В узком кругу кадровых автозаводцев, бывших начальников цехов, отделов, главных специалистов возник интересный разговор о самом сильном директоре УралАЗа... Мы понимали относительный характер выяснения этой истины, руководствовались только личными воспоминаниями и впечатлениями, старались объективно оценивать деловые и личные качества, время и условия деятельности каждого из них — а их уже насчитывалось 11 человек за 58 лет существования завода — и практически единодушно, подводя итоги нашего самодеятельного референдума, пришли к выводу: Гурушкин.

   Исами удивились — ведь многие его недолюбливали, далеко не всем нам он был понятен, каждого из нас держал на приличном расстоянии от себя, был жестким требовательным и официальным. И все же, все же, все же...

   Япришел на завод в 1949 году, когда директорствовал Иван Флегонтович Синицын, будущий директор Сталинградского тракторного завода, председатель Сталинградского совнархоза и министр тяжелого и транспортного машиностроения СССР. Слышал добрые и уважительные отзывы о его предшественнике Хламове Григории Сергеевиче. В конце 50 года Синицына сменил Рухадзе Александр Константинович, который в 1957 году стал первым заместителем председателя Челябинского совнархоза, а затем заместителем министра автомобильной промышленности СССР.

   Врнувшись в 1960 г. на завод из Свердловской Высшей партийной школы, я застал в директорском кресле Виктора Алексеевича Гурушкина, с которым прошагал свои версты в качестве секретаря заводского парткома, председателя горисполкома и первого секретаря ГК КПСС вплоть до 1971 г., когда он уехал в Москву замминистра.

   О знал завод, понимал его и по-своему верил в него. После окончания Московского автодорожного института в 1947 г. был направлен на Миасский автозавод и пересчитал много служебных ступеней, прежде чем стать директором: был старшим мастером, начальником пролета, начальником ремонтно-механического, экспериментального цехов и цеха «Шасси» — это стартовая площадка для многих будущих руководителей завода, затем главный инженер и директор.

   М с ним были знакомы давно, но первая официальная встреча вновь избранного секретаря парткома с директором в мае 1960 г. оптимизма не добавила: «Работай, посмотрим, что ты из себя представляешь...», — кажется, думал он, посматривая то на диплом с отличием, то на меня.

   Н советов, ни напутствий, ни обещаний... «И на этом спасибо», — подумалось при расставании.

   Нс увлек бешеный поток бесконечных забот, связанных с 375-й машиной. Встречались, созванивались, заседали, ездили в командировки, сопровождали различных высоких гостей: холодок, официальность, неприятие. Я отказался от мысли объясниться: «Пусть все будет так, как будет». На встрече товарищей: «Ну как?», отвечаю: «Нормально. Притираемся». Настроение тяжеловатое, сторожкое.

   Большое видится на расстоянии. Роль и значимость каждого из участников, а, тем более, организаторов событий можно с большей долей объективности оценить со временем и воздать должное.

   Автозавод на протяжении 5-6 лет выпускал два автомобиля 355М и 375. Сложнейшие условия материально-технического обеспечения, создание основательной производственной базы для нового грузовика — он не имел никакой преемственности от старой машины. Получить, спланировать, перетащить и смонтировать тысячи единиц оборудования в условиях действующего производства, строительство новых корпусов — все это требовало недюжинных способностей, воли и настойчивости в достижении цели.

   Грушкин В. А. твердой рукой управлял коллективом трудящихся в этих условиях.

   Пкоряет продуманность и взвешенность программы действий на базе реальных возможностей. Вот по памяти параллельное осуществление мер по 375 машине.

   Оразование двух цехов опытного производства (№ 1 и 2), а через некоторое время и № 3 — уже сборочного миниконвейера для 375 «Урала»; создание во всех цехах завода участков по изготовлению для этой машины деталей и сборке узлов; разработка технологических процессов.

   Уитывая, что документация на машину была сырой, и дефекты на ней были неизбежны, организовали службу по выявлению, сбору, анализу всех изъянов на грузовике, как в процессе испытаний, так и в условиях эксплуатации, службой ДМИ (дефекты межведомственных испытаний) безотлагательно разрабатывались меры и принимались основательные решения по их устранению в кратчайшие сроки.

   Кнтроль за их исполнением был директорский — повседневный и жесткий.

   П инициативе руководства завода были созданы опорные автохозяйства, где трудились наши грузовики (Тюмень, Миасс...) с целью изучения возможностей автомобиля, его прочности, выявления слабых мест, выработке методик по уходу и поддержанию его в эксплуатационном состоянии.

   Сстематически, 1-2 раза в год, созывались конференции по качеству «Урала», с участием всех представителей военных и гражданских автохозяйств.

   Нльзя было допустить ни малейшего сомнения в доброкачественности нового автомобиля и его фирмы с первых шагов.

   Тк постепенно набирал силы и ускорение «Урал-375».

   Н памяти первые 15 грузовиков, затем 30, а потом 150, 600 и за тысячу,.. и постепенно, незаметно иссякал поток старых и верных наших «УралЗИС-335М».

   Нряду с созданием внутризаводской производственной и технологической структуры директор ввел систему жесткого спроса на все, что связано было с 375-й машиной. Его требовательность не знала границ. Он каждый свой рабочий день начинал с посещения цехов. Каждый шаг был продуман, и эти визиты всегда имели большое значение: он лично должен был разобраться в проблемах, которые его беспокоили или выяснить готовность того или иного коллектива к решению задач, которые перед ним будут поставлены завтра. Просчитывал все: и наличие мощностей, и настроение людей, и меры поощрения, и меры помощи. «Втереть очки» Гурушкину было невозможно, да никто и не пытался, зная о его осведомленности в состоянии дел изнутри. Он мог появиться в цехах и утром, и вечером, и глубокой ночью, и в воскресенье. Такое поведение подтягивало аппарат, обостряло ответственность, формировало атмосферу уверенности и сплоченности, веру в победу. Насколько я мог судить, он по-своему был одинок в своих раздумьях и тактических разработках и, кажется, не нуждался в говорливой группе советчиков.

   Седи приближенных к нему лиц в те времена, безусловно, главными собеседниками являлись его заместитель Федор Алексеевич Гордеев, начальник производства Борис Зиновьевич Бейлин и чуть позже появившаяся Вера Ивановна Карноухова. Вот, пожалуй, и все.

   Пиглядывался к людям, был осторожен и нетороплив при выдвижении на руководящие посты. Внимательно изучал способности каждого. Обстановка способствовала приходу новых молодых одаренных кадров к руководству.

   Кк-то, позже, в доверительной беседе он поделился со мной своим приемом (далеко не единственным в его арсенале) по выявлению сути человека. «Беседую... Задаю вопросы... Стараюсь оспорить, не согласиться с его точкой зрения, хотя понимаю, что он прав. Смотрю, защищает он свои взгляды, настойчив, убежден в своей правоте или сбивается, теряется, а то, не дай бог, старается угадать, а что бы я хотел от него услышать». Улыбнулся: «Не очень, но помогало». А я подумал: «А сколько же раз ты меня экзаменовал подобным образом?» И сейчас, спустя много десятилетий, убежденно приходишь к выводу: мощное течение несло наш корабль на мели и рифы, скалы и водовороты, готово было принести неприятности и затормозить движение. Но на капитанском мостике стоял умный, зоркий, осмотрительный и решительный капитан, который управлял хозяйством практически без ошибок.

   Ео твердо поддерживал партком, более тысячи коммунистов крепили веру автозаводцев в успех дела и венчали его своим самоотверженным трудом. В августе 1966 г. коллектив завода был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Ордена в те годы давали скупо.

   Грушкину вручили орден Ленина. Он был избран депутатом Верховного Совета СССР.

   Эо было полное признание его заслуг.

   Ивсе-таки работать с ним было тяжело.

   Вэтом крупном и цельном характере уживались трудолюбие и работоспособность с капризом и скрытностью, организаторский талант и инженерный опыт со своеволием и упрямством.

   Нсколько раз брался за карандаш, раздумывал, сомневался: а стоит ли? Спустя десятилетия вспоминать факты, которые не красят моего коллегу. Но я и сегодня вижу проявления подобных примеров. Люди остаются людьми и при Советской власти, и в вязкой мешанине ельцинских реформ. И что-то похожее продолжает жить и отравлять обстановку.

   Яне очень был информирован о причине ссоры Виктора Алексеевича Гурушкина с Иваном Ивановичем Седовым, управляющим трестом «Уралавтострой». То ли директор не счел нужным принять управляющего в заранее обусловленное время, то ли управляющий приехал в неурочный час к директору — черная полоса неприязни между двумя руководителями залегла прочно и осталась на всю жизнь, по крайней мере, до отъезда Гурушкина в Москву. За долгие годы своего сотрудничества с руководителями всех рангов убедился в том, что конфликтность живет в любом сильном характере.

   Итолько глубокий ум в состоянии управлять этой не самой добродетельной чертой личности. У нас в Миассе по такому поводу говорят: «Один задериха, а другой — неспустиха». Только умница не бросится лбом об стену, а вовремя остановится, может быть, попятится, может быть, обойдет препятствие стороной, а может быть, на какие-то дни недели заляжет на дно, но выведет события из тупика, уступит, пойдет на компромисс. Говорят: «Уступит сильнейший», и как благодарна жизнь таким мужикам.

   Дло дошло до того, что директор завода — главный заказчик и застройщик у треста «Уралавтострой» и управляющий смогли встречаться только в кабинете первого секретаря ГК КПСС В. М. Старицкого. Только там, не глядя друг на друга, могли высказывать и стыковать свои мнения и получать очередную взбучку из-за отсутствия прямых контактов.

   Нприязнь — штука коварная. Строители бросили корпус вспомогательных цехов (КВЦ), перестали согласовывать выделенные министерством объемы строительства по объектам автозавода на будущий год, ограничили пусковую программу по жилью на 1961 — 1963 г. до 3500 кв. м в год. На северной площадке «на взлет» устремился КБМ с машгородком. Там трест был востребован.

   Ве это происходило в 1961 — 1965 г., а я до сих пор остро переживаю то время, как будто все это происходит со мной сегодня. Я твердо убежден: руководитель, который не в состоянии укротить свои амбиции, конфликтные черты характера, не умеющий преодолеть тупик, подавить в себе личную неприязнь к коллеге, да еще бравирующий неуступчивостью, непреклонностью своего поведения, не рожден быть руководителем, он обречен. В заложниках личных амбиций находится коллектив, дело, целый город или область. Разве это допустимо? Я глубоко и искренне уважаю Виктора Алексеевича Гурушкина, нет меры моей сыновьей любви к Ивану Ивановичу Седову. Но драма этих двух ярких деятелей развивалась на моих глазах, и я, наверное, не имел права скрывать ее от моих земляков.

   А какой ущерб делу... Это потеря возможности выступить перед очередной трудностью или напастью единым фронтом. Это расслоение управленческого аппарата, тайное и явное, на сторонников и противников противостоящих сторон, это катастрофическое свертывание финансовых, экономических и социальных связей.

   Эо потеря уверенности, решительности, целенаправленности в достижении цели, это лишение товарищеской поддержки, невозможность в получении совета и соучастия в действиях, это самоизоляция. Как ни говори, сплошной вред делу, которому он призван служить. Это, наконец, напрасный труд по поиску оправдывающих тебя аргументов и фактов, уязвляющих противника, разоблачающих и доказывающих его несостоятельность, это порождение всякого рода слухов и сплетен. И прочее, прочее. Конфликту разрастись не дали — был горком. Но это было... И как оказалось, время над такими художествами не властно, они и ныне в ходу. Теперь пора вернуться к нашему повествованию...

   Закомлю его с постановлением бюро обкома КПСС о строительстве на селе животноводческих помещений из железобетонных арочных конструкций. Естественно, с участием городов и крупных промышленных предприятий. Автозаводу, как всегда, щедрая рука записала задание полной мерой: 12 штук на землях Черновского совхоза.

   Явправе был считать, что это задание будет воспринято директором как обязательное и рассчитывал на его участие.

   «Решение партийное... Касается парткома... занимайтесь. Нужна будет помощь — приходи». Вот так! Партком организовал оперативную группу. Начальники цехов, коммунисты и беспартийные, с неподдельным интересом увлеклись этой работой, соревновались между собой, вносили свои изменения в документацию по электрическим разводкам, вентиляции, системе уборки навоза. В считанные месяцы поднялись арочные коровники, телятники и свинарники.

   Рководители цехов не одобряли поведения директора. Он ни разу не посетил строительную площадку, а однажды, когда на оперативке упрекнул повышенным тоном Александра Ивановича Глубовского в неявке на какое-то совещание, тот с достоинством ответил: «Я находился в Черновском совхозе, где выполнял задание парткома». Повисло неловкое молчание.

   Свхоз посетил первый секретарь Челябинского обкома КПСС М. Т. Ефремов, выразил удовлетворение сделанным автозаводцами и на первой же встрече публично выразил благодарность коммунисту Гурушкину за четкое и деловое реагирование на просьбу обкома. Надо было видеть его смущение.

   Псле этого наши отношения стали более доверительными, что-то в нем дрогнуло.

   Яне могу не вспомнить и его терпимость, выразившуюся в соблюдении доброжелательного нейтралитета при строительстве заводского клуба в парке за счет средств капитального ремонта.

   Эо было в то время грубейшим нарушением закона с трудно предсказуемыми последствиями для директора. Мы отлично понимали, что подставлять директора под секиру не можем, поэтому взяли всю полноту ответственности и организацию дела на себя, ибо партком государственным органам не подконтролен. Какой-то мудрец сказал: «Закон всегда — лишь сумма наибольших строгостей. В то время, как справедливость, стоящая выше любого закона, часто отклоняется от исполнения законности, когда в дело вступает призыв совести». Что тут можно добавить? В основном наша стратегия оправдалась. Виктор Алексеевич заработал выговор от совнархоза за бесконтрольность. «Носи как орден», — шутили мы. А кирпичный клуб живет и действует вот уже скоро 40 лет. И мало кто помнит историю его появления. То, что он мужик решительный и смелый, я убедился на примере одной истории, произошедшей где-то осенью 1961 года. Взволнованным голосом по телефону парторг одного из цехов сообщил мне: «Сегодня по графику у нас зарплата, а деньги не привезли. Рабочие второй смены не приступают к работе — требуют деньги. Мы с начальником цеха и убеждали, и обещали — не слушают. Не знаю, что делать». Случай запредельный. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Тем более на автозаводе, где люди всегда умели понимать, слушать и терпеть. Успел ответить: «Сейчас приеду», — а сам еще и мысли собрать не успел и, тем более, решения принять, как поступить. «Наверное, надо сообщить Гурушкину...». Встретила улыбчивая Роза Васильевна: «Один». Сидит, задумавшись, бросил на меня острый взгляд, нахмурился. Объясняю ему причину неурочного визита. Смотрит строго, размышляет. В микрофон: «Роза Васильевна, машину». Поднялся, открыл дверцу гардероба, натянул на широкий лоб кепку, ни слова не говоря, вышел из кабинета. Я за ним. Через три минуты мы были в цехе. Тишина непривычная. Несколько фигур по углам, на лестнице, ведущей на 2-й этаж, сидят рабочие. Подвинулись, пропустили нас. На антресолях по коридору, в кабинете начальника цеха вдоль стен на корточках по-турецки, вытянув ноги, — молчаливые, мрачные фигуры людей. Нас увидели, оживились. Прошли в самый дальний угол. Сели. Снял кепку. В проеме двери мелькнуло растерянное, смущенное лицо начальника цеха. Секретаря парторганизации не вижу. «Что у вас происходит?» — вопрос к начальнику цеха. «В кассе не хватило денег. Пообещали завтра. А рабочие требуют сейчас». «Это у вас первый случай?» Начальник замялся. «Был еще один. Задержал на пару дней, но тогда обошлось».

   Исами удивились — ведь

    многие его недолюбливали, далеко не всем нам он был понятен, каждого из нас держал на приличном расстоянии от себя, был жестким требовательным и официальным. И все же, все же, все же...

   Япришел на завод в 1949 году, когда директорствовал Иван Флегонтович Синицын, будущий директор Сталинградского тракторного завода, председатель Сталинградского совнархоза и министр тяжелого и транспортного машиностроения СССР. Слышал добрые и уважительные отзывы о его предшественнике Хламове Григории Сергеевиче. В конце 50 года Синицына сменил Рухадзе Александр Константинович, который в 1957 году стал первым заместителем председателя Челябинского совнархоза, а затем заместителем министра автомобильной промышленности СССР.

   Врнувшись в 1960 г. на завод из Свердловской Высшей партийной школы, я застал в директорском кресле Виктора Алексеевича Гурушкина, с которым прошагал свои версты в качестве секретаря заводского парткома, председателя горисполкома и первого секретаря ГК КПСС вплоть до 1971 г., когда он уехал в Москву замминистра.

   О знал завод, понимал его и по-своему верил в него. После окончания Московского автодорожного института в 1947 г. был направлен на Миасский автозавод и пересчитал много служебных ступеней, прежде чем стать директором: был старшим мастером, начальником пролета, начальником ремонтно-механического, экспериментального цехов и цеха «Шасси» — это стартовая площадка для многих будущих руководителей завода, затем главный инженер и директор.

   М с ним были знакомы давно, но первая официальная встреча вновь избранного секретаря парткома с директором в мае 1960 г. оптимизма не добавила: «Работай, посмотрим, что ты из себя представляешь...», — кажется, думал он, посматривая то на диплом с отличием, то на меня.

   Н советов, ни напутствий, ни обещаний... «И на этом спасибо», — подумалось при расставании.

   Нс увлек бешеный поток

    бесконечных забот, связанных с 375-й машиной. Встречались, созванивались, заседали, ездили в командировки, сопровождали различных высоких гостей: холодок, официальность, неприятие. Я отказался от мысли объясниться: «Пусть все будет так, как будет». На встрече товарищей: «Ну как?», отвечаю: «Нормально. Притираемся». Настроение тяжеловатое, сторожкое.

   Большое видится на расстоянии. Роль и значимость каждого из участников, а, тем более, организаторов событий можно с большей долей объективности оценить со временем и воздать должное.

   Автозавод на протяжении 5-6 лет выпускал два автомобиля 355М и 375. Сложнейшие условия материально-технического обеспечения, создание основательной производственной базы для нового грузовика — он не имел никакой преемственности от старой машины. Получить, спланировать, перетащить и смонтировать тысячи единиц оборудования в условиях действующего производства, строительство новых корпусов — все это требовало недюжинных способностей, воли и настойчивости в достижении цели.

   Грушкин В. А. твердой рукой управлял коллективом трудящихся в этих условиях.

   Пкоряет продуманность и взвешенность программы действий на базе реальных возможностей. Вот по памяти параллельное осуществление мер по 375 машине.

   Оразование двух цехов опытного производства (№ 1 и 2), а через некоторое время и № 3 — уже сборочного миниконвейера для 375 «Урала»; создание во всех цехах завода участков по изготовлению для этой машины деталей и сборке узлов; разработка технологических процессов.

   Уитывая, что документация на машину была сырой, и дефекты на ней были неизбежны, организовали службу по выявлению, сбору, анализу всех изъянов на грузовике, как в процессе испытаний, так и в условиях эксплуатации, службой ДМИ (дефекты межведомственных испытаний) безотлагательно разрабатывались меры и принимались основательные решения по их устранению в кратчайшие сроки.

   Кнтроль за их исполнением был директорский — повседневный и жесткий.

   П инициативе руководства завода были созданы опорные автохозяйства, где трудились наши грузовики (Тюмень, Миасс...) с целью изучения возможностей автомобиля, его прочности, выявления слабых мест, выработке методик по уходу и поддержанию его в эксплуатационном состоянии.

   Сстематически, 1-2 раза в год, созывались конференции по качеству «Урала», с участием всех представителей военных и гражданских автохозяйств.

   Нльзя было допустить ни малейшего сомнения в доброкачественности нового автомобиля и его фирмы с первых шагов.

   Тк постепенно набирал силы и ускорение «Урал-375».

   Н памяти первые 15 грузовиков, затем 30, а потом 150, 600 и за тысячу,.. и постепенно, незаметно иссякал поток старых и верных наших «УралЗИС-335М».

   Нряду с созданием внут-

    ризаводской производственной и технологической структуры директор ввел систему жесткого спроса на все, что связано было с 375-й машиной. Его требовательность не знала границ. Он каждый свой рабочий день начинал с посещения цехов. Каждый шаг был продуман, и эти визиты всегда имели большое значение: он лично должен был разобраться в проблемах, которые его беспокоили или выяснить готовность того или иного коллектива к решению задач, которые перед ним будут поставлены завтра. Просчитывал все: и наличие мощностей, и настроение людей, и меры поощрения, и меры помощи. «Втереть очки» Гурушкину было невозможно, да никто и не пытался, зная о его осведомленности в состоянии дел изнутри. Он мог появиться в цехах и утром, и вечером, и глубокой ночью, и в воскресенье. Такое поведение подтягивало аппарат, обостряло ответственность, формировало атмосферу уверенности и сплоченности, веру в победу. Насколько я мог судить, он по-своему был одинок в своих раздумьях и тактических разработках и, кажется, не нуждался в говорливой группе советчиков.

   Седи приближенных к нему лиц в те времена, безусловно, главными собеседниками являлись его заместитель Федор Алексеевич Гордеев, начальник производства Борис Зиновьевич Бейлин и чуть позже появившаяся Вера Ивановна Карноухова. Вот, пожалуй, и все.

   Пиглядывался к людям, был осторожен и нетороплив при выдвижении на руководящие посты. Внимательно изучал способности каждого. Обстановка способствовала приходу новых молодых одаренных кадров к руководству.

   Кк-то, позже, в доверительной беседе он поделился со мной своим приемом (далеко не единственным в его арсенале) по выявлению сути человека. «Беседую... Задаю вопросы... Стараюсь оспорить, не согласиться с его точкой зрения, хотя понимаю, что он прав. Смотрю, защищает он свои взгляды, настойчив, убежден в своей правоте или сбивается, теряется, а то, не дай бог, старается угадать, а что бы я хотел от него услышать». Улыбнулся: «Не очень, но помогало». А я подумал: «А сколько же раз ты меня экзаменовал подобным образом?» И сейчас, спустя много десятилетий, убежденно приходишь к выводу: мощное течение несло наш корабль на мели и рифы, скалы и водовороты, готово было принести неприятности и затормозить движение. Но на капитанском мостике стоял умный, зоркий, осмотрительный и решительный капитан, который управлял хозяйством практически без ошибок.

   Ео твердо поддерживал партком, более тысячи коммунистов крепили веру автозаводцев в успех дела и венчали его своим самоотверженным трудом. В августе 1966 г. коллектив завода был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Ордена в те годы давали скупо.

   Грушкину вручили орден Ленина. Он был избран депутатом Верховного Совета СССР.

   Эо было полное признание его заслуг.

   Ивсе-таки работать с ним

    было тяжело.

   Вэтом крупном и цельном характере уживались трудолюбие и работоспособность с капризом и скрытностью, организаторский талант и инженерный опыт со своеволием и упрямством.

   Нсколько раз брался за карандаш, раздумывал, сомневался: а стоит ли? Спустя десятилетия вспоминать факты, которые не красят моего коллегу. Но я и сегодня вижу проявления подобных примеров. Люди остаются людьми и при Советской власти, и в вязкой мешанине ельцинских реформ. И что-то похожее продолжает жить и отравлять обстановку.

   Яне очень был информирован о причине ссоры Виктора Алексеевича Гурушкина с Иваном Ивановичем Седовым, управляющим трестом «Уралавтострой». То ли директор не счел нужным принять управляющего в заранее обусловленное время, то ли управляющий приехал в неурочный час к директору — черная полоса неприязни между двумя руководителями залегла прочно и осталась на всю жизнь, по крайней мере, до отъезда Гурушкина в Москву. За долгие годы своего сотрудничества с руководителями всех рангов убедился в том, что конфликтность живет в любом сильном характере.

   Итолько глубокий ум в состоянии управлять этой не самой добродетельной чертой личности. У нас в Миассе по такому поводу говорят: «Один задериха, а другой — неспустиха». Только умница не бросится лбом об стену, а вовремя остановится, может быть, попятится, может быть, обойдет препятствие стороной, а может быть, на какие-то дни недели заляжет на дно, но выведет события из тупика, уступит, пойдет на компромисс. Говорят: «Уступит сильнейший», и как благодарна жизнь таким мужикам.

   Дло дошло до того, что директор завода — главный заказчик и застройщик у треста «Уралавтострой» и управляющий смогли встречаться только в кабинете первого секретаря ГК КПСС В. М. Старицкого. Только там, не глядя друг на друга, могли высказывать и стыковать свои мнения и получать очередную взбучку из-за отсутствия прямых контактов.

   Нприязнь — штука коварная. Строители бросили корпус вспомогательных цехов (КВЦ), перестали согласовывать выделенные министерством объемы строительства по объектам автозавода на будущий год, ограничили пусковую программу по жилью на 1961 — 1963 г. до 3500 кв. м в год. На северной площадке «на взлет» устремился КБМ с машгородком. Там трест был востребован.

   Ве это происходило в 1961 —

    1965 г., а я до сих пор остро переживаю то время, как будто все это происходит со мной сегодня. Я твердо убежден: руководитель, который не в состоянии укротить свои амбиции, конфликтные черты характера, не умеющий преодолеть тупик, подавить в себе личную неприязнь к коллеге, да еще бравирующий неуступчивостью, непреклонностью своего поведения, не рожден быть руководителем, он обречен. В заложниках личных амбиций находится коллектив, дело, целый город или область. Разве это допустимо? Я глубоко и искренне уважаю Виктора Алексеевича Гурушкина, нет меры моей сыновьей любви к Ивану Ивановичу Седову. Но драма этих двух ярких деятелей развивалась на моих глазах, и я, наверное, не имел права скрывать ее от моих земляков.

   А какой ущерб делу... Это потеря возможности выступить перед очередной трудностью или напастью единым фронтом. Это расслоение управленческого аппарата, тайное и явное, на сторонников и противников противостоящих сторон, это катастрофическое свертывание финансовых, экономических и социальных связей.

   Эо потеря уверенности, решительности, целенаправленности в достижении цели, это лишение товарищеской поддержки, невозможность в получении совета и соучастия в действиях, это самоизоляция. Как ни говори, сплошной вред делу, которому он призван служить. Это, наконец, напрасный труд по поиску оправдывающих тебя аргументов и фактов, уязвляющих противника, разоблачающих и доказывающих его несостоятельность, это порождение всякого рода слухов и сплетен. И прочее, прочее. Конфликту разрастись не дали — был горком. Но это было... И как оказалось, время над такими художествами не властно, они и ныне в ходу. Теперь пора вернуться к нашему повествованию...

   Закомлю его с постановлением бюро обкома КПСС о строительстве на селе животноводческих помещений из железобетонных арочных конструкций. Естественно, с участием городов и крупных промышленных предприятий. Автозаводу, как всегда, щедрая рука записала задание полной мерой: 12 штук на землях Черновского совхоза.

   Явправе был считать, что это задание будет воспринято директором как обязательное и рассчитывал на его участие.

   «Решение партийное... Касается парткома... занимайтесь. Нужна будет помощь — приходи». Вот так! Партком организовал оперативную группу. Начальники цехов, коммунисты и беспартийные, с неподдельным интересом увлеклись этой работой, соревновались между собой, вносили свои изменения в документацию по электрическим разводкам, вентиляции, системе уборки навоза. В считанные месяцы поднялись арочные коровники, телятники и свинарники.

   Рководители цехов не одобряли поведения директора. Он ни разу не посетил строительную площадку, а однажды, когда на оперативке упрекнул повышенным тоном Александра Ивановича Глубовского в неявке на какое-то совещание, тот с достоинством ответил: «Я находился в Черновском совхозе, где выполнял задание парткома». Повисло неловкое молчание.

   Свхоз посетил первый секретарь Челябинского обкома КПСС М. Т. Ефремов, выразил удовлетворение сделанным автозаводцами и на первой же встрече публично выразил благодарность коммунисту Гурушкину за четкое и деловое реагирование на просьбу обкома. Надо было видеть его смущение.

   Псле этого наши отношения стали более доверительными, что-то в нем дрогнуло.

   Яне могу не вспомнить и

    его терпимость, выразившуюся в соблюдении доброжелательного нейтралитета при строительстве заводского клуба в парке за счет средств капитального ремонта.

   Эо было в то время грубейшим нарушением закона с трудно предсказуемыми последствиями для директора. Мы отлично понимали, что подставлять директора под секиру не можем, поэтому взяли всю полноту ответственности и организацию дела на себя, ибо партком государственным органам не подконтролен. Какой-то мудрец сказал: «Закон всегда — лишь сумма наибольших строгостей. В то время, как справедливость, стоящая выше любого закона, часто отклоняется от исполнения законности, когда в дело вступает призыв совести». Что тут можно добавить? В основном наша стратегия оправдалась. Виктор Алексеевич заработал выговор от совнархоза за бесконтрольность. «Носи как орден», — шутили мы. А кирпичный клуб живет и действует вот уже скоро 40 лет. И мало кто помнит историю его появления. То, что он мужик решительный и смелый, я убедился на примере одной истории, произошедшей где-то осенью 1961 года. Взволнованным голосом по телефону парторг одного из цехов сообщил мне: «Сегодня по графику у нас зарплата, а деньги не привезли. Рабочие второй смены не приступают к работе — требуют деньги. Мы с начальником цеха и убеждали, и обещали — не слушают. Не знаю, что делать». Случай запредельный. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Тем более на автозаводе, где люди всегда умели понимать, слушать и терпеть. Успел ответить: «Сейчас приеду», — а сам еще и мысли собрать не успел и, тем более, решения принять, как поступить. «Наверное, надо сообщить Гурушкину...». Встретила улыбчивая Роза Васильевна: «Один». Сидит, задумавшись, бросил на меня острый взгляд, нахмурился. Объясняю ему причину неурочного визита. Смотрит строго, размышляет. В микрофон: «Роза Васильевна, машину». Поднялся, открыл дверцу гардероба, натянул на широкий лоб кепку, ни слова не говоря, вышел из кабинета. Я за ним. Через три минуты мы были в цехе. Тишина непривычная. Несколько фигур по углам, на лестнице, ведущей на 2-й этаж, сидят рабочие. Подвинулись, пропустили нас. На антресолях по коридору, в кабинете начальника цеха вдоль стен на корточках по-турецки, вытянув ноги, — молчаливые, мрачные фигуры людей. Нас увидели, оживились. Прошли в самый дальний угол. Сели. Снял кепку. В проеме двери мелькнуло растерянное, смущенное лицо начальника цеха. Секретаря парторганизации не вижу. «Что у вас происходит?» — вопрос к начальнику цеха. «В кассе не хватило денег. Пообещали завтра. А рабочие требуют сейчас». «Это у вас первый случай?» Начальник замялся. «Был еще один. Задержал на пару дней, но тогда обошлось».

   «Значит, тогда обошлось, а сегодня не получается? Когда вы узнали, что в заводской кассе денег нет? С кем объяснялись? Почему не поставили в известность директора?..» Чувствую, что рабочие вслушиваются в диалог с величайшим напряжением. Некоторые лица дрогнули, просветлели сочувственно, заинтересованно. «Хорошо, разберемся», — неожиданно повернул разговор Виктор Алексеевич. «Сейчас полчаса пятого, заводская касса закрыта и опломбирована. Госбанк заканчивает операции еще раньше. Деньги я, директор, для цеха сейчас найти не смогу. Обещаю лично проследить завтра за расчетом с вами по зарплате. Начальника цеха за нераспорядительность накажу. Всем службам будет указано на особое внимание к своевременной, по графику, выдаче денег по цехам и отделам». Молчание: ни слова, ни реплики. Некоторые повели плечами. Зашевелились, стали подниматься. Всматриваюсь в лица. Мне показалось, что многим было стыдно. А, может, мне хотелось так видеть. Не знаю. «Ведь среди них есть и коммунисты, и комсомольцы. А надо ж вот так». Мне полагалось по моему должностному положению доложить о происшедшем в ГК КПСС. Но я не спешил. Ведь это честное имя автозавода. О забастовке через полчаса узнают в ЦК КПСС. И чем все это обернется для нас? А тут минутный эпизод. Но попытка скрыть ЧП оказалась наивной. Дня через 2-3 на очередной встрече с первым секретарем ГК КПСС В. М. Старицким он, подписывая какие-то документы, хитро прищурился и неожиданно спросил: «Что там у вас в цехе произошло?» Я насторожился: «Службы работают», — и все честно рассказал. Последствий не было никаких. Он, видимо, поступил бы так же, как и я. Мне в последующие годы неоднократно приходилось убеждаться в том, как сильная волевая личность облачалась в неприступную броню показной черствости и хладнокровия, чтобы прикрыть свою легко ранимую душу от человеческой бестактности, неблагодарности и несправедливости. Я не берусь их судить. Именно у них и проявляется противоречивость характера, и они оставляют о себе двойственное мнение. Мне думается, что очень близко к таким людям стоял и В. А. Гурушкин, о котором так неоднозначно вспоминают автозаводцы. Свое главное дело в жизни он осуществил на Уральском автомобильном. И сделал это достойно.