К 90-летию «Миасского рабочего»

   Вкаждой редакции есть ответственный секретарь. Именно ему сдают свои материалы корреспонденты. Обязанностей у него предостаточно: вычитать текст, внести литературную правку, не проглядеть ошибки, не допустить неточностей в датах, названиях... А потом скомпоновать газетные полосы. В общем, работа напряженная и требующая особой сосредоточенности. А еще у ответственного секретаря есть несимпатичная обязанность держать нашего брата, как говорят, в узде, чтобы корреспондент не затягивал и не срывал сдачу материала в определенный срок. Конфликты «нет снимков, нечего ставить на полосу» не раз случались у меня в прошлом с ответственным секретарем Михаилом Петровичем Лаптевым. Но однажды Петрович (так его уважительно звали в редакции), приподняв на лоб очки, кивнул на стул и, чуть заикаясь:

   — Присядь, прочти. Вот только что дописал. — И передвинул по столу листок.

   О упал, не рассчитав прыжка, —

   Рзошлись и вновь сомкнулись боны.

   Итекла, как прежде, вдаль река,

   Н не стало парня-плотогона.

   Сой багор бросая на причал,

   Мстер буркнул что-то о сноровке.

   Пренек под елями лежал

   Вмокрой продырявленной спецовке.

   Мть в тоске над ним не голосила:

   О не дома принял смерть свою.

   Чстая река его обмыла,

   Злотые сосны отпоют.

   Вчер насмерть елями проколот,

   Оорочен трауром закат.

   Истоят ребята, каждый молод,

   Кпки, смяв в натруженных руках.

   О строк вдруг по коже озноб. Даже в горле запершило. А Петрович достал из папки небольшой рисунок тушью. На листке картона — северная деревушка, рубленые дома, крутые крыши. Три девчонки сидят на бревнах, трелевочник тянет в гору хлысты, мужики ставят дом.

   — Пересними и, если можно, сделай побольше. Хочу дома в рамку вставить.

   Нписанные на обложке маленького изданного позднее сборника стихов «Изморось» добрые его слова в дар по сей день греют душу. Когда я прочел предисловие, понял, отчего ему захотелось иметь у себя в квартире тот рисунок.

   Рдившись в «деревеньке возле речки», затерявшейся в вятской глубинке, после окончания медицинского училища он восемь лет работал сельским фельдшером в Кировской области. Эти годы совпали с послевоенными трудностями. Деревни потеряли почти всех мужчин. И приходилось делать все: быть за акушерку, брать во время сплава в руки багор, убирать и молотить на току снопы, прямо с подножек товарняка приземляться в сугробы на разъездах, спеша в зимнюю стужу к больному... Заведуя амбулаторией на станции Смычка близ Нижнего Тагила, М. Лаптев одновременно посещал литобъединение. Его произведения стали появляться в печати.

   Птом — Литературный институт им. А. М. Горького, семинар Льва Кассиля, две прозаические книги «Пластинка на винчестере» и «Костер рябины красной», изданные в Челябинске, участие в коллективном поэтическом сборнике «Разноцветные ветры», вышедшем в издательстве «Советская Россия». В 1974 году М. Лаптев самостоятельно выпустил небольшим тиражом на правах рукописи стихотворный сборник «Светлынь».

   Мхаила Петровича Лаптева хорошо знали автозаводцы. С 1964 года он был редактором многотиражной газеты «Уральский автомобиль». Потом работал литсотрудником в газете «Миасский рабочий». В КБ машиностроения с 1969 года занимался написанием истории предприятия. В 1972 году вернулся в редакцию нашей газеты и до последних дней (9.04.1980 г.) был ответственным секретарем «Миасского рабочего». На протяжении многих лет он руководил городским литературным объединением «Ильменит».

   Пи жизни Михаил Петрович не получил признания, но оставил замечательные стихи, рассказы и много учеников: Владимир Белопухов, Сергей Каратов, Артем Подогов, Раиса Завражнова, фронтовик Александр Герасимов...

   Всоветские годы сложно было вписаться в планы издательств, еще сложнее было стать членом Союза писателей. Лаптева не один год принимали, но так и не приняли в эту организацию, создавая препоны, в том числе и на местном уровне. Ироничный во многом, он трудно проходил в стандартные рамки Союза писателей.

   Пурга

   Рскачивает сосны ветер,

   Кк рожь, стволы литые гнет...

   Сетло ль, темно ль на этом свете,

   Нкто теперь не разберет.

   Мхнатые вершин метелки

   Отатки звезд сшибают вниз.

   С звоном сыплются осколки,

   Лтят, дробясь на сотни брызг.

   * * *

   Ккое это чудо —

   Нвый

   Яился миру человек.

   Имать несет ему обновы

   Иночью не смыкает век.

   О эти мамины заботы,

   Мльканье хлопотливых рук,

   Ив речи ласковые ноты,

   Ислезы, и улыбка вдруг!

   А он еще не понимает,

   О только руки тянет к ней.

   О день огромный обнимает —

   О у истока долгих дней.

   * * *

   Дтства пролетевшего становье,

   Т мне дорог,

   Тмно-синий лес!

   Сла ты моя, мое здоровье —

   Т в душе до каждой ветки весь.

   * * *

   Сегка осев и чуть качнувшись набок,

   Утавив в небо из жердей рога,

   Ханя всю зиму сенокосный запах,

   Соят в снегу до пояса стога.

   Уродника, загородясь от ветра,

   З синей гранью снежной полосы

   Беседуют о скором лете кедры,

   Дша в заиндевелые усы.

   Кк хорошо упасть в сугроб с разбега,

   Кк весело встряхнуть уснувший куст!

   Чрпни-ка горстку розового снега,

   Ппробуй-ка на ощупь и на вкус...

   М снимем шапку белую со стога,

   Рзворошим зеленую пургу.

   А на прощанье погрустим немного,

   Цеты сухие бросив на снегу.

   Тперь бы долго думать нам о бренном,

   Тперь бы грезить — каждый о своем.

   Н просто все: мы ездили за сеном

   Ивот сейчас в село его везем.

   * * *

   Явстретил финна по весне

   Н сплаве возле Вятки.

   О был характером по мне,

   Глубоглазый яткя.

   П-русски яткя — лесоруб.

   А также — плут, бродяга...

   Ябыл с товарищем не груб —

   Мхорка и бумага,

   Оед в столовке — пополам.

   Н можем друг без друга,

   А на вечерку вдоль села —

   З пазухой пуукко.

   П-русски это будет нож.

   Н валке и на сплаве

   Н к черту без ножа не гож

   Нш яткя, парень бравый.

   Ко знал, что в дружбе есть межа,

   Чо клятва — песня птичья?

   Прой опаснее ножа

   Рзлет бровей девичьих.

   Двчонку силой не вернешь,

   Н сбросишь друга с возу...

   Ия сломал свой финский нож,

   Вадив его в березу.

   Пследний плот уплыл за вал,

   З каменистый, узкий...

   Н свадьбе друга я плясал

   П-фински и по-русски.

   * * *

   Ме детства звон поныне слышен

   Чрез препоны всех утрат...

   Тк на лугу все льдины — выше

   Рки, в которой начат спад.

   Зенят, печально тая, льдины,

   Н могут плыть реке вдогон...

   Чрез свои познай седины

   Чжую боль,

   Чжой урон.

    * * *

   Пет старуха на дежурстве.

   Пйми, о чем она поет.

   Пет, как в дальнем детстве, в жмурках,

   Нзрячей ощупью идет.

   Збыта мусора корзина,

   Вуглу метла — ее весло...

   Сгодня ей письмо от сына,

   Т долгожданное, пришло.

   Т не спугни ее расспросом,

   Вухмылке губы не криви.

   Т не мешай, а тихо, просто

   Сова нехитрые лови.

   Иесли мать еще живая,

   З тридевять земель приветь, —

   Пскай и ей не помешают

   Пд вечер так же тихо спеть.

   * * *

   Н гневайся и не копи обиды,

   Яговорю все это неспроста:

   Ме тяжело, что я давно не видел

   Сои родные вятские места.

   Крявые березы вдоль дороги,

   Нд глинистым обрывом дремлет ель,

   А в синем небе облачные дроги

   Взут неторопливо мой апрель...

   * * *

   О шел — живой, не из металла,

   Кстыль поскрипывал в руке,

   Иордена его метались

   Н выгоревшем пиджаке.

   Втупил оркестр.

   Ивновь морозом —

   Д дрожи плеч,

   Д дрожи губ —

   Рвут торжественно и грозно

   Сяющие дула труб.

   ...Опять идут в атаку роты

   Н смерть, на пули —

   Вполный рост...

   Соит солдат морской пехоты,

   Н утирая редких слез.

   Псть вовсе не о Сталинграде —

   Пют о мире, о любви,

   Пскай баяны на эстраде,

   Замена снова —

   Ве в крови.

   Вдь и поныне не стихают

   Бои во всех концах земли,

   Ивновь солдаты получают

   Иордена, и костыли.

   * * *

   Н променяю труд на прозябанье,

   Псть от работы руки загудят, —

   Нм трусости, покоя, колебанья

   Оцовские могилы не простят.

   Яв дождь благословляю щедрость неба

   Ирадуюсь по осени хлебам.

   Тперь я твердо знаю цену хлеба —

   Яэто право заработал сам.

   Тургояк

   Втер снес журавлиную стаю

   Искатился в крутой овраг.

   Вроненой холодной сталью

   Блещет озеро Тургояк.

   Чо-то сосны нахмурили брови,

   Тхо шепчутся в тишине.

   Совно ржавые капли крови,

   Лстья ржавые на волне...

   Укакали за летом в погоню,

   П зарницам хвосты расстелив,

   Боевые башкирские кони —

   Тпот их и поныне жив.

   Вдь не зря мне все чаще кажется:

   Т не озеро Тургояк —

   Эо нож Салавата,

   Важенный

   Вгоры —

   П рукоять!

   * * *

   Блестит листва, как княжеские гривны,

   А горизонт ракетами прошит!

   Тшайшие идут грибные ливни,

   Исолнце опускает красный щит...

   Псть небольшую я знавал удачу,

   Псть было мне порой нехорошо —

   Язнал края красивей и богаче,

   А вот любимей края не нашел.

   * * *

   Д, изморозь покрыла белая

   Ми виски в горниле дел.

   Н если сам про это пел я,

   Н сам ли этого хотел?

   Н сам ли торопил я годы,

   Чоб этот вот увидеть час

   Оенней золотой погоды,

   Ге все зависит лишь от нас?..

   * * *

   Чо ни было б — удача или горе,

   Пмор не закрывался на замок.

   Иесли уходил на лодке в море,

   Т всаживал топор в тугой порог.

   Нд Грумантом ледовый ветер воет,

   А в белом небе —

   Тлько чаек след.

   Тпор — не приглашение к разбою,

   А просто знак:

   Пмора дома нет.

   Мнуют годы.

   Вжу я с тоскою,

   Кго осилит слабости позор.

   Уду я, как помор,

   Идверь закрою не на замок —

   Впорог всажу топор.

   Ннешний год мог бы стать для М. Лаптева юбилейным. Родился Михаил Петрович в ноябре 1928 года.