К 90-летию «Миасского рабочего»

   Онажды брат принес домой деревянную треногу и небольшой черный футляр. Жестом фокусника извлек из него какую-то штуковину, установил, нажал на кнопку. Крышка откинулась, и на меня уставился большой стеклянный глаз. «Фо-то-кор», — с трудом по слогам прочитал я. Брат накрыл камеру черной материей, заговорщически подозвал меня и щелкнул затвором. Свет на мгновение ослепил. Потом перед глазами на матовом стекле предстал уменьшенный, перевернутый, но красочный мир. Вверх ногами окно, край кровати, на подоконнике алый цветок герани, рядом вниз головой сидит кот и старательно «намывает гостей». Неслыханным удовольствием было разглядывать это перевернутое изображение. Но снова щелкнул затвор. В темноте, точнее в сознании, долго еще виделась перевернутая картинка. «Фотокор» открыл для меня мир света. «Фотокор» стал мечтой, которую я в затемненном углу пытался осуществить при помощи отцовских очков и бумаги кальки. Позднее завораживала возможность аппарата «Смена» останавливать мгновения, ловить световой рисунок на эмульсию пленки.

   П сей день как праздник души вспоминаю фотовыставку художественного пейзажа, развернутую в 1967 году в фойе и выставочных залах Дворца культуры автомобилестроителей. Под эгидой журнала «Советское фото» ее организатором с единомышленниками из городского фотоклуба стал фотокорреспондент «Миасского рабочего» Владимир Николаевич Самоквасов.

   Вего на полгода свела меня судьба с этим незаурядным человеком. Работая в газете, В. Самоквасов находил по вечерам время приобщить нас, фотонесмышленышей, к черно-белому миру светописи. Спустя годы, разбираясь что к чему, с благодарностью вспоминаю его. По нынешнему моему разумению, даже простое созерцание произведений признанных фотомастеров могло сформировать в юношеском возрасте зачатки вкуса. А вкус — главное, от чего зависит умение фотографировать или хотя бы отличать хорошее от плохого.

   Нкануне 90-летнего юбилея «Миасского рабочего» посчитал своим долгом рассказать о первом штатном фотокорреспонденте газеты Владимире Николаевиче Самоквасове. Но вот беда: стоило только сесть за компьютер, как ощутил в голове полнейший вакуум. Годы стерли, сгладили все до обыкновенных слов. Неужели все так быстро забылось? Позвонил Нине Захаровне Комаровой, фотографу с большим стажем. Она жила в одном дворе с Самоквасовым и тоже занималась в фотостудии. Даже ходила с ним как-то в поход на Круглую сопку.

   — По выходным Владимир Николаевич устраивал нам, студийцам, вылазки в окрестные леса, на озеро Тургояк. Мы часто бывали с ним на выставках местных художников, а однажды даже на всемирной фотовыставке «Интерпрессфото-66», которая, странствуя по миру, оказалась в Челябинске и была развернута в залах картинной галереи. Запомнилось еще, как он в походе экспромтом сочинил шуточное стихотворение. Когда он приезжал из Тольятти, была у него в гостях вместе с нашими известными мастерами объектива Сергеем Крыловым и Сергеем Рябовым. Он много рассказывал, шутил, но и у меня в памяти мало что осталось. Нет, ничего существенного тоже вспомнить не могу.

   Кгда дело касается человека, много сделавшего для людей, случаются чудеса. И это чудо свершилось. За день до сдачи материала заочно познакомился по Интернету на сайте «Одноклассники» с Ольгой Князевой. Она упомянула в сообщении имя Самоквасова. В ответ закидал вопросами. На что получил любопытное письмо.

   «...Мой отец и он были большими друзьями и соседями. Папа снимал на довоенную «Лейку». Сестра Лена училась вместе с его дочерью, тоже Леной. А бабушка общалась с матерью Владимира Николаевича, Еленой Петровной. Я хорошо помню свое детство, особенно те праздники, которые устраивали мои родители для детей. И на всех праздниках он неизменно дежурил со своей камерой. У них с моим отцом было еще одно увлечение — джаз. Бывало, садились они за круглый стол, разбирали какие-то фотки, слушали Синатру, Армстронга, я тоже слушала, сидя в стороне. Елена Петровна была такая благообразная старая дама, седая, неизменно в кружевном шарфе. Меня воспитывала бабушка, поэтому я всегда ходила вместе с ней к Самоквасовым, тем более что это был соседний подъезд. За чаем Елена Петровна очень красиво говорила, много рассказывала, особенно любила вспоминать, как они жили до революции. Они думали, что я ничего не понимаю, а мне эти рассказы очень запомнились, так как Елена Петровна не очень много говорила на людях. Она обычно сидела в кресле и с очень строгим лицом что-то читала.

   Иогда Самоквасовы устраивали званые вечера, на них приходили Вера Абрамовна и Евгений Васильевич Никольские. В другой раз они все приходили к нам, и я помню, как Вера Абрамовна играла «Лорелею» Листа или прелюдии Шопена, я сидела в соседней комнате и обливалась слезами. Не знаю почему.

   Кгда снимали фильм «Журналист», помню, как из подъезда вышли Самоквасов и С. А. Герасимов. Они сели в большую машину, а мы, детвора, долго с визгом за ней бежали.

   Мня Владимир Николаевич начал снимать очень рано. Папа тоже хорошие снимки делал, но Самоквасов нас с сестрой очень любил. У него были тоже две дочери, Ирина и Ленка. Однажды они с папой приехали к нам в сад, был май, все цвело. Владимир Николаевич поставил меня около цветущего куста и долго щелкал. Потом в газете была фотография «Лето наступило», очень была хорошая фотка. Я не отличалась красотой, но он из меня прямо очаровашку делал. Перед 1 сентября, когда я пошла в школу, мне устроили фотосессию, с портфелем, с гладиолусом и т. д. И эти фотки были в газете. И еще в газете, примерно в 1958-1959 годах публиковалась статья про моего отца, который был, наверное, самым крупным в Миассе (и не только) филателистом. Там тоже фотка Самоквасова, как мы с папой рассматриваем марки. Мне там 1,5-2 года, и вид у меня довольно глупый. Все фотографии у меня в альбомах вклеены...»

   Ожизни и творчестве Владимира Николаевича Самоквасова в Тольятти удалось найти на сайте «Самарская Лука». Писала о нем журналист Р. Киселева.

   «Его работы выставлялись за рубежом — в Великобритании, Аргентине, Японии, США. За участие в международной выставке «Интерпрессфото-77» он был награжден престижной медалью — отмечен портрет «Кинорежиссер С. А. Герасимов». Если миасские фотографы называют Самоквасова своим учителем, то тольяттинцы Владимира Николаевича считают патриархом фотолетописи Волжского автозавода. Вместе с аппаратурой для первой на ВАЗе фотолаборатории «патриарх» получил в 1968 году резиновые сапоги и спецовку — стройка века была в разгаре.

   Чо заставило 48-летнего человека сорваться с места и кинуться в новое дело? Интуиция, зов настоящего фотожурналиста! Кроме того, он намеревался долго и талантливо работать.

   Вадимир Николаевич прожил 79 лет. Он до последнего дня поражал окружающих своей энергией, зажигал интересными идеями — издать фотоальбом «Гости ВАЗа», сделать книгу о медсанчасти Волжского автомобильного завода, подготовить выставку.

   Ео полные поэзии пейзажи вошли в фотоальбомы «Образы России», «У каждого свой Эверест», «Есть на Волге», «Тольятти», «ВАЗ. Страницы истории».

   — И теперь, когда я стал безбожно старый и грандиозно больной, — шутил иногда Владимир Николаевич, — приходится сидеть дома и марать холст.

   Впоследние годы он стал рисовать. По памяти, по фотоотпечаткам восстанавливал очарование любимых озер Южного Урала.

   Ксть к нему вернулась из детства. Родился Владимир Николаевич в Витебске. Он рано остался без отца и лет с 5-7 воспитывался Ефимом Семеновичем Мининым, известным витебским художником. Отчим часто брал мальчика и на этюды, и в художественное училище, где преподавал. Е. Минин занимался гравюрой по дереву, иллюстрировал книги. Его работы хранятся в московских музеях. К слову, Ефим Семенович учился вместе с Марком Шагалом. Одного, как известно, ждала Франция, а другого поглотила волна репрессий тридцать восьмого года.

   По таких, как Самоквасов, говорят: человек широких горизонтов. Он был высоким в буквальном смысле — до верхнего косяка двери. И, как большинство крупных людей, источал добро. Было пленительно то, что он изящно шутил, знал живопись, играл на виолончели и фортепиано, элегантно одевался, радовался, получая в подарок дорогую туалетную воду, носил крупный перстень с прозрачно-дымчатым раухтопазом.

   Кндидат в мастера спорта по плаванию, свободно переплывал озеро Тургояк, да и на Волге заплывал, как говорят родные, будь здоров. Из него мог бы выйти прекрасный скульптор, дизайнер. В горном техникуме г. Миасса сохранились отличные скульптурные украшения. Он — автор лепнины. На одной из пожелтевших фотографий в семейном альбоме изображено, как молодой специалист конструкторского отдела УралАЗа В. Самоквасов создает макет будущего легкового автомобиля.

   Эому человеку определенно везло в жизни. Везло на интересных людей, редкие события. Сергей Герасимов, например, пригласил его на роль прокурора в фильме «Журналист». В титрах увековечено: прокурор города Кондаков — В. Самоквасов. Он спал на тахте В. Тарасевича, известного военного корреспондента. «А под тахтой — старые кофры, забитые негативами о войне. Долго не мог заснуть», — вспоминал Владимир Николаевич. Он был знаком с легендами фотоискусства — Дмитрием Бальтерманцем, Василием Малышевым. Преклоняясь перед их талантом, стремился не повторить почерк мастеров. Искал свой.

   — Мое первое правило — снять необычно. Если делаю портрет, то человек должен двигаться, жить. Помню, Герасимова снимал в гостинице. Он в это время кому-то звонил, выходил из номера, курил. Наконец откинулся на спинку кресла и сцепил на затылке руки. Эта работа на международной выставке отмечена престижной медалью. Евтушенко меня спросил: «Как будете снимать?» — «Будем разговаривать». Поэт что-то рассказывал, а я вскидывал камеру. Недолго. Смоктуновскому я сам предложил: «Давайте закурим». Он со вздохом взял сигарету: «Попадет же мне от дочки». Я быстро снял и ушел. Никогда не надо подчиняться воле того, кого снимаешь. Фотограф лучше знает, что делать. Но и давить не следует. Неприлично надоедать. На Татьяну Шмыгу я потратил не больше минуты. Она бежала по коридору театра: объявили ее выход. «Только не снимайте меня в фас!» Я снял артистку и в фас, и в профиль. И что же? За портрет в фас Шмыга меня поцеловала.

   Ворое правило я вывел на природе — снимать против солнца. Если оно за спиной, я даже камеры не подниму. Солнце рисует кадр, дает выразительный рельеф. Очень люблю снимать природу. Она душу лечит, очищает, воспитывает нас, учит. С природой не надо быть нахальным. Я придерживаюсь мудрого охотничьего правила: если в твой ягдташ что-то попало, не жадничай, топай домой. Сделал два-три удачных кадра — закрывай объектив.

   Н вопрос, приходилось ли ему делать что-то специальное для фотосъемки, Владимир Николаевич отреагировал так:

   — Приходилось убирать из кадра консервные банки, пустые бутылки, пакеты. С каждым годом этого добра в лесу прибывает. Мое пожелание изданиям — со всех страниц взывать к защите родной земли.

   «Первым снегом» Владимир Николаевич гордился. Он называл эту работу лучшей в своей жизни. У «Первого снега» завидная судьба: он выпадал на страницы таких центральных журналов, как «Советское фото» и «Журналист». По «Снегу» с удовольствием прошлась Лидия Павловна Дыко, автор книги «Беседы о фотомастерстве» (М.: Искусство, 1970). Более 30 лет назад на Южном Урале, на Ильменском озере, увидел фотограф, как приуныли три тонкие сосенки, на которые упали с неба белые береты. Годы идут, а «Первый снег» не тает. Его продолжают тиражировать. От множества отпечатков он теряет некоторые детали, но остается лучшим в созвездии под названием «Фотографии Владимира Самоквасова».

   20 апреля Владимиру Николаевичу Самоквасову исполнилось бы 88 лет.