Нконец где-то сзади осталась всепожирающая полоса огня, едкая гарь, жуткий гул ветра, крики людей, надрывный рокот тракторов. Лесной пожар выгнал ее утром из укромного уголка в сосновых посадках. Не единожды она пыталась, но никак не могла сквозь сизый дым уловить запах болотца или ручья и вырваться из огненного плена. Она металась по лесу, натыкаясь на людей с лопатами, ветками, шарахалась в сторону, но снова на ее пути возникали люди, машины, тракторы. Четвертый день в лесу бушевал пожар. Только ночью, по обмелевшему руслу лесного ручья, ей удалось уйти от огненной стихии.

   Внетронутом огнем березняке она вновь ощутила прелесть весеннего леса. На солнцепеке уже появилась молодая зелень — нежная, вкусная. Пели и порхали птахи, носились мухи, всюду копошились муравьи. Здесь спустя несколько дней у нее и появился малыш — рыжий, с белесыми пятнышками по бокам и чисто-белой подушечкой сзади. Косуленок как две капли воды походил на мать.

   Ксуля кормила его молоком и учила бегать. Отойдет в сторону и зовет. Малыш неуклюже подбежит к ней, и мать нежно лизнет шершавым языком его упругую шерстку. Иногда косуля отходила на значительное расстояние. Он не бежал к мамке, а прятался в траве, сливаясь с ней, замирал, лежал не шелохнувшись.

   Онажды эта способность таиться обернулась для косуленка бедой. На малыша наступила лошадь. Жуткий звук резанул тишину. Всадник чудом удержался в седле. Встав на дыбы, лошадь отпрянула в сторону. Косуленок попытался вскочить и спастись в лесной чаще, но задняя ножка оказалась сломана. Мать стремглав бросилась к малышу, но, сделав несколько прыжков, замерла. Возобладало данное природой чувство самосохранения.

   Пжилой мужчина спрыгнул с лошади, захлестнул о березку поводья, поспешил к косуленку. Увидев человека, малыш еще больше затрясся от боли и страха. «Ой, пропадешь ты с такой ногой, пропадешь, — вздохнул, сожалея, лесник. — Возьму-ка я тебя на излечение». Сняв пиджак, человек поднял косуленка с земли, спеленал. Обратно на кордон ехали осторожно. Всадник прижимал одной рукой к себе живой сверток, другой удерживал от быстрого шага лошадь. Так в начале лета на дальнем кордоне добавилась еще одна живность — косуленок Тиша.

   Взле попавшего в беду Тинечки (так ласково нарекли малыша) собрались домочадцы. Хозяин приготовил две дощечки, жена лесника принесла вату, бинты. Гипса на кордоне не оказалось. Обошлись тем, что было.

   Тлько на четвертый день косуленок порадовал хозяйку — дернул несколько раз за соску на бутылке с парным коровьим молоком. С того дня дело пошло на поправку. Тиша оказался на редкость послушным больным, но признавал только хозяйку, других боялся, прятался.

   Бежали дни, проходили недели. Ножка срослась. Бинты и дощечки стали мешать косуленку резвиться. Первое время Тишка прихрамывал, ступал осторожно, но со временем окреп. День он проводил на солнышке за невысокой изгородью около дома. Кошки и щенок стали его друзьями. Люди, приезжавшие на кордон, иногда забывали про свои неотложные дела: до того было забавно смотреть, как щенок, загнав кошек на кусты сирени, принимался гонять по грядкам косуленка, как тот взбрыкивал задней ножкой или, разворачиваясь и опуская голову, встречал щенка чуть заметными рожками. Игра животных веселила и завораживала.

   Зчарованными подобной игрой оказались и мы. В тот день Тинечку еле отыскали. Он крепко спал среди кочанов капусты. Встав и потянувшись, косуленок подбежал к хозяйке, ткнулся мордочкой в ладони.

   — Вот так он всегда кушать просит, проголодался. Иногда даже тоненько попискивает, как птичка. В день по три литра молока спаиваю ему, — лесничиха протянула косуленку бутылочку с молоком. Он ухватил резиновую соску, зачмокал. Щенок крутился возле и ловко ловил капли молока на лету.

   — Озорничает, поди, в огороде?

   — Озорничает. Огурцы съел, потом кабачки и тыкву. А вот капуста что-то не нравится. Но больше всего он любит ласку. Недавно к нему приходила мать. Мы почему-то так решили. Большая, рыжая, подошла к кордону, постояла, все воздух нюхала. Собаки лаяли, а она не уходила. Может, признала. На днях муж очень за Тишку напугался. Вон на той дорожке его увидал. Думал, что он через ограду перемахнул. Прибежал за мной. Зови, говорит, Тишку из леса, пока в глубь не ушел, зови пока цел. Побежала его звать. Только крикнула — чувствую, кто-то сзади меня легонько так... Обернулась — Тинечка. И на дороге точь-в-точь такой же. Верно, подружка в лес звать приходила.

   — Ну и выпустили бы его на волю.

   — Мы бы нашли в себе силы расстаться с ним, но он такой доверчивый. Это его и сгубить может. Сколько помню, у кордона лоси постоянно держались, а вот уже который год во всем лесу ни одного не встретишь. Люди хуже волков стали. В стайке места и ему хватит. К зиме на сено да на крупу-дробленку перейдем, перезимуем.

   Пощаясь, протянул ладони к косуленку. Тиша вытянул шею, понюхал. Запахи машины оказались знакомы. Малыш ткнулся носом, а потом лизнул ладони шершавым языком. Аж мурашки по спине пробежали.

   Пзднее узнал, что с Тишей случилось то, чего больше всего боялась лесничиха. Однажды поздней осенью, уж снежок пролетал, подросший щенок под утро, чуть только засветало, громко залаял. Лаял как-то странно, с привыванием. Будто звал. Лесник вышел во двор — никого. Огляделся, прислушался — никого. Распахнул калитку — пес стрелой со двора. Лесник за ним. Оба остановились у Тишки. Тишка лежал у забора, того самого забора, который он накануне с легкостью перемахнул и убежал в лес. Глаза его были чуть приоткрыты, шерстка до носа мокра, с реснички свисала слеза. Бок косуленка был темен от спекшейся крови. Он еле дышал. Леснику ничего не оставалось делать, как прекратить страдания любимца.

   Кестьянская душа супротивилась скормить мясо собакам. Отварили. Поставили чугунок на стол. Лесничиха достала из загашника горькую. Лесник налил в стакан, принял, кулаком размазал по щеке слезу, отодвинул к краю стола миску с мясом и заторопился в лес. Хозяйка отвернулась к окну, разревелась. Кот, что крутился у стола, получил веником под зад. К мясу ни в тот день, ни после так и не притронулись.

   Нт, это не сказка про серенького козлика. Душевная доброта россиян издревле была от любви к ближнему и сострадания. А то, что случилось, — наша действительность.

   Дбро и зло. Достояние нации?