Окончание. Начало в № 237.

   Не пирожки с повидлом

   Вроте патрульно-постовой службы Константин Чесноков был замполитом, а потом несколько лет — участковым, старшим участковым в разных районах города. Работа на участке — это, прежде всего, работа с гражданами: то соседи шумят, то пьяный в семье дебош устроил, то какая-то дама выгуливает собачку без поводка и намордника, то в подъезде подростки стены исписали. И каких только не преподносила эта работа сюрпризов. Порой приходилось по часу выслушивать гражданина с отклонением в здоровье. Придет и просит защиту от инопланетян. А через неделю пишет заявление, что у него в голове чип, вшитый КГБ, и теперь за каждым его шагом следят.

   Н принимать заявления, и даже такие, участковый не имеет права. Не оказал содействие заявителю, не разобрал жалобу в установленный срок — жди от начальства нагоняй. И на все на это у участкового крепкие нервы, долгое терпение, авторучка и не одна пачка выкуренных сигарет.

   — Результат всей твоей жизни, Константин, твоей работы в милиции, если можно так сказать, отнюдь не пирожки с повидлом. Ты разоблачал преступников, а суд выносил им наказание. Рано или поздно жизнь может поставить вас лицом к лицу.

   — Многие считают, что преступник есть преступник, это как бы порода человеческая. Но прежде всего надо видеть в нем человека, а уже потом преступника. Я старался втолковать это даже подследственным. И когда в ОБХСС работал, и когда участковым был. Часто от моего знания подробностей совершенного преступления и правовых законов, желания помочь конкретному человеку зависела его судьба. Ведь у каждого злоумышленника есть какие-то причины, по которым он стал преступником.

   Н а встречи такие, да они чуть не каждый день, только выйди на улицу. Меня многие знают, куда ни зайди, везде знакомые, даже в КПЗ.

   Еть в моей практике люди, которые отсидели и исправились. Их крайне мало, но есть. Одного раза два привлекал. Я тогда участковым работал в центре города. После второй отсидки он сразу ко мне пришел, попросил помощи в трудоустройстве. Помог ему определиться с жильем, устроиться на автозавод. Жить он стал в общежитии. Там, надо сказать, коллективчик был — головная боль участкового... в общем, почти все ранее судимые. Так вот, он там установил жесткую дисциплину. В его комнате никто не пил и даже не курил. Во всей общаге стало тихо, спокойно, дебоши прекратились. Он был физически развит и по характеру дерзкий, порядок держал строго. На заводе работал нормально. Не имея среднего образования, закончил какие-то курсы, стал мастером, через два года получил квартиру. Сам себя сделал человеком. Обзавелся семьей, появились дети. Считаю, что первоначально в этом я ему немного помог.

   З всю службу нет и не было ни одного человека, который бы мне потом сказал: «Ах ты, мент поганый, ты меня посадил» или конкретно обозвал мусором. Действительно, кое-кто терпеть нас не может за то, что не даем им безнаказанно творить зло.

   Нс, пацанов-бсмовцев, еще тогда милиционеры, прошедшие фронт, учили оставаться людьми порой в самых бесчеловечных условиях, работать так, чтобы преступники поняли, что их не просто застукали, а именно поймали за совершенное преступление, и реагировали без конкретной обиды лично на милиционера. А это отнюдь не пирожки с повидлом печь, как ты сказал. Для меня слово «мент» не является оскорбительным, тем более что так короче, проще и понятней.

   Привет, начальник

   — Но большинство даже законопослушных граждан не любит вас за одну лишь принадлежность к профессии милиционера. Сам народ четко разграничил весь милицейский состав одной фразой: «Если у вас честный вопрос, лучше решить его с ментом почестнее. На гнилой вопрос надо подыскать мусора.

   — Конечно, престиж милиции нужно поднимать. Люди в милицейской форме серьезно ощущают эту неприязнь. И, в принципе, понимают, за что такое к ним отношение. Не секрет и то, что сотрудники между собой четко различают, кто чего заслуживает своими поступками в отношении граждан.

   Еть еще причина: отношение сотрудников к работе стало не то. В сложные девяностые годы сама обстановка создала такую милицию. Я говорю не только про наш город. Платили очень мало, с задержками по три-четыре месяца. А ведь у большинства семьи, дети, и это практически вынуждало сотрудников где-то подрабатывать или просто-напросто брать взятки. За преступления очень часто несли откупные. Плохие люди встречаются всюду. Ведь у каждого много своих маленьких и больших недостатков, слабостей и пороков. К легким деньгам человек привыкает быстро. С того времени этот порок изжить не могут.

   Пестиж милиции из-за взяточников упал сразу. Раз берешь, значит, сам недалеко ушел от преступника. Ну а купленная милиция — это хуже, чем преступник, потому что она знает куда больше преступника и помогает ему избежать наказания.

   — И ты стал бороться, как Дон Кихот c мельницами, или...

   — Слыхал я про одного такого гражданина. Но он, по-моему, ничего не добился и Дульсинею свою не нашел.

   Н то чтобы перед преступностью поднял руки. Я с ней, слава Богу, с пятнадцати лет вел борьбу. Ушел из органов потому, что не стал получать моральной отдачи от службы. Ведь я привык делать все, чтобы преступник был наказан. Последнее время работал в дежурке. Задержат, закроют в КПЗ, а он через дня два-три идет: «Привет, начальник. А я уже вот он. Уже на свободе. Заходи в гости, пивком угощу». И ручкой с перстнем мило так помашет. Деньги все сделали. Вот тогда-то я и понял: дальше служить смысла нет. Пришел к начальнику и говорю: «С первого января не выхожу на работу, я пошел на пенсию». Да служить мог бы еще лет десять, и даже не чувствовал, не знал, что сердце сдает, что инфаркт уже подкрался и ждет за углом.

   Ме и сейчас очень жаль тех ребят, что работают не за страх, а за совесть. Отдачи они моральной не имеют, хотя работы сейчас гораздо больше, чем в прежние времена. Преступлений совершается больше, а с этим кризисом ожидается очередной их скачок.

   Восновном ребята в милиции работают серьезные. Которые не такие, долго не задерживаются. Они и раньше не приживались, сами уходили или их увольняли. Некоторые начинали пить, а некоторые ничего не делали. А пить в милиции, если есть тяга, можно каждый день и до поросячьего визга, потому что каждый стремится заиметь знакомство с милиционером и его угостить. Такую «крышу» ищут многие, начиная с торгашей на базаре и кончая уголовной шушерой. А кто на халяву горазд, тот и будет пьяный с утра до вечера. Такому в милиции не служить. Сейчас очень много ребят, которые работают на совесть. Именно за совесть и даже из патриотических чувств. Хотя это понятие от нас уходит. И некоторые говорят о патриотизме с ухмылкой и издевкой.

   Цветы и нервы

   Н пенсию майор К. Чесноков ушел в 96-м, под Новый год, а с весны вплотную занялся садом. В семейном альбоме сотни фотографий, и все почти сделаны в саду. Уютная небольшая дача, теплицы, баня. Все это он смастерил сам. А сколько в саду цветов... Они как противоядие от увиденной мерзости, подлости, жестокости, зла и насилия, накопившихся в его душе за годы службы.

   — Цветы очень люблю. Ты приезжай ко мне летом, увидишь, какая это красота.

   — Сергеич, а воры к милиционерам за цветами лазят?

   — Даже к следователям. В нашем саду как-то обчистили несколько дач. И мою тоже. Весь алюминий собрали. Мне ребята наши, милиционеры, когда я на пенсию уходил, телевизор подарили маленький такой, черно-белый. И что обидно, воры тоже его увели. Но это обокрали не мента, а садовода, пенсионера. В моей даче даже пальчиков не оставили. Нет, конечно, не нашли.

   Скадрами сейчас большая напряженка. Во всех службах милиции людей катастрофически не хватает. Если на весь машгородок выезжает в день один экипаж из трех человек, представь, какая нагрузка, и что они могут сделать. Машины простаивают из-за нехватки бензина. и никаких дружин. В них был смысл. Правда, не всегда они задерживали нарушителей, проходили мимо. Но сам вид людей, идущих с повязками, дисциплинировал многих.

   Иет один пацан как пацан, а повстречал двоих, и начинают позволять себе все что угодно, чувствуют какую-то силу, а если еще и пивка с водкой или обкуренные, тут уж и до правонарушений, а то до преступлений один шаг. А безнаказанность, она порождает всераспущенность. Считаю, что дружины — дело очень нужное.

   З окном, завывая сиреной, пронеслась милицейская машина. Заговорились, а тут вспомнил, что и мне пора домой. Мы вышли из подъезда. За нами беззвучно захлопнулась тяжелая металлическая дверь — принадлежность сегодня почти всех многоквартирных домов, примета криминальной опасности. Константин машинально достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и на мой серьезный взгляд в оправданье:

   — Сегодня первая. Ты многое заставил вспомнить. Сам понимаешь, работа. Всю жизнь на нервах.

   Нс обогнал, обойдя сторонкой, какой-то тип. Мятая, не первой свежести куртка-дубленка, поднятый воротник, кепка на глаза.

   — А что это вы, гражданин хороший, не здороваетесь? — крикнул вдогонку бывший милиционер.

   — Да я вот подумал, Константин Сергеич, вам со мной будет неудобно здороваться. Вы же не один.

   Ои долго о чем-то говорили, а потом я узнал еще одну, уже сегодняшнюю, историю из практики ветерана майора милиции К. Чеснокова. Но о ней он просил пока не рассказывать.