Тема о каменотесах родилась спонтанно после публикации неделю назад стихотворения Сергея Каратова «Старый вокзал». Миасскому вокзалу из дикого камня больше ста лет. Во время прокладки Самаро-Златоустовской железной дороги каменотесное искусство на Южном Урале по достоинству оценил инженер-путеец Н. Гарин-Михайловский, отдавая предпочтение в строительстве недорогому местному материалу — камню.

   Вдетстве меня удивляли мощные каменные стены вокзала и аккуратная кладка водокачки из таких же обтесанных камней. Я хорошо помню удары станционного колокола. Его крюк был вбит между каменных блоков. Стихал звон меди на перроне, а дикий камень вокзала притягивал взгляд и завораживал... Можно было потрогать рукой его шершавую поверхность, а в летний день прислониться к нагретому камню спиной, млеть на солнышке и слушать, как пыхтит на путях паровоз.

   Вшколе, помню, не выучил урок и не смог ответить, каким образом первобытный мастер изготовлял из камня  топоры, наконечники копий и стрел, скребки для обработки шкур животных, мотыги и молотки, простейшую посуду и жернова для растирания зерна, грузила для  рыбной ловли. С тех пор запало в голову: как же пилят и обтесывают камни? А в старом Миассе встретить обработанный камень можно было всюду: каменная набережная пруда, ограда усадьбы, лицевая сторона фундамента купеческих домов, каменные ступени в подвалы, обтесанные гранитные столбики с железным кольцом для привязи лошадей, булыжные мостовые и базарная площадь, уложенная камнем, тротуары из каменных плит. По ним можно и в наши дни постучать каблучками, а еще высоченные каменные стены — защита жилья от огня. Особо поражает сегодня каменным убранством особняк за плотиной. Во дворе плиты по два квадратных метра, гранитное крыльцо, метровой толщины стены. Вот где труд каменотеса и каменщика представлены, как в музее.

   Вдореволюционном Миассе было несколько мельниц. У плотины городского пруда — Рассомахина и Дунаева, ниже по течению — Поликарповская. Им, этим гигантам мукомольного дела, как вода, необходимы были каменные жернова. А еще было в округе с десяток небольших водяных меленок и деревянная ветряная, что стояла на взгорке, где ныне в старом городе дуют с пруда ветры по Ветреному переулку. Жернова мельниц вращались до 60 оборотов в минуту, перемалывая до 5-7 пудов зерна в час, и не должны были работать вхолостую. Труд каменотеса был востребован в мукомольном деле постоянно. Жернова приходилось часто подправлять и менять на новые через каждые два-три месяца.

   Кменоломни близ города встречались не раз. Там добывали в основном строительный и бутовый камни. Но ни разу не довелось мне услышать о существовании камнетесных мастерских в нашем городе. Быть может, на нужды Миасса (на строительство здания вокзала, водокачки и дальше по железной дороге мостов через реки) такой вечный материал, как камень, доставлялся после обработки из других районов. А вот места, где добывался камень на жернова, удалось найти. И не за тридевять земель. За горой, в лесу, и совсем близко от старого города, на мысках у болота. Большие отдельные глыбы темной зернистой породы мастера-каменотесы примечали сразу. Жерновые камни должны были отличаться особыми свойствами. От них требовались прочность, вязкость и пористость. И, видимо, валуны за горой как нельзя лучше подходили для мукомольного производства. У глыбы из такого камня и начиналось действо под стать колдовству.

   — Ну, хлопцы, вам как «кабанчик»?

   Влун и вправду походил на упитанного кабанчика, завалившегося бочком в край болота.

   — Батя, а на сухом месте пошнырять тебе недосуг было? Тут вся обувка мокра станет и портки за ночь не высохнут.

   — Рубить камень начнем — жарко будет. На-ка талик, сынок, да прикинь, как лучше валун разметить. Два жернова из него взять надо. А я покамест Карьку распрягу да чаек согрею.

   — Пап, да он сейчас такое накроит... И одного не выйдет.

   — Ты, Коляй, стой рядом да гляди. А он пусть поучится, может, что получится. После проверю.

   Да брата как ягнята: то один на камень залезет, а другой посуху у камня ходит, то наоборот. Старшой молоточком стукнет, как отец бывалоча, и слушают оба. В камне жилы могут быть, то есть трещины, заполненные хоть и той же массой горной породы, но более слабого сложения, их-то и надобно узнать по звуку. Эти жилы и послужат потом естественными линиями разделения глыб. У валунов есть особенное свойство колоться по такому вот направлению, образуя при этом почти плоскую поверхность. Вот тут не дай Бог жилу пропустить, иначе вся работа насмарку.

   Грит в стороне костер, уже и котелок над огнем забурлил.

   — Готово, батя! — Кричит наконец старшой. — Два выйдет, как раз по аршину каждый.

   Чвкает под ногами грязь. Бородатый каменотес неспешно обходит валун. Опять гулко отдает камень удары молотка.

   — Годится. Кольша, неси инструмент, приступать будем.

   Кльше неохота дважды бегать к телеге за инструментом, и он, ухватив кайла, зубила, лом и пудовую кувалду, изогнувшись, чуть не волоком тащит все сразу.

   Кменотес достает из-за пазухи сверток, разворачивает холстину, иконку-складень ставит на спину каменному кабанчику, зажигает медовосковую свечу рядом — и на колени перед образами. Братья по обе стороны. Как в этом деле без Бога? Чтоб изготовить пару жерновов, уйдет месяц, а то и два в зависимости от того, каков блок камня. Вся работа вручную. По черте надобно пробить на равном расстоянии одно от другого десятка два выемок глубиной и шириной чуть не в два вершка. Это уж потом отец с сыновьями плотно забьют сюда клинья из хорошо высушенной древесины и будут их поливать водой, чтоб, намокая, разбухали они, покуда по болоту не раздастся резкий, как винтовочный выстрел, звук расколовшейся глыбы.

   Н и тут еще не все: обтесать, придать отколовшемуся куску правильную окружность не одни мозоли на руках сотрутся.

   Вт такую картинку из недавнего прошлого я, как наяву, представил себе, стоя у некогда огромной глыбы, расщепленной неизвестным мастером на куски. По краю тех кусков отчетливо просматривались следы зубила с ладонь. Рядом уже выросли сосны. Камни затянуло мхом. Один блок расколот, но куски даже не отделены друг от друга, трещина ушла в сторону. Другой уже в форме круга, но и он валяется рядом. Что заставило мастера бросить все? Болезнь, смерть? А сыновья? Нет, тут что-то иное. Догадка возникла, как только увидал каменный прямоугольник. Революция. Именно такие блоки темной зернистой породы уложены в постаменте вождю пролетариата на площади в старом городе. Быть может, здесь, за горой, в 30-х годах прошлого века были последние в Миассе каменотесные работы.

   Двно уже нет в городе мельниц, нет романтики и поэзии в шуме падающей воды, в скрипе деревянного колеса, нет громкоголосых, могучих, со сверхъестественной силой мельников. В небытие ушло и кустарное ремесло камнетесов. Но ведь живут среди нас их внуки, правнуки. И хочется сегодня узнать, кто же там, на мысу у болота, махал пудовой кувалдой, раскалывал упорством и силой многотонные глыбы. Очень хочется знать. Возможно, вы, дорогие читатели, помните истории, услышанные от ваших предков. Пишите нам.