУЛАГа — по-настоящему политическая карта страны для 60 миллионов ее граждан. Их, раскулаченных, депортированных, репрессированных по политическим статьям, на сегодня в живых осталось немного. По решению Конституционного суда в 2000 году к реабилитированным гражданам причислены дети, оставшиеся в те годы без родителей.

   Кждый год 30 октября возле памятника жертвам политических репрессий собираются несколько десятков наших земляков. К категории реабилитированных относятся чуть больше тысячи миасцев, четверо из них — узники ГУЛАГа.

   Птомок знаменитых купцов Строгановых, Дмитрий Васильевич работал слесарем паровозного депо в Сызрани, состоял в молодежной организации «Борцы за свободную Россию», «усиленной», как водится, агентом НКВД. Как-то подсчитал, какая зарплата у индийских рабочих, угнетаемых «акулами» капитализма. Получилось намного больше, чем у советских. Приговорен к расстрелу, месяц провел в камере смертников. Затем приговор смягчили — провел в лагере и на поселении 12 лет. В 1956 году вернулся в Миасс, к матери и сестре. Закончил заочно строительный институт, вырастил троих детей. Дмитрию Васильевичу принадлежит проект памятника жертвам политических репрессий в нашем городе.

   Мрия Игнатьевна Трофимова, уроженка Курской области, отсидела десятилетний срок в Норильске. Там она познакомилась с таким же политзаключенным, рабочим «Миассзолота» Дмитрием Яковлевичем Трофимовым. Он попал в лагеря «по разнарядке» — от каждого города нужно было репрессировать определенное количество человек. Освободился на два года раньше жены, дождался ее, вместе вернулись в Миасс.

   Смья Клары Антоновны Булатовой приехала из Америки в СССР строить коммунизм. Поселились в Одессе, старшие работали на судостроительном заводе. Начиная с 1937 года, репрессированы были все: мать, отец и пятеро детей. После лагеря на Колыме Кларе Антоновне запретили возвращаться в Одессу; по совету попутчика сошла с поезда в нашем городе. Всю жизнь проработала на Уральском автомобильном заводе.

   Мрис Давыдович Гойхман, прошедший и войну, и лагеря, вспоминает: «За моими плечами весь XX век. Что случилось с Россией, то случилось и со мной. Я пережил все «мероприятия» столетия: провожал отца на гражданскую войну, ушел добровольцем на Великую Отечественную. Из нашего института имени Баумана нас, добровольцев, было всего трое. Получил два ранения, а благодарность за это — тюрьма. Я много лет не знал, за что же меня посадили, только недавно в реабилитационных документах прочитал выписку из своего обвинения. В сороковые в очень узком кругу близких людей я допустил два высказывания: удивился, как же мы, первое социалистическое государство, могли заключить договор с фашистской Германией. И когда наши войска вошли в Прибалтику, сказал: «Зря мы это сделали, не любят нас там». Сколько лет прошло, а нас там и поныне не любят. Прав я был... После лагерей 41 год проработал на Уральском автомобильном заводе. Ушел только тогда, когда уверился, что без меня справятся. Сейчас вспоминаю события своей жизни тепло и с интересом. Жаль только, редко вижу друзей».

   М вспомнили только о живых, а сколько их, миасцев с трагическими судьбами, достойными описания в лучших романах века... Время идет, многое забывается, а настоящего покаяния, которому подвергла себя немецкая нация после второй мировой, у нас по большому счету не случилось. Смотришь, и опять проглянет сквозь карту страны наша непарадная изнанка: вместо названий городов — Нарлаг, Степлаг, ГУЛАГ; вместо значков полезных ископаемых — места массовых захоронений... Не приведи Господь.