Мы продолжаем публикацию избранных отрывков из духовного наследия покойного московского священника отца Георгия Чистякова.

   Онажды я позволил себе предположить в своей книге «Размышления с Евангелием», что для каждого великого святого какое-то одно блаженство из тех, что названы Христом в Нагорной проповеди, как бы вышло на первый план. Стало в жизни важнейшим, ключевым, в каком-то смысле портретом этого святого человека — портретом в слове.

   Дмаю, нечто подобное мы встречаем и в истории хотя бы и нашего уходящего века. Были в нем такие «минуты роковые», когда наиболее пронзительно звучали для людей слова: «Блаженны миротворцы...» — вспомним, сколько войн случилось в XX столетии, или: «Блаженны плачущие...» — вспомним, сколько было пролито в нашем веке слез, или: «Блаженны изгнанные правды ради...» — вспомним, например, что эти слова написаны на надгробье Александра Галича на русском кладбище под Парижем, где покоятся сотни наших соотечественников-эмигрантов, изгнанников...

   Сгодня, мне кажется, нам необходимо прислушаться к словам: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

   XX век — это век ужасающего кризиса веры. Очень трудно почувствовать Бога. Для большинства принявших Бога вера в Него — это некая система взглядов, или идеология, или путь, по которому нам хотелось бы идти.

   Кгда приходится говорить сегодня с теми, кто себя считает защитниками веры (неважно, от кого, — враг всегда сыщется), часто обнаруживаешь, что на самом деле эти люди верят в какие-то принципы, какие-то структуры, в необходимость рабского, холопского подчинения этим структурам, но не в Божье присутствие в мире. Не в Его любовь. То есть нет в этой вере самого главного.

   А почему? Да потому, что нам всем остро не хватает чистоты сердца. Не хватает радостного, детского, наивного и вместе с тем защищенного, незыблемого, бесстрашного простодушия, которое дает возможность понять, что есть в жизни одно чувство — чувство Бога, по сравнению с которым все второстепенно. Второстепенны принципы, потому что нет правил без исключений. Второстепенны даже заповеди, потому что любая из десяти теряет смысл, если превращается в какое-то абсолютное требование, сразу перестает быть призывом, с которым к тебе лично обращается Бог. Только будучи адресована лично ко мне, она имеет смысл. Заповедь «Не убий» ничего общего не имеет с Уголовным кодексом и с его установкой на то, что человек, совершивший убийство, должен быть наказан соответствующим образом. Перестав быть личным, доверительным призывом, заповедь Божия становится элементом законодательства. Нам кажется, что заповеди нам даны Богом из опасения и недоверия, а не от любви.

   Тк же точно, как с Ветхозаветными Заповедями, обстоит дело и с Евангельскими Блаженствами. Кажется страшной дерзостью вот это самое: «...Ибо они Бога узрят». Мы знаем из Библии, что лицом к лицу с Богом оказался Моисей и потом спускался к людям с горы, занавесив лицо, чтобы они не ослепли. Мы знаем, как Бог являлся величайшим святым — они скрывали от людей факт Богообщения. Но в действительности быть чистыми сердцем — уже чудо видения жизни в совершенно ином свете. Чистый сердцем видит Бога во всем и во всех. Он узнает Бога в больных детях, в запахе осенней листвы и в математических формулах, над которыми ломает голову... Мы готовы узнать Бога в церковных песнопениях, в сиянии свечи перед иконой, но, увы, нам не удается узнать Бога в капризах больной матери или в той боли, которую переживает в переходе метро грязный нищий. Не удается узнать не оттого, что эти образы далеки от великолепия Бога, но потому, что сердца наши загрязнены.

   Чстые сердцем, они есть. И к ним почаще надо обращаться. Они — наше общее сокровище. Мы должны лететь на этот свет. Увы, нас тянет куда-то совсем в другую сторону.

   Пчему? Здесь работает закон всемирного тяготения: камень падает вниз, даже брошенный в небо. Чтобы он взлетел к звездам, нужна огромная сила. Другой вопрос: как быть подхваченным этой силой и стать несомым ею. Этого мы не знаем. Наша вера, наша религиозность, наше уважение к истории и традициям Церкви все время выливаются в ритуал, направляются по каким-то простым путям. Ну конечно же, проще написать записку о здравии и дать ее прочитать священнику, чем простоять ночь на коленях у постели больного. Мы — люди, предпочитающие писать записки. А святые предпочитали стоять на коленях возле страждущего. Можно вспомнить преподобного Иоанна Дамаскина, то, что написано о нем в замечательной поэме А. К. Толстого. Иоанн, когда умер его друг, преступил обет молчания, то есть совершил грубейшее монастырское «правонарушение», ослушался своего начальства, не потому, что он считал себя в силах петь гимны, не потому, что осознавал свой поэтический дар, а по одной простой причине: его переполняли боль утраты и любовь к этому конкретному человеку.

   М все время пытаемся действовать — и в Церкви, и далеко за ее оградой — ради людей, а не ради человека. Мы отстаиваем догматы и принципы, в то время как наша задача — нести в мир любовь.

   Чстые сердцем есть, их тысячи — просто они привыкли прятаться. Они не позируют перед камерами, не дают интервью, не занимаются политикой. Увидеть чистого сердцем непросто.

   О едет вместе с нами в метро, стоит в одной очереди, сидит за соседним столом на работе — и это лишь наша вина, что мы не обращаем на него внимания, видим — и не узнаем, смотрим — и не понимаем, кто это.

   Икем он может стать для нас.