Слнечный лучик робко коснулся края стола. Теплый, весенний, немного влажный воздух ворвался в приоткрытую форточку, откинул штору и, словно чародей, наполнил комнату запахами оттаявшей земли. С гор журчали ручьи. В синеве реактивный самолет, пронизывая ватные облака, тонкой белой нитью штопал небо. На скатах крыш, на солнцепеке парило. Воробей подлетел к колодцу, сел на бадью и, спорхнув на землю, раза два смочил клюв в лужице. Невольно вспомнилась весна детства.

   Дд Матвей, немало повидавший на своем веку, бывало, не раз, собрав нас, пацанов, и опершись иссохшими руками на диковинный сучок-посох, рассказывал обыденные истории. И выходило: все настоящие люди любили землю.

   Вту весну дед Матвей вновь появился на завалинке. Он сидел и щурился на птаху у придорожной лужи. Есть народная примета: если в один из мартовских дней, на Евдокию, воробей попьет талой водицы — быть весне звонкой, дружной. Старик никак не мог разобрать: отведал ли воробушек из лужи аль нет. Увидев нас, глазастых, тихонько поманил пальцем. Та весна была ранняя. Для деда Матвея — последняя.

   Внароде говорят, есть три весны: весна света, весна воды и весна земли. Март — весна света и малой воды. Незаметна в марте весна. Оттого и кажется, что быстротечна. В делах не обратил внимания на погожий день. Вроде ничего не потерял, а ведь пропустил пастельные тона берез, не уловил пьянящий запах оттаивающей пашни, не заметил голубой дымки меж деревьями и последнего зернистого снега. Только кажется…

   Солько лет прошло после той, вместе с дедом Матвеем прочувствованной весны, сколько ручьев сбежало. Но как прав был старик, рассказывая нам про землепашцев, пастухов, охотников, рудознатцев, про старателей, лесорубов и углежогов. О художниках и писателях он говорил с особым почтением. Тогда нам, пацанам, были занятны стариковские россказни. Спустя годы понял: то были нам первые уроки любви мудрого человека к родному краю, к земле, к людям труда.