К 89-й годовщине «Миасского рабочего»

   Солдатские будни

   Првое время думал, что стал журналистом случайно. С годами начал понимать: случайности важны всем, кто ищет свое место в жизни. Размышляя, с благодарностью вспоминаю солдатские будни. Но журналистом я стал не совсем случайно.

   Д армии всего на полгода судьба свела меня с незаурядным человеком — фотокорреспондентом «Миасского рабочего» Владимиром Николаевичем Самоквасовым. Работая в газете, он находил время приобщить нас, студийцев, к черно-белому миру светописи. Все оборвалось разом повесткой из военкомата.

   Н призывной комиссии надоел: готов служить хоть где, но только фотографом. Отправили в погранвойска, где фотоаппарат иметь строго запрещалось. В числе неудачников оказался в стройроте. Как ни странно, фотоаппарат разрешили. Чем бы солдат ни тешился — лишь бы в самоволку не бегал. Тут я должен благодарить случай (а случай ли?), который круто изменил службу, а судьбу надолго связал с газетой. В стройроту приехал студент-заочник факультета журналистики. Полдня мы с ним лазили по стройке, брали материал, потом проявляли, печатали снимки. А через полтора месяца я был переведен в Алма-Ату в штат газеты «Часовой Родины». Так рядовой из стройроты оказался фотокорреспондентом окружной газеты. Тысячи километров дорог, сотни катушек отснятой пленки, встречи со сверстниками в отрядах, на заставах. Именно тогда понял важность своей работы. Аккуратно вырезанные из газет фотографии погранцы посылали родным, близким, невестам.

   Возьму сверх штата

   Псле службы усидел без дела не больше недели. Страшно притягивала редакционная жизнь. Решил — прямо к редактору. Жестом показав на стул, он продолжал говорить по телефону и что-то быстро, размашисто записывать. Положив трубку и сняв очки, редактор посмотрел на меня.

   — Ну, служивый, рассказывай.

   О заинтересованно, обо всем понемногу расспрашивал и вдруг: «Незадолго до смерти твой отец был у меня. Если что... просил помочь. Возьму сверх штата разъездным корреспондентом. Фотографом не могу».

   Втот первый разговор с шефом выложил все свои «минусы» и сомнения: русский и литература в объеме восьмилетки — на твердую тройку, жизни не знаю, за плечами автотехникум, два месяца работы на автозаводе да годы службы.

   — Не боги горшки обжигают. Пиши заявление, попробуем.

   Александр Филиппович Филипоненко дружески хлопнул меня по плечу и повел по этажам редакции знакомить с коллективом. Так, с декабря 1971 года я стал сотрудником городской газеты.

   В«Миасском рабочем», как и боялся, дела пошли не совсем гладко. Старанием нельзя было восполнить умение. Редакционную норму в две тысячи строк еле вытягивал наполовину. Часто выручала фотография. Снимки спасали полусырой, слабо написанный материал. За ошибки шеф не раз вызывал на ковер, по-отцовски журил. Но больше мучила совесть: сверх штата, полнормы в месяц, да еще с ошибками — кому нужен такой работник? Через полгода решил уйти. Первый раз из «Миасского рабочего» уволился, не проработав и года.

   Рупор партии

   Кк-то, заглянув в редакцию, повстречался с шефом.

   — Ну что, блудный сын, возвращаться надумал?

   — Литсотрудником уже поработал. Фотокорреспондентом возьмете?

   — А ты заходи, заходи.

   Мсяца через два место фотокорреспондента в «Миасском рабочем» оказалось вакантным. Чуть не в два раза потерял в зарплате, но обрел то, к чему стремилась душа.

   Прерыва в газетном деле будто и не было. В те годы «Миасский рабочий» выходил тиражом более 40 тысяч экземпляров. Развернувшееся по всей стране социалистическое соревнование ежеквартально плодило все новых и новых передовиков производства. Еле успевал побывать в течение дня в трех-четырех местах города и сделать снимки. Автозавод, ТРУ, напилочный завод, мебельная и швейная фабрики, строительные объекты да плюс фото на десяток тематических полос — вот круг, в котором, подобно белке в колесе, крутился не один год.

   Гзета была идеологически подвластна. Горком партии крепко держал свой рупор. Журналисты организовывали статьи за подписью рабочих, подхватывали одну за другой кампании: то уборка урожая и закладка овощей, то подготовка к отопительному сезону; в засуху освещали заготовку кормов для животноводства, писали о трудовых победах в честь Первомая или Великого Октября, даже экономику призывали быть экономной. Газета держала под своим контролем строительство больницы автозавода, нового вокзала, боролась за пуск троллейбусной линии... Странное дело, нам казалось: вот напишем в газете — и дела сразу пойдут как надо. Писали, шумели... Ветер уносил. Но опять казалось: вот «внедрим» — и все пойдет хорошо. В газетах было изобилие, в магазинах — голые полки и прилавки. Но почти все перевыполняли план. Кто-то из нас понимал, какой «лапшой» мы кормили подписчика, но брал по телефону «номер паровоза, фамилию машиниста» и сдавал на первую полосу информацию о правофланговых соцсоревнования с очередным «выполнил-перевыполнил», кто-то принимал все как должное и трудился в свете решений очередного съезда КПСС, кто-то был молод, кто-то с партбилетом и зависим, как вся газета.

   Слабости и достоинства

   Н шла в редакции жизнь, читателю неведомая, от которой достоинство газеты зависело не в малой степени. Нередко велись беседы не только о газетных делах. По вечерам иногда собирались в накуренной комнате — бумага на столе, хлеб, баночки консервов, несколько луковиц, и... сам собой возникал разговор. Часто вспоминали что-нибудь смешное из редакционной жизни, спорили, но о политике либо ничего, либо полушепотом...

   Был среди нас человек, который прекрасно знал литературу, писал стихи, по-своему любил людей, с талантливой и щедрой душой, — Михаил Петрович Лаптев. Он несколько лет возглавлял литобъединение при редакции. Тянулись мы и к Юрию Степановичу Марамзину. Он всю жизнь проработал в «Миасском рабочем», отлично знал город, умел запросто и бескорыстно помочь в любой житейской просьбе. Его располневшая фигура никак не соответствовала живому и вспыльчивому характеру. На каждый случай у него была своя история, которую он мог с большим мастерством преподнести. Мы нередко завидовали его смелости, невзирая на ранги, вступать в спор и отстаивать истину.

   Нзвать их своими учителями не могу. Но я многое взял от них, от всех, кто был в те годы в редакции рядом. Просто видел, как они трудились, знал круг их интересов, слабости и достоинства. Все мы ценили инвалида-фронтовика, горевшего в танке, Виктора Николаевича Чевыченкова за огромную работоспособность, преданность газете, такт и человеческую чуткость. Василия Дмитриевича Опалева — за умение найти яркую деталь, создать в материале эмоциональный настрой. Зою Анатольевну Соколову — за собранность, культуру, способность зрело оценить факты. Удивляли обстоятельность в работе Федора Степановича Петрова и разносторонняя эрудированность Соломона Ароновича Эпштейна. У редактора Александра Филипповича Филипоненко было поразительное чутье на наши ошибки. Мне не довелось работать вместе с Вадимом Огурцовым, Владимиром Таракановым, Борисом Мироновым, Сергеем Крыловым. В те годы коллектив редакции обновился. Пришла молодежь: Галина Шамбадал, Зоя Булатова (Карманова), Саша Романов, Геннадий Решетин, Алексей Зайцев, Саша Тарасов.

   Когда народ смеется

   Мбильная должность фотокорреспондента, маломальский навык писания и новенькая «Ява» делали меня вездесущим. Но все чаще и чаще я стал чувствовать в трудовых коллективах неприязнь людей к тому, что требовала от меня газета, — «выполнил-перевыполнил». Одно дело взять подобную информацию по телефону, другое — уговорить человека сфотографироваться для газеты «в свете решений партии». Тяготило откровенное фотовранье, инсценировки кадров. Был, к примеру, такой расхожий фотоштамп: один читает «Правду», с десяток других серьезно слушают — политинформация в обеденный перерыв.

   Нверное, настроение людей почувствовал намного раньше неотвратимой перестройки и пришел к редактору, но уже с отказом от должности фотокорреспондента. Но все то время вне редакции никак не мог свыкнуться, что журналистика не мой удел. В третий раз не отказал редактор, принял меня корреспондентом, на должность выпускающего. Как потом вышло — зря. Никаких бунтов против установленных порядков не поднимал. Я до слез хотел остаться в штате редакции. Но в то же время писать о том, к чему не лежит душа, интересно, быстро, качественно не мог: чего-то во мне не хватало. Сдавать же в секретариат, как в юности, ради строк тягомотину... Нет, лучше уж сразу и навсегда. Сам разжал пальцы и выпустил из рук свою жар-птицу — журналистику. Так, осознанно, с третьей попытки я не стал журналистом.

   Ворвалась гласность

   Птч и смутное время. Забастовки, митинги, развал Союза и первые шаги в «загнивающий» капитализм. Переоценка ценностей. Свежий ветер перемен и новый взгляд на редакционные дела. И снова работа в газете, но в другой, родившейся в годы перестройки. Документально, посредством фотографии отразить происходящее и стало моей работой. Снимать в то время было непросто, но исключительно интересно. Почти никакой постановки кадра, репортаж, накал страстей на митингах и забастовках. Увидеть, прочувствовать, скадрировать, снять — и сразу в номер.

    Для журналистов распахнули двери, в жизнь ворвалась гласность. Снимки живые, эмоционально яркие и тут же давящие своим трагизмом. И при этом трагизме жизни вдруг срабатывали тормоза, еще прокачанные советской идеологией. Рука с фотоаппаратом, как у атеиста в церкви, не поднималась, кадр отпечатывался в сознании, а иногда в душе. Нищета и новые русские, исчезнувшие с газетных полос рабочие и появившиеся всюду, как грибы после дождя, челноки-предприниматели. Одних уже не снимешь, от других можно было и в лоб получить. Но летят годы, жизнь «устаканилась». Покатилась по другому руслу. Как сегодня дела, журналист? Нет печатной цензуры, но появилась в несколько раз хуже, к месту и не к месту, «коммерческая тайна». Очень сузилась география и тематика. Давит реклама, но это деньги. Исчезли с полос снимки заводчан, людей труда. Досадно. Многие газеты, даже областные, в погоне за читателем стали падки на уголовные новости: грабежи, убийства, наркоторговля... Нагнетаются криминальные страсти. Тут бы и вспомнить слова пролетарского вождя, что «газета не только организатор, но и воспитатель масс».

   Родники души

   Срок лет с фотоаппаратом. Последние девять лет были отданы работе фотокорреспондентом в «Глаголе». Ушел по ряду причин. Иногда пробовал писать. Говорят, получалось, и даже порой спрашивали: «Когда возьмешься за перо?» Наверное, пришло время. Что ж, не бывает худа без добра. В четвертый раз вернулся в «Миасский рабочий». По четвергам выходит полоса «Родники». Она неслучайно названа так. Родниками пользуются горожане, стремящиеся вести здоровый образ жизни. За «живой водой» из глубин люди готовы ехать за десятки километров. На страничке речь о родниках души. То, что дают они, не измеришь литрами и километрами. Родники души — в другом измерении. Если не искать мудреные слова, то скажу просто: это то духовное, что издревле человек берег и передавал своим детям. Неспроста Родина, родник, народ, природа — все имеют общий корень «род». Народ, не имеющий глубоких корней, — слабый народ. Всего три месяца, как стали выходить «Родники». Радует то, что звонят, страничка приглянулась. Спасибо и вам на добром слове.

   Труд журналиста

   Ивсе же, чем замечательна работа журналиста? Люди… Журналисту встречается много людей — и плохих, и хороших. Мне везло. На границе снимал героев Жаланашколя и Даманского. В архиве есть негативы космонавтов из первой двадцатки, знатных людей Советского Союза, снимал на ХIII партсъезде Казахстана и городских партийных конференциях, фотографировал политиков перестройки… Но с не меньшей гордостью могу сказать, что меня знает пенсионер Салават Юлаев, что я желанный гость в доме отшельника Абдуллы, который четверть века живет один в заброшенной деревне у горы Иремель. Рад при встрече ветеран золотодобычи Владимир Васильевич Калугин, зовут на чай супруги Валентин Иванович и Тамара Яковлевна Поповы… Эти люди вышли из самой гущи народа, выросли, как говорят, «на картошке и хлебе». По их силе духа, умению трудиться можно судить и о жизненной силе уральцев.

    Человеческие дела… За годы работы в газете я видел, как учат любить и охранять Родину. Видел, как рождаются грузовики и как отливают золотые слитки, снимал разведку недр и строительство туннеля под новым вокзалом, монтаж телевышки и экстрим автогонок… Фиксировал, как молодожены возлагают цветы к памятнику вождю мирового пролетариата и как восстанавливают и строят новые храмы, крестят младенцев.

   Тперь-то знаешь, что труд журналиста едва ли не самый тяжкий из всех трудов. С возрастом видишь и другое: есть в этой профессии что-то такое, за что без колебаний платим здоровьем, молодостью. Но случалось и такое, что подчас и сегодня заставляет краснеть.

   8-951-4513-100