Сгодня мы завершаем публикацию дневниковых записей Виктора Дмитриевича Шепеля, начатую в «МР» № 139 и № 148

   Зравствуй, Миасс!

   12 декабря прибыли на станцию Миасс, фактически пробыв в дороге 20 дней. На жительство меня распределили в село Сыростан, которое находилось от места строительства будущего автозавода на расстоянии 24 км. Разместили нас с плавильщиком Семенковым в избу, где в одной комнате пришлось жить четверым хозяевам и нам, поселенцам. Места не было, поэтому мы с Семенковым спали вместе на узкой одноместной кровати. Тревожный это был отдых и сон…

   Япоступил во временное распоряжение главного механика будущего завода, мне поручили учет прибывшего и прибывающего оборудования. При морозах, доходивших до 50 градусов и более, мне приходилось часами в худой одежонке в течение суток снимать наледь с инвентарных номеров прибывающего оборудования и заносить в специальный журнал. Немного отогревшись в маленькой котельной, снова шел на мороз. Работали сутки, двое отдыхали, но отдых был условным.

   Д Сыростана —

   за 12 часов

   Дя доставки приехавших москвичей к месту размещения были выделены пять маломощных ЗиС-3. Попасть в них было сложно: каждому хотелось оказаться в тепле пораньше. Но даже счастливчики в машине в большинстве случаев до Сыростана не доезжали. Зима была морозной и снежной. Проехав с полкилометра, перегруженная машина начинала буксовать. Мы вылезали из коробки и начинали «спасательные работы». Вытащив застрявшую машину, снова загружались в нее, но через 200-300 метров все начиналось сначала. Выехав в шесть часов вечера, появлялись в Сыростане в шесть часов утра, промерзшие и измученные до потери сознания. Немного перекусив, я замертво валился в кровать, но выспаться не удавалось. Через 5-6 часов хозяин звал колоть дрова. Брали топор, пилу, сани, шли в лес, пилили, рубили, складывали, чистили двор. А на следующий день к 16 часам уже надо было снова отправляться на завод на сутки.

   Уьют так убьют

   Сожно было с питанием. Норма продуктов, выдаваемых по карточкам, была явно недостаточной. Единственная открывшаяся столовая, в которой кормили по талонам, в своем меню имела: первое блюдо — баланда (вода, заправленная мукой, с 2-3 небольшими картофелинами и чайной ложкой жира), второе блюдо — затируха (растертая жидкая мука с чайной ложкой жира), на третье иногда давали стакан подслащенного чая.

   М не роптали, зная, что на фронте еще тяжелее. Среди эвакуированных москвичей были такие, кто пытался сбежать со строительства завода на фронт: «Если убьют, так убьют, зато от голода там не умрешь». Однако военкомат возвращал их обратно, ибо фронт остро нуждался в технике.

   150 г хлеба и луковица

   Вапреле 1942 года нас решили переселить из Сыростана в Тургояк (12 км от завода). Стояла весенняя распутица, машина без конца буксовала. Выехав в 10 часов утра, мы в семь вечера находились в 4 км от цели. Больше шлепали по лужам, чем сидели в машине, ежечасно вытаскивая ее из заполненной водой колеи. Мы были насквозь мокрыми и голодными. Под конец она так засела, что вытащить ее могла только другая машина. Оставив транспорт посреди дороги вместе с пожитками, пошли в Тургояк пешком, в сельсовете узнали адреса жительства. Меня отправили на улицу Октябрьскую, дом 24 к Лузиным. Это был небольшой дом на две половины. В одной жила невестка Лузиных с тремя детьми, в другой — И. Д. Лузин с женой и сын его с женою. В полуподвале была кухня, куда втиснули кровать и сказали, чтобы я на ней располагался. Такое «прибавление» в семействе на мизерной площади мало обрадовало хозяев. Но все же в первый вечер они, видимо, учитывая мое изможденное состояние, усадили меня за стол на этой же кухне, угостили вареной картошкой «в кожухах», налили стакан молока и стакан сладкого чая. Посоветовали лечь спать, а чемоданчик забрать в сельсовете утром. Через полчаса я спал мертвецким сном.

   Уром нашел свой чемодан и через 10 минут завтракал в кухне Лузиных. Завтрак мой состоял из 150 г хлеба, 20 г жидкого масла, луковицы, стакана теплого чая и ложки сахара.

   Оувь и одежда, в которой мы приехали из Москвы, расползались, а заменить их было нечем. На будущем заводе (пока — стройке) начали делать обувь из текстиля на деревянной подошве. А что особенного! Ведь на Востоке ходят в «деревяшках» — можно и нам попробовать. Ходить было с непривычки сложно и неприятно, но это был временный выход из положения. К осени 1942 года стали появляться ватные брюки и телогрейки. Кто мог их достать, считал себя счастливым.

   Н хлебом единым…

   Н только рождающемся заводе положение было сложным во всех отношениях. С приходом нового директора Г. С. Хламова, ранее руководившего Горьковским автозаводом, началась эра укрепления и подъема производства. Были открыты новые столовые, промтоварные магазины, завод получил в свое распоряжение подсобное хозяйство в Чебаркульском районе. Стало строиться жилье. Некоторые работники переехали из отдаленных районов в заводской поселок. С первых же дней своего руководства Григорий Сергеевич принял решение о создании художественной самодеятельности. Помогала ему жена Мария Ильинична, ранее заведовавшая Домом народного творчества в г. Горький.

   Онажды мне предложили после работы явиться домой к директору завода. Там уже сидели работники автозавода, знакомые по участию в художественной самодеятельности ДК ЗиСа: Надежда и Иван Абузины, Андрей Кротовский, Алексей Гришин, супруги Гришины, Ширихин, Анатолий Машаров, Гелоди и еще несколько человек, фамилии которых не помню. Нам сказали, что отныне мы — костяк будущей художественной самодеятельности завода…

   Рпетиция как средство от голода

   Чрез три дня ко мне пришла девушка: «Алла Шибанова, контролер в БТК инструментального цеха, хочу заниматься в акробатическом кружке». Мы стали готовить акробатический этюд, тренировались после работы прямо в помещении техбюро литейного цеха № 1, сдвинув рабочие столы и положив кусок с трудом раздобытого войлока. Перед репетицией сильно хотелось есть, но начинали заниматься — и голод куда-то уходил. Сейчас удивляюсь: из каких источников мы черпали силы и энергию?..

   Шл 1944 год. Еще в разгаре была война. Мы жили и работали в военном режиме. Но наперекор всему родилась и развивалась художественная самодеятельность. Я руководил акробатической группой.

   Древянным клубом нашего завода стали пользоваться сразу, как только была готова коробка. Была крыша, но не было ни потолка, ни пола. На вбитые в землю столбики положили доски — получились скамейки. Несмотря на неблагоустроенность здания, директор завода приказал первомайское торжество проводить в клубе.

   Мрия Ильинична сумела обеспечить нас шароварами из ситца, а вот с рубашками возникла проблема. Решили выступать без рубах, а девушкам из остатков ситца пошить бюстгальтеры. Чтобы иметь одинаковый цвет торсов, раздобыли у медиков красный стрептоцид и натерлись им перед выступлением. Получился цвет красивого загара. Когда группа из десяти человек появилась на сцене, зал ахнул от восторга и удивления. Стояла нулевая температура, многие сидели в зимних пальто и вдруг — такой контраст! — акробаты вышли чуть ли не нагие. Номер сопровождался сплошными аплодисментами.

   «Виктор, жрать охота!»

   Д 8 июля 1944 года оставалось немногим более двух месяцев, а перед нами стояла уже новая задача — поставить номер к концерту в честь пуска автозавода. Назвали его «Конвейер пущен». Практически это была целая сюита с участием всей акробатической группы с применением оригинальной бутафории, среди которой был и движущийся конвейер с автомашинами. Художественно-акробатическими средствами была отражена история рождения завода — от первых дней эвакуации и до знаменательного дня 8 июля 1944 года. Тренировались после изнурительного рабочего дня в заводском помещении барачного типа. Комната зимой почти не отапливалась, вода в ведре замерзла. Хотелось есть. Как всегда первым начинал ворчать Серогодский (бывший заместитель начальника модельного цеха): «Виктор, жрать охота! Давай сегодня занятие отменим!», на что я отвечал: «Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Когда занимаешься, голод не так чувствуется». И, действительно, через 15 минут есть уже не хотелось.

   Дректор завода как-то заглянул к нам. Пройдя по комнате, ковырнул лед в ведерке, потрогал промерзшие стены и сказал: «С завтрашнего дня будете заниматься в кабинете моего заместителя Байзермана».

   Н другой день мы ввалились к Байзерману всей группой. В ответ на наше приветствие он встал и ушел. Да, тут было тепло, порядка плюс 12 градусов.

   Кк-то, придя на занятия, узнали, что в кабинете Байзермана важное совещание с Хламовым во главе. Я приоткрыл дверь, увидел в кабинете человек 25 и хотел было так же тихонько прикрыть ее, но Хламов, заметив меня, пригласил: «Заходите, мы перейдем в другое место». «Григорий Сергеевич, — заметил Байзерман, — неудобно получается, может, они перенесут занятия?» «А ты поторопись со строительством клуба, и проблема будет решена, — сказал Хламов, — а сейчас освободим помещение, товарищи!»

   …В 1962 году я больше не смог участвовать в работе акробатов, загрузившись новыми общественными поручениями. Но любовь к акробатическому искусству сохранил и по сей день. Как правило, по утрам перед уходом на работу провожу усиленную зарядку.

   от редакции

   Лди уходят, а вместе с ними безвозвратно уходит история — та самая история, которая прячется не в сухих строчках школьного учебника и не в научных трактатах докторов исторических наук, а живет рядом, в знакомых нам людях. Мы начинаем интересоваться историей своей семьи (а значит, и историей Родины) слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить, когда человека нет и навсегда утеряны какие-то документальные свидетельства его существования…

   Д «Бригантина» собирает аудио- и видеозаписи рассказов старшего поколения о том, как они жили, чем занимались, как выходили замуж, как преодолевали жизненные трудности. Мы со своей стороны приглашаем вас подключиться к этому проекту под названием «Голос из прошлого». Если в вашем семейном архиве есть дневники и письма, сквозь строчки которых просвечивают характерные черты ВРЕМЕНИ и ИСТОРИИ, сделайте их достоянием общественности. Будем учить историю России и воспитывать патриотизм на примере собственных семей.