Она всегда прекрасна, в любую погоду — и снежной морозной зимой, и в жаркий летний полдень. Весенний же наряд ей особенно к лицу. Уреньга... произнесешь — и будто в скалах ее громовым эхом: «Ур - га!..» Мы снова собрались в известный нам до мельчайших подробностей путь, едем к старой знакомой — несравненной Уреньге.

   Свадебное путешествие

   Кк это было давно! В то время молодой еще супруг решил показать мне Таганай. В дорогу надумали вскоре после свадьбы. Раздобыли на турбазе палатку, запаслись на два дня продуктами. Августовским днем отправились в соседний Златоуст. Ехали мы посмотреть красоты Таганая... а оказались на Уреньге.

   И Златоуста по уфимской трассе на попутке добрались до горного перевала. Спрыгнули с борта грузовика — и с рюкзаками под дождь в сырой таежный лес. Дождливыми выдались те денечки. Холодные струйки за ворот штормовки, глушь, урема и полное безлюдье не пугали молодость! От того путешествия осталось несколько фотографий — сереньких, не очень хорошего качества. И запомнилась Уреньга как что-то недосказанное, недосмотренное.

   Седи моросящих туманов, будто из сказов, возникали старые сухие лиственницы с руками-сучьями. Тропа петляла по хребту, с обеих сторон ее поджимали каменные реки — курумники. На следующий день подъем на горную крутизну. Шли, вернее ползли, по хвойному стланику. Мягкому, душистому. По нему, обходя торчащие валуны, взобрались на Первую сопку. А там плато, накрытое ковром спелой голубики! Как катера, в центре «голубого озера» возвышаются каменные Сундуки... Ахнула от обилия невиданной ягоды, присела на корточки — и подняла только голову, когда в упор подошли грозовые облака. Это теперь по опыту знаем: не всякая гроза коснется уреньгинских вершин. А тогда казалось, что сверкающие стрелы непременно в нас... Спуск вниз был настолько быстрым, что в памяти только и осталась лужайка с необычно высокой травой, выше головы. Там отдышались.

   С временем стали узнавать среди высоких западных хребтов гряду Уреньги. Порой поглядывали на нее с тоской. А к семейному юбилею решили, что надо все же пройти, довершить наше свадебное путешествие. Так через двадцать пять лет покорили все-таки Уреньгу, но скорее она покорила нас. Дошли тогда до Первой сопки, прикоснулись рукой к тем Сундукам, правда, с другой стороны.

   Уральская Швейцария

   Уеньгу давно уже в газетных статьях и очерках называют уральской Швейцарией. В Челябинской области Уреньгинский хребет самый длинный. На 65 километров с севера на юг протянулся он — от жилых кварталов Златоуста и почти до величественного Иремеля.

   Смый высокий участок хребта — от Первой сопки до Голой. Это уже тысячники. Меж ними километров десять узкого высокогорного плато. Сторожевыми башенками вздымаются на нем высокие причудливые останцы. Будто разрушенные города, стоят отроги прежних скал. Кварцитовые, ярко блестящие на солнце. Каменные осыпи с обеих сторон, порывы ветра и даль... чарующая даль. На 60-70 километров обзор!

   Н севере Таганай распахнул горную таинственную страну. Кажется, прямо под ним живет своей жизнью город Иоанна Златоуста. Восточнее, за Уральским хребтом, Ильменская гряда с иглой-вышкой, кое-где видны городские кварталы, чаша Чашковки с посадками леса. На юге — Уй-Таш, Алабия, башкирские земли. А здесь, под ногами, как натянутая струна, звенящая лесистая Уреньга. За ней в дымке — окруженный горами батюшка-Иремель. Ближе, уже на западе, припал к зюраткульской глади белолобый Нургуш... Здорово! Посмотрели на весь привольный мир, а с места не сдвинулись. Просто стоишь на вершине сопки Голой.

   День весенней радости

   И-под колес машины фонтан брызг: едем прямо по хрустальным снеговым ручьям. Все выше и выше забираемся по каменистой дороге в гору. Ручьи здесь всюду, со всех ложбинок. Под лапами высоких елей лежит еще зернистый снег. На глазах тает, осыпается, превращается в струящуюся влагу. Она живит землю. Пожухшие стебли высокой прошлогодней травы плотно прикрыли ее. Но сила ростка такова, что пробивает себе дорогу и сквозь каменную осыпь, толкает новую жизнь к солнцу, к теплу и свету. Не терпится ему, пока еще скрюченному и чуть зеленому, торопится. Все поляны здесь в росточках, а увидишь их, только припав к земле. И чуть пригрело — они уже в цвету!

   Нм, миасцам, живущим на высоте 300 метров над уровнем моря, достаются, похоже, самые крохи цветущей весны — спорой, радостной. Не знаю, почему так щедра она на высокогорье? В лесах наших в весенний день сколько ни ходи, не увидишь ковров из ветреницы — слабого нежного европейского подснежника. Раскроет он белые лепестки своих бутончиков... и будто снова на поляне выпал искристый снежок. А сколько неведомых цветов приветливо кивают нам своими желтыми, сиреневыми головками! Они всюду: и на подсохшей тропе, и в снеговой воде. Подснежники здесь тоже есть. Наши, желтые. Но уж очень редки они там.

   Зон горных ручьев, бездонное синее небо над головой, высокий полет птицы... и разлилась над хребтами невероятная немыслимая тишина.

   Дух гор

   Дрога на перевал Уреньги, тот, куда мы едем, проходит меж сопками — Голой и Двумя Братьями. Необычна эта дорога. Ей, наверное, столько же лет, сколько существует на уральской земле человек. Так по крайней мере утверждают историки и краеведы. Что вело человека тогда, в древности, через высокие хребты величественных гор? Ведь этот путь он проходил пешком. Зачем нужно было покидать богатый яшмой каменный пояс, истоки равнинного Миасса и спешить к Зюраткулю — высокогорному холодному озеру? А именно туда пролегала древняя тропа и уходила дальше на запад. Но ведь что-то звало в дорогу его, человека каменного века! А может, как и нас, земная красота и неустанная любознательность? Интересное слово «любознательность»... Люблю и знаю, но все же прежде — люблю!

   Висторию края эта дорога вошла под названием Скифская тропа. Порой ее именуют Казанской. В прежние времена вот здесь, у Голой, что острой своей гранью, как саблей, рассекает южные ветра, стояли каменные истуканы. Здесь поклонялись духам гор. Да и все вершины дальше к озеру Зюраткуль, к «сердцу гор», были обставлены, словно древний храм, где каменными, где деревянными идолами. Легенды говорят, что стояла там даже «Золотая баба»... Кому же поклонялись наши древние предки? Что звучало в этом величайшем земном храме? Какое пение долетало до этих вершин? Порой, кажется, и сейчас еще доносится оно из той тысячелетней глубины.

   Свет неба

   Уеньга теперь не безлюдна даже в будний день. А по праздникам и выходным высокогорное плато меж сопками словно тротуар городской набережной. Златоуст рядом... спешат в горы туристы. И каждый раз искренность встреч с незнакомыми людьми удивляет. С молодыми здесь чувствуешь себя наравне, и юность не возносится над сединами. Радостные приветствия переходят в беседу, теплую, сердечную.

   Сгодня компания златоустовских парнишек облюбовала вершину Голой. Вглядываясь вдаль, расселись на каменных гольцах. Не спешат. Перекинулись с ними словом, узнали, кто и откуда... С перевала поднимается группа бывалых туристов при полном снаряжении. Догоняют ушедших за дальний останец. Приостановились, на прощание взмах рукой — счастливой дороги! Здесь каждый идет вроде бы своим путем, а вот радость на всех одна! Это горы, наверное, дарят нам забытый, запамятованный дух чистой братской любви.

   Вчереет, спускаемся к перевалу. По курумникам далеко разносится звук. Внизу молодые голоса. Перестук камней под ногами... из-за поворота на каменную реку выходят двое парней и девушка, увешанные всевозможной кино-, фототехникой. Следом тяжело идут солидный мужчина и, завершая процессию, упитанный ротвейлер. Остановились, рады отдыху и они, и мы. Семья златоустовцев, папа — директор фирмы. С этой стороны Уреньги первый раз на восхождении.

   — А что у вас собака еле идет?

   — Да пельменями накормили, вот и тащится сзади.

   — А к моей ноге зачем прижался? — Пес действительно привалился теплым толстым задом, придавив ногу. Дышит словно паровоз. Уважая собачье достоинство, боюсь пошевелиться.

   — Это он вам свое доверие выказывает.

   — Вот в чем дело! А я подумала, он просит спасти его от «горных мучителей»!

   Т встреча еще долго будет вызывать улыбку. Горы на изумление быстро рушат отчуждение, рожденное меж людьми различием в достатке, в душевных качествах! Хоть на краткий миг роднят нас, даруя радость былой общности. Приближаясь к небу, мы становимся сами собой.

   Н а что звучит в названии Уреньги? Официальный перевод — «кленовая гора», хотя лес здесь — ель, сосна да лиственница. На картах XVIII века то слово писалось как «Урянге», «Уранге». В древних языках «ур», «ура» значит «свет», «ан» — «небо»...

   Нд Уреньгою облака

   Грою вздыбились,

   Тчет, звенит с небес река

   Лчезарной Истины.

   Зесь толщи недр

   вдали веков

   Ранулись к небу.

   Срдца людей

   как звон колоколов

   Ижизни небыль.

   Птоки солнечных лучей

   и звездопада.

   Зесь ближе Отче,

   ближе Дом

   Вали от града.