Нверно, об этом я никогда бы не написал, если бы вдруг не погас свет, не задребезжал и не затих холодильник, не перестал противно гудеть компьютер и не смолк телевизор. В комнате сразу стало темно и возникла какая-то удивительная тишина. За окном в густом полумраке исчезли улицы, фонари, окна домов... Будто кто-то специально в самую длинную ночь декабря отключил рубильником благо цивилизации. Лишь звезды, до этого тусклые и еле различимые в ранних сумерках, вспыхнули ярче. Тишина и какое-то внезапное изумление: как неприятен телевизор с его жуткими новостями о катастрофах, нудными разговорами о всяком-разном, с болтовней о политических скандалах, с его въедливой и глупой рекламой.

   Срые, с редкими проблесками низкого солнца короткие дни декабря и длинные ночи. В такие будни хочется чего-то особенного, по-человечески приятного... И вот он — чудесный подарок от РАО «ЕЭС России». Вечер без света, без телеящика. Неожиданное ничегонеделание! Хорошо, что зимой так рано темнеет. Сколько времени будет сегодня для себя самого! Хоть до глубокой ночи, отключившись от мира, думай, размышляй, анализируй или просто романтически тупо смотри в темноту...

   Мжно зажечь свечу. Запах вспыхнувшей спички, и маленький огненный шарик, отделившись от нее, в раз зацепится за самый кончик фитилька. Пламя на спичке порхает, словно огненный мотылек, вытягивается и через секунду, другую гаснет чем-то прозрачно-желто-голубым с тоненьким хвостиком дыма. А от свечи по комнате таинственно раскачиваются огромные тени.

   Смерки бывают иногда очень-очень красивыми... Иногда грустными... Иногда светлыми, как дыхание маленького человечка. В их тишине есть какое-то неуловимое, только присущее им очарование. Оно пронизывает все вокруг. Если подойти к окну и долго всматриваться в декабрьскую темень, можно даже почувствовать небо и землю. Сегодня оно все усыпано миллионами звезд и очень-очень холодное. Землю с небом соединил дымок из трубы над крышей соседнего дома. Кто-то торопится с работы домой. Вспыхнул экранчик сотового телефона. Маленький светлячок греет словом чью-то душу.

   Н улице крепчает мороз. Низ окна уже затянуло сказочными узорами. Как в детстве, дышу на стекло, и от дыхания появляется тоненькая пленка влаги. В свете звезд она чудится туманом. И по этому туману на окне можно написать пальцем самое заветное, самое желанное под Новый год. А потом, махнув ладонью по стеклу, разогнать туман и скрыть загаданное. Дыхнул еще пару раз, сгустил туман и только дотронулся пальчиком до стекла, а из темноты вдруг:

   — Я только вчера стекла протерла.

   Эо жена. Она тоже смотрит в соседнее окно, любуется декабрьскими сумерками и в темноте чувствует мои мысли.

   — лучше принеси дров. Печь затопим.

   Березовые дрова пахнут сказочным лесом. Во дворе, на морозе, они продубели от холода и дома издают особенные звуки, как колотушки чукчи-колдуна. Под сводом печи уже слышно, как тоненько затрещал еще неуклюжий огонек. В трубе крепчает тяга, и вот, наконец, пламя окрепло, загудело, обняв поленья. Какое блаженство подсесть поближе, протянуть ладони и чувствовать удивительный, ласкающий древний жар. У огня можно мечтать, вспоминать что-то далекое, можно даже увидеть будущее, если получится. Заглянуть в грядущее мне не под силу, а вот детство как наяву.

   Бабка таким же зимним вечером сказывала, что русская печь знает сотни звуков. Она умеет потрескивать, гудеть в трубе, завывать вьюшкой. Иногда попискивает, как птичка, догорающим поленом, шипит змеей, если сырые дрова, и стреляет фейерверком от еловых. Она любит, когда на улице мороз и ветер, когда закоченевшие ребятишки прибегают с улицы, жмутся к теплым бокам или лезут ей на спину.

   Н печи, за занавеской, хорошо слушать волшебные сказки. А еще сверху занятно смотреть, как в свете огня бабка орудует сковородником и на столе растет стопка блинов. Блины — объеденье, но хочется самому испечь в золе нечищеной картошки. Бабка ворчит, но разгребает угли клюкой, помогает прикрыть золой клубни. «Рябчики» получаются зажаристые, хрустящие, чуть с пригоревшей корочкой и рассыпчатые внутри. Такая вкуснятина! Даже бабка, разломив картофелину, посыпает ее солью и кладет в беззубый рот.

    А топленое молоко? Истинно топленым оно бывает только в русской печи. Пенка толстая, темно-коричневая. И, если бабка случайно задремала, невероятно вкусная. Но самое-самое сверхблаженство — это растянуться, разомлеть, как Емеля на печи. Поток энергии огня от кирпичей проникает в тело, нагоняет дрему. И в таком полусне раздольно от ласкового жара. За окном метет поземка, старый дом трещит от мороза в углах. а в теплом ветре словно летишь во сне над землей. Ну что вы смеетесь? И не дурак вовсе был Емеля, а умел на печи очень даже плодотворно медитировать. И все у него выходило легко и просто.

   Кроток зимний день. Зато какой сегодня вечер! Длинный, полный лениво-безмятежной грусти и веры в чудеса.

   Соро Новый год. Какое бы загадать желание?.. Нет-нет, только не это. Хм... Но это тоже не подходит. Вот, придумал! По моему хотенью пускай после сумерек не запоздает Рассвет.