Странно это… Часто бывает, что наша жизнь вращается вокруг сиюминутных проблем, порой незначительных событий.

   Нше прошлое… наших предков, земли, на которой они окончили свой век.

   Зесь, промеж гор, поросших вековыми соснами, гранитным берегом сама природа сузила русло реки. Здесь встала когда-то, преградив путь Миассу, плотина Поликарповская. Хотя еще до нее этот край служил русским людям пристанищем и добрым домом. В середине XIX века у озера Кысыкуль построен был старообрядческий женский Никольский монастырь. Говорят, до тридцати-сорока инокинь жили под его крышей. Болото за ним так и называлось — Монашеское. Сейчас там, на пригорке, коллективный сад. А тогда… вот и вспомнились моим родственникам серебряные ключи с холодной родниковой водой.

   Умонастыря на солнечной поляне журчали, перебегая по камушкам, два веселых ручья. А сколько их было в округе! И у каждого родника… почти у каждого на дереве рядом висел скрепленный треугольничком простейший берестяной ковшик-черпалочка. Земляничные ли лужайки завлекли или грибное щедрое лето — все равно не пройдешь мимо голубых оконцев. Духмяным жарким полднем нагнешься к живительным струям, поклонишься им. Прикоснешься уставший… и не заметишь, как восстал от ручья бодрый, полный сил.

   Пекрасен этот обычай, привнесен ли он или вековечный земли уральской — ценить и заботиться о каждой капле влаги земной. Чистой, дающей человеку здоровье и силу! Знающие же люди утверждают, что лишь ключевая вода, то есть сама поднявшаяся из глубин, достигла степени зрелости… созревшая.

   Пчти век колокольными звонами — чудными, хрустальными, как та вода, — оглашались могучие кысыкульские боры. Незримыми нитями соединялся монастырь с далеким городом. И служил духовной опорой для живущих в миру. Здесь не раз лесными тропками пробегали к родникам в белых платках до бровей девчонки-послушницы. Обыкновенные миасские девчонки, постигавшие мудрость житейскую у монастырских насельниц. Не только молитвам, нравственным и христианским устоям учились они. Но и вышивке, осенним заготовкам урожая, ведению хозяйства — все спорилось в руках тех девчоночек-послушниц. Вырастали и сами становились практичными хозяйками, мудрыми женами, а на смену им к монашкам — новое поколение.

   Псле Гражданской, в 1924 году, монастырь закрыли. Наверное, это было первое в наших местах богоборческое выступление новой власти. Строения богомольцев отдали рыбхозу, который пытался развести в озере золотого карпа. Тогда-то и подняли плотину, перегородившую речку из Кысыкуля. Однако вскоре рыбхоз прекратил свое существование. А в монастыре поселились татары. Чем они занимались, что собирались делать? В том глухом уголке татары, оказывается, жили еще и за озером, на противоположном берегу. Они разводили скот, ловили рыбу.

   В1938 году один из домов монастыря был продан моему деду, перебравшемуся из пензенской деревни в миасский поселок. Сруб тот он вместе со старшим сыном перерубил. Получился небольшой, немного неказистый на вид, но все же свой дом на две половины. Вот так, того не ведая, проведя у бабушки немало дней, взросла я в намоленных стенах. Говорят, что святое место может одарить благодатью. Так, наверное, и благостная молитва, пусть тишайшим своим эхом, отголоском — освятить душу?

   Ддовский дом и сейчас стоит в начале улицы Шевченко, бывшей Торфянской. В конце ее, ближе к лесу, бил когда-то ключ необычно мягкой воды. Настолько мягкой, что в любую погоду спешил к нему мельничный люд. Не существовало во всей округе подобной воды, моющей волосы без щелока! Шли и хохотуньи-девчонки и молодки. Кто побрякивая пустыми ведрами, а кто ступая павой с полными. Шли мимо посаженной кем-то сирени, могильных плит. Одна лежала расколотой. Старая, с надписью. Но не было времени смахнуть рукой опавшие листья, провести по замшелому краю, по выбитым буквам. Чей там упокой, чьи имена? О том ведал лишь родник.

   Всолнечный день его дно сверкало золотистыми искорками. Плясали слюдяные песчинки в восходящих потоках, вспыхивали в утренних лучах. Сильны были струи чистой ледяной воды, но куда им тягаться с напором человеческих желаний! Завалили грунтом… погребли под домами.

   С слов старожилов, владельцем динамовской мельницы до братьев Михаила и Ивана Поликарповых была Александра Кузнецова. Со временем она разорилась. А вскоре случился пожар. Деревянная мельница сгорела. Землю купили братья Поликарповы, приехавшие из Нижегородской губернии. Они наняли иностранную фирму «Ирландер» для строительства новой кирпичной мельницы. Завезли швейцарское оборудование, паровую машину, вырабатывающую электроэнергию.

   Поизводство муки и различных круп возобновилось в 1909 году. Мельница славилась на всю округу. Она лучшая, самая богатая в крае. В процессе ее работы принимала участие даже лаборатория. Недаром в истории поселка осталось это слово — «мельзавод». Подумывали тогдашние владельцы и о прокладке железнодорожной колеи от станционного вокзала. А на берегу Миасса, у самой плотины, стоял большой деревянный дом с фонтаном и садом. Хорошо шли дела у дружной семьи Поликарповых.

   Н за всеми этими производственными хлопотами не забывались ими и богоугодные. На их средства построены школа для детей, бараки для рабочих-мукомолов. На хозяйской кухне всегда можно было попросить чашку щей и кусок ржаного хлеба. Странник ли шел или просто убогий — все они находили здесь временный приют и отдохновение. Те благие дела создали уважительное отношение простого люда к Поликарповым. В годы революции именно народ не дал хозяина Ивана на расправу. Но был еще кто-то, кто своим заступничеством, уже пред Богом, облегчал жизнь грешным на земле.

   Пежде, заезжая на Динамо, машины доходили лишь до правого пологого берега реки. На противоположный — только вброд. А для жителей был узенький мосток над Миассом. Вправо от него поднималась тогда невысокая, но весьма скалистая горка. Сейчас ее нет — разбурили, взорвали, сровняли. У самой же реки стоял небольшой, построенный еще в прежние времена, дом. В нем до революции и еще какое-то время после жил святой. Пишу без кавычек. Именно так вспоминает о нем мой родственник:

   — Почему же святой? — спрашиваю у него.

   — Был он монах. Питался очень скудно. Ходил в веригах. А спал в гробу. Люди называли его святым. Здесь, под скалой, бил родник чистой, холодной воды. В определенное время, когда точно, не знаю, со всей округи и даже из дальних мест съезжались сюда люди. Порой до 100 и более человек. Богомольцы ставили палатки, молились, пили воду. Святой старец благословлял их, молился о здравии.

   — Как же его звали?

   — Не знаю. После Гражданской войны, когда начались гонения на церковь, сами же православные увезли святого в Екатеринбург.

   — Он был, наверное, из старообрядцев?

   — Скорее всего, нет. О нем я узнал со слов отчима, жившего после в том же самом доме, где обитал когда-то святой. Теперь это уже исторический факт, — заканчивает свой короткий рассказ о необычном для нас человеке Алексей Афанасьевич Буторин, орденоносец, уважаемый в поселке ветеран завода.

   Сарец… святой. Кто он? Официальной православной церкви или старообрядческой? Здесь, неподалеку, у Кысыкуля, стоял не только Никольский монастырь. От этого места и десяти километров не будет до острова Веры на Тургояке. Острова, известного на Урале своими старыми скитами, преданиями и чудотворной иконой, некогда принадлежавшей монахине Вере. Поклониться святыне туда каждое лето в определенный день крестным ходом с хоругвями и молитвенным пением шел по озерному берегу народ. И родник мог стать святым лишь освященный благодатью Божьей… Святым Духом, чудотворной силой икон. Неужели не сохранилось в памяти людей имя того старца? И никто не поведал детям о его жизни, молитвенных подвигах?

   Хтя что говорить об этом временном отрезке. Почти век тяжелейших, величайших испытаний! Кровавая карусель Гражданской войны… и ее продолжение в репрессиях 30-х годов. В 19-м у подножья наших гор и в полынных степях Зауралья произошло сражение граждан одного Отечества. Одно из самых больших за всю ту войну! Принял участие в нем и полк добровольцев из Миасса. В недельной битве от северных до южных границ области с обеих сторон убитых было более 50 тысяч человек. А сколько на земле нашей братских могил, подобных челябинской Золотой горе? От тех грозных лет только в Миассе и только известными остались две. Одна рядом, у Монашеского болота. Где здесь уцелеть человеку праведному? Не только слабый родничок, но и гранитные скалы исчезали с лика земли, унося в небытие прошлое.

   Лтит время, уходят люди. Стираются из памяти события, факты, встречи. Еще недавно казалось: навсегда ушел из нашей жизни свет духовности. Но обновляются храмы, закладываются новые, вспоминается прошлое.

   Гворят, только Челябинская земля за прошедшие века не породила ни одной святыни… ни чудотворных икон, ни святых источников. Отчего же? Вокруг нашей области Далматская, Табынская, Чимеевская иконы Божией Матери. Почитаемые ключи, родники, источники. От них — защита, прощение и просвещение. Воскресают из небытия родники!