Горгия Сергеевича Козулина мы хоронили в Неделю Марии Египетской, пятое воскресенье Великого поста. Перед этим было отпевание в его родном Свято-Троицком храме, прихожанином которого Георгий Сергеевич был с 1943 года, было трогающее до глубины сердца надгробное слово отца Георгия, были голубоватые клубы ладана и священные слова заупокойных молитв. «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего…»

   Горгий Сергеевич был одним из моих учителей. Он учил меня читать Апостол и паремии, подпевать обиходным песнопениям клироса. Но больше всего он учил меня тому, что можно определить словами «быть церковным человеком». Георгий Сергеевич, сын церковного старосты, в 20-е годы сосланного на Урал за защиту от поругания родного храма, не мыслил своей жизни без Церкви. Вместе с супругой Зоей Ивановной он многие десятилетия пел и читал на клиросе, не пропуская ни одного богослужения. Его любимыми всю жизнь книгами были Святое Евангелие и Псалтирь. Никогда не скрывая своей веры, Георгий Сергеевич всегда был далек узости и нездорового фанатизма. Никто, как он, не умел так пошутить и посмеяться, беззлобно подтрунить и мягко наставить. Он и запомнился мне очень веселым, очень светлым и трепетно верующим человеком. А за плечами были и тяжелый труд на шахте, и годы трудармии, но при всем этом спокойная и ясная вера в Промысел Божий, в милосердие Отца, верность Богу и Его Церкви.

   …Я и сейчас как будто вижу Георгия Сергеевича, строго покашливающего перед чтением Апостола, громко и четко, на весь храм произносящего священные слова, вплетающего свой мягкий баритон в антифоны Литургии: «Пою Богу моему, дондеже есмь…» Он и пел Богу всю свою жизнь, пел Ему всей своей жизнью, которую щедро отмерил ему Господь. Помню, ему очень нравились слова из Псалтири: «Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет»; ему самому, когда я узнал его, было к восьмидесяти, и он заражал нас, молодых, своим жизнелюбием и бодростью, которые, конечно, имели своим источником глубокую веру. Когда, уже после инсульта, мы навещали его дома, он легко подкидывал на своих старческих, но таких крепких руках моего полуторагодовалого сына. Всех же дней жизни Георгия Сергеевича было чуть больше девяноста одного года.

   …И похороны его были очень светлые. И когда над свежей могилой раздался ликующий, будто уже пасхальный перезвон храмовых колоколов, вдруг вспомнились строки, которые он столько раз читал за богослужением: «Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним» (1 Сол., 4, 14).