Дрогие и любимые читатели (позвольте сегодня нам тоже признаться в любви к вам)! Прежде всего благодарим всех, кто откликнулся на наше предложение и не побоялся через газету, во всеуслышание, признаться в самых трепетных чувствах своим любимым. Именно любовь вдохновила большинство наших авторов на стихотворчество, а в одном письме даже был предложен тост: «Выпьем за явление, которое, укорачивая жизнь каждому человеку в отдельности, продлевает ее всему человечеству в целом. Выпьем за любовь!»

   М просили вас не забывать о том, что любви все возрасты покорны. Так и вышло, ведь в нашей почте встретились письма от совсем еще юных влюбленных и от тех, кто убелен сединой, но продолжает любить и быть любимыми. К примеру, автору незатейливого, но очень милого рассказа «Букетик» Валентине Григорьевне Караваевой «еще» 90 лет, а самому молодому лирику — «уже» 12.

   Пдобный конкурс мы проводим во второй раз, и у нас появились постоянные авторы, которые с нетерпением ждут 14 февраля и возможности признаться в любви на страницах газеты. Есть и другая закономерность — о любви нам пишут исключительно представительницы прекрасной половины человечества. Видимо, мужчинам проще подарить своим любимым, ну, скажем, букет цветов, чем сесть за стол и, вооружившись ручкой, корпеть над словами признания. И еще одно наблюдение: в нашей стране День влюбленных не только воспринимают как дань любви мужчины и женщины, но и используют его как повод лишний раз преклонить колени перед своими родителями. Тому подтверждение — ваши письма, лучшие из которых мы предлагаем вниманию читателей. Итак, поговорим о любви...

   Лбви все возрасты покорны,

   Кк мудрый классик говорил.

   Тк пусть меж нас Амур проворный

   Прхает, не жалея крыл.

   Тк обнажим ему навстречу

   Срдца — красиво говоря, —

   Пскай их стрелами калечит.

   Авось, не зря, авось, не зря...

   Андрюша!

   Плюби меня крепко, чтоб единой судьбой,

   Совно дерево с веткой, был ты связан со мной.

   Плюби непокорно, чтобы с мукой в борьбе

   Нходил ты упорно все тропинки ко мне.

   Яхочу, чтоб отныне для тебя навсегда

   Ябыла бы любимой так, как ты для меня.

   Яхочу, чтоб отныне для тебя навсегда

   Ябыла, как в пустыне ключевая вода!

   Дрогие родители!

   Кторый год, в который раз

   М снова рады видеть вас

   Ввоем. По-прежнему любимы,

   Дбры, внимательны, хранимы

   Дуг другом вы. Да будет так.

   Псть время ускоряет шаг —

   Лбви ему не обогнать

   Иу двоих не отобрать

   Тх лет, что прожиты в любви, —

   Вюбленным отданы они...

   Дрогая редакция! Ваша газета с предложением присылать признания в любви попала ко мне в очень сложный для меня период: маме предстоит перенести тяжелую операцию, серьезно больны еще двое близких мне людей. И я подумала, что именно сейчас им важно будет услышать слова любви. Я верю, что именно любовь помогает людям жить и находить в себе силы, чтобы перенести все невзгоды и неурядицы. Может, кому-то от моих слов станет легче...

   Рстоплю все льдиночки, печалинки-грустиночки,

   Рстоплю все льдинки, все льдинки растоплю.

   Ина всю Вселенную тихо, нежно-тихо

   Пошепчу: «Люблю»...

   Т обаятелен, здоров.

   А как хорош... Ну, нету слов!

   Чжую боль ты понимаешь,

   Срадает близкий — ты страдаешь.

   Соеобразен, сердоболен.

   Сздатель Бог тобой доволен.

   Имы с тобой довольны тоже.

   Хани вас, Валентинов, Боже!

   Букетик

   Иан Петрович и Федосия Ивановна жили одни — дети выросли и разъехались. Поначалу они тосковали, но потом смирились с таким положением — все же их двое.

   Нмало времени было прожито вместе. Жили дружно. Но не стала давать покоя Ивану Петровичу раненая нога, в которой он носил фашистский осколок. Однажды его увезли на «скорой» и оставили в больнице. Феня ходила его проведывать каждый день, да не по одному разу. Ивану Петровичу решили отнять ногу, а иначе было нельзя. Жена его успокаивала, как могла, и, веря в успех операции, внушала ему свою веру, приговаривая: «Соглашайся, Ваня. Так лучше будет». После операции жена все время была рядом, у его постели. А когда Иван Петрович чуть окреп здоровьем, ее отправили домой.

   Была глубокая осень. Шли частые дожди. Феня заходила в больничный двор (больница находилась в сосновом бору), собирала сухие цветы, засохшую траву, садилась на скамейку и строила букетик. Складывала травинку к травинке, былинку к былинке, рассматривала букетик на расстоянии. Затем заходила в отделение, садилась на диванчик в коридоре. Медсестра сразу же замечала ее: «Сейчас, сейчас, вызову вам вашего Ваню». Феня слышала стук костылей и сердце ее сжималось от жалости. А Ваня издали уже кричал: «Здравствуй, Феня! Здравствуй, милая! Я тебя ждал, ждал!» Они обнимались и начинали ворковать, словно голубь с голубкой. Ваня подносил к лицу собранный Феней букетик и полной грудью вдыхал сохранившийся аромат полевых цветов. Наверное, ему вспоминалось былое: когда сам он был бравым парнем, а Феня — молодой и красивой девушкой, и букетик представлялся ему не сухоцветом, а живыми цветами.

   Еу было хорошо оттого, что рядом с ним его любимая жена — Феня.