Летите, голуби!..

   Вте годы человек без официальной работы через полгода определялся как паразитирующий элемент. Дабы избежать этого, мужики искали работу, где можно было бы сохранить силы для пимокатного дела, работали кто в пожарке, кто в охране, регистрировались в финорганах и стучали колодками в предзимье чуть ли не сутками. Другие же, как говорят, у станка от гудка до гудка, но ремесло, что переняли в наследство, не забывали. Жили в нашей улице такие, два брата-кустаря. Различало их то, что старший брался скатать валенцы на заказ знакомым, потел без патента. Пимы у него получались на совесть. Младший старался в открытую, но для базара. В их семьях были дети, но у волейбольной сетки не скакали. У старшего Маслова сын Михаил после автотехникума определился в засекреченный Челябинск-40, стал невыездным и приезжал к родителям очень-очень редко.

   Вмногоквартирном коммунальном доме на углу переулка жили Дубровские, Салимовы, еще кто-то. Рядом стоял дом Епифановых. Во всех семьях было по четыре-пять детей. Матери их были всегда в делах и хлопотах по дому, озабоченные ежедневной проблемой накормить, постирать, с утра надо было пробежать по магазинам в надежде хоть что-то купить для семьи. Большинство женщин не работали, но их домашний труд вряд ли осилит наш брат-мужик. В семьях ладилось, распределялись обязанности. У детей главной была учеба, ну и, конечно, любая посильная работа по дому. Ежедневной обязанностью подростков было ходить за хлебом. До магазина добежать — дело минутное, но на очереди уходило два-три часа. Стоять приходилось чаще всего среди ровесников и бабулек, не терпящих баловства. Каждый из нас свою долю воспитания получил именно вот в таких очередях.

   Н всем учеба давалась легко, но почти все вышли в жизнь нужными людьми. Спасибо очередям и бабулям.

   Гава семьи Дубровских работал на автозаводе. Одна из первых на улице эта семья получила квартиру в центральной части города. Потом уехали Салимовы, Русины. У Епифановых старшая дочь Зоя была уже замужем. Марию, помню, не раз избирали депутатом горсовета. Сын Борис шоферил в «Скорой помощи». Валя окончила автотехникум. Татьяна после свадьбы уехала с мужем в закрытый город к сестре Полине.

   Золотинки в ладонях

   Еть на улице два дома уж очень друг на друга похожие. Высокий фундамент, три окна на дорогу, по одному шаблону сработаны наличники с прорезной резьбой. Поговаривали, будто в домах этих братья справили новоселье еще при царе. Я же помню в одном семью начальника городской госавтоинспекции Петра Ивановича Трубеева. У Трубеевых во дворе была корова и послевоенный, очень невзрачного вида, с дырявой брезентовой крышей «ГАЗ-67»-джип. В другом жили Лузины. Про деда Лузиных соседи говорили: печник от Бога. В улице печи сложены в основном руками Лузиных. Очажок, каменку в бане, русскую печь аль голландку отец с сыном Александром сделают так, что залюбуешься. Тяга в трубе, огонь в печи, самовар гудит, свежий хлеб на столе, тепло в доме — все на радость людям. Бывало, старший начнет пенек под печь выкладывать, сын рядом подсобляет. Ему бы с пацанами на улице, но отец: «Ты, Санька, смотри, как отец робит, в жизни все пригодится. У настоящего печника одна рука в глине должна быть, не бойся глины-то, не сажа. Другая, которой кирпичи кладешь, — чистая, вот тогда и печь сладится любо-дорого посмотреть». Санька науку отцовскую крепко усвоил, а как отца не стало, сделался в краю первым мастером — и печником, и маляром. Двоих сыновей и дочь растили Лузины. Пробовал дядя Саша с сыновьями золотишко мыть, получалось. Только навык этот сыновьям не сгодился. Старательское дело после войны разом прикрыли. А крупиночки те, что сыновья в руках подержали, талантом в парнях проросли. Юрий лыжами увлекся, стал мастером спорта, сейчас на пенсии, всю жизнь проработал в учебных заведениях города. Заслуженный работник культуры, преподаватель колледжа искусства и культуры Геннадий Александрович Лузин тоже с нашей улицы, из того дома.

   Дм Варгановых — большой, в шесть окон на улицу, нам, пацанам, казался дворянской усадьбой, как в кино. В доме как будто остановилось время: дети давно выросли, но игрушки так и остались лежать во дворе среди старых, ненужных вещей. Дед Варганов был на пенсии и слыл в улице местным Мичуриным, бородкой и глазами очень походил на нарисованного в учебниках. Дом утопал в зелени. Росло много сортовых яблонь, груша, выше крыши была черемуха — пристанище воробьям, вдоль забора — малина, крыжовник. Дед умел делать прививки дичкам, по весне учил соседей, а осенью, если ребятня не опережала его в сборе, гордился урожаем яблок. Жена деда Мария Ивановна была управляющей стройбанком. Дети жили уже отдельно. Про сына Юрия пересказывали в улице легенду, что был где-то специалистом-ракетчиком. Дочь Римма жила в Москве, была редактором журнала «Работница», который выходил в те годы специально для женщин революционной Кубы. Она окончила иняз и владела четырнадцатью языками. Свекор Риммы был в стране человек известный, член правительства Молочков. Живя в столице, она не забывала о Миассе, часто писала знакомым, подружкам. Дочь Риммы тоже окончила иняз, но осилила лишь пять языков.

   Отца не посрами

   М, пацаны, знали, что наши отцы почти все прошли по дорогам войны. Стараясь походить на них, играли в войнушку. Летом носились с бабахалками по улице, осенью, после копки картошки, раздолье было в огородах. Заборов не было, и нас за беготню по опустевшим грядкам особо не журили. Однажды в мае отцы вытащили из сундуков гимнастерки, сапоги, фуражки. Кто-то долго натягивал хромачи — усохли парадно-выходные, кто-то распрямлял плечи — и линялая гимнастерка вдруг трещала по швам. Фуражка, сплюснутая от долгого хранения в сундуке, смешно сидела на затылке. И тогда отец подзывал наследника, водружал реликвию сыну на голову аж до самого носа: «Ну, что, герой, годится для войнушки? — и уже серьезно: — Отца не посрами». Герой получал шлепок под зад и, радостный, вылетал в фуражке на улицу. А отцам ничего не оставалось делать, как на торжество надеть фронтовые награды. С подачи писателя Сергея Смирнова день Победы в тот год вновь обрел статус Великой Победы советского народа над фашизмом. В том мае я впервые увидел орден Отечественной войны и медали на пиджаке соседа дяди Вани Копылова. После официальной встречи где-то в городе они с отцом сидели на лавочке в обнимку и пели «Землянку», слезы у обоих текли по щекам. Дочь Копыловых окончила Челябинский пединститут и до пенсии проработала в школе № 60, преподавала биологию. У нее две дочери-близнецы, тоже педагоги, есть дети. У одной — тоже близнецы, но сыновья.

   Под крышей дома моего

   Н педагогов наша улица действительно богата. Сосед дворами, дядя Андрей Копытов, учил нас в школьных мастерских, как правильно работать у тисков и при этом сберечь пальцы. Он умел многое: знал столярное и слесарное дело, имел права и водил школьный «ЗИС-5», любил шахматы и играл на аккордеоне. А ребята любили смотреть на его невысокую, но атлетически сложенную, с рельефной мускулатурой фигуру. Не знаю, занимался ли он спортом или так «накачался» от физической работы. Кажется, был он из семьи старателя.

   Псать о своем доме — нескромно. Не писать — получается как в анекдоте: «один я в белом жабо». Если судить по фотографиям конца девятнадцатого века, то уже в то время бревна домов улицы были темными от времени. На «загар» дереву надо не меньше тридцати лет, на хороший «загар» — и того больше. Получается, что нашему дому, как и всей улице, уже за 170 лет. Заглянул в домовую книгу и открыл для себя, что идет уже восьмой десяток лет, как отец с помощью родственников купил на Второй Ильменской половину дома. Помню из детства, как однажды летом в дом постучал высокий, интеллигентного вида мужчина, очень даже по тем временам хорошо одетый. Представился: «Кинооператор Раппопорт». Они с отцом долго разговаривали у ворот, потом прошли по двору, заглянули в огород, в дом. Затем незнакомец достал из портфеля небольшую кинокамеру — диво для нас, с минуту стрекотал, нацеливая ее то на дом, то на улицу. Когда он распрощался, я спросил у отца: «Кто он?»

   Вгоды войны для возведения автозавода на Урале были эвакуированы тысячи рабочих с предприятий столицы. В нашем доме в то время квартировал кинооператор с непонятной фамилией Раппопорт. Возможно, он снимал кадры кинохроники строительства автозавода. Образ этого человека детская память зафиксировала надежно. Спустя десятилетия его фамилию встречал в титрах кинолент «Молодая гвардия», «Тихий дон», «Люди и звери», «Журналист»... Однако по сей день в сомнении: действительно ли это был именно тот Раппопорт? Не считай он нашу улицу своей, стал бы в командировке выкраивать время, чтоб вновь увидать приютивший его дом?

   Оец всю жизнь проработал на предприятии «Миассзолото». Последние годы был ведущим конструктором проектного отдела. Подал много рацпредложений, заявка на изобретение так и не прошла. Он неплохо рисовал красками и очень жалел, что не научился играть на скрипке. Матери за девяносто, брата уже нет. Он два года проучился в Ленинградском театральном институте в мастерской известного режиссера Товстоногова. Был отчислен за порочащие связи с господином Бахусом. Работал во многих театральных коллективах Урала, снимался в фильме «В огне брода нет».

   Окончание следует.