Независимая общегородская газета
Миасский рабочий свежий номер
поиск
архив
топ 20
редакция
www.МИАСС.ru

Миасский рабочий 23 Миасский рабочий Миасский рабочий
Миасский рабочий Четверг, 8 февраля 2007 года

Последний трофей

   Простой деревенский охотник, с самобытной манерой вести рассказ, но я бы променял сегодня десяток вечеров у телевизора на один рядом с ним

   у самовара. Чай на травах, запашистые лепешки с медом и рассказы — случаи один за другим.

   Н наживой от охоты жил человек — лесом. Такие, как он, — редкость сегодня. В Красной книге

   не сыщешь. А умер, как знал — от страсти охотничьей. Судьба, видно.

   Чть не тридцать лет прошло, а то письмо, что позвало в дорогу, я отчетливо помню. Крупный разборчивый почерк на листке, аккуратно вырванном из школьной тетрадки в клеточку, и несколько строк: «Я, охотник Евтеев Михаил, проживаю в поселке Атлян, поймал три рыси. Первую — на 13 килограммов, 23 января, вторую — на 25 килограммов, 24 января и третью — на 20 килограммов, 26 января. Шкуры находятся у меня».

   Рдко, но все же кое-кому удается добыть хищного зверя в наших лесах. Охотник из Атляна за неделю отловил сразу три рыси. Неслыханный случай! Такое упустить было нельзя. Первым автобусом — и в пригород. Солнце только–только скользнуло по заснеженным крышам улиц Атляна. Почти в каждом доме топят печь. Вот уж действительно «дым Отечества» — сладковатый запах березовых дров — не спутать ни с чем.

   — Заходи в избу. Погрейся. Михаил капканы ушел проверить. Вот-вот должен подойти, — хозяйка распахнула калитку.

   Оказался. Решил побродить по улицам с фотоаппаратом. Сельская околица мне в интерес. Второй раз я уже смелее толкнул калитку. Стайка синиц вспорхнула с тушек рысей, что лежали в снегу у изгороди. Птахи с шумом расселись тут же во дворе, на верхушках елочек. Хозяин откинул занавеску на окне и махнул рукой, заходи, мол. Я переступил порог. Из-за стола с самоваром встал немолодой, но крепкий сухощавый человек.

   — С газеты, что ль? Бабка мне уж доложила.

   — Да. Вот, по вашему письму.

   — Сам-то охотник?

   — Ружье есть, на уток охотился.

   —Тогда садись. Бабка, налей-ка гостю чаю, нашенского, лесного. Звать-то как? Ты пей, пей, молока наливай, вот лепешки бабка чудно как испекла. Согрейся сперва с дороги. Ешь, не робей. После про охоту потолкуем.

   Чй на травах для меня был в диковинку, а запашистые лепешки с медом — объедение.

   — Что ж в письме так мало написали, как поймали рысей, где?

   — Михаил-то грамоте не обучен. Это сосед про него в газету написал. Ты уж, Михаил, не серчай на Василия. В городе знать про тебя будут, газетку на память оставишь, племяннице пошлешь. Чего в этом худого-то? Человек издалека приехал. Специально к тебе. Ты ж всю жизнь охотничаешь. Вот и расскажи корреспонденту.

   Чо за разговор был перед моим приходом, оставалось только догадываться.

   Хзяин вышел в сени и вернулся с тремя шкурами хищниц. Они меховым ковром упали на пол. Трехлетняя внучка Наталка тут же забралась на шкуры матерых рысей, гладила мех, называла кисками.

   — Ребята наши поселковские надоумили меня сходить на Хамитовское болото. «Дядя Миша, — говорят, — там рысь козлов гоняет». Полазил я по болоту — и верно, рысий след. Обошел кругом, выхода из болота нет, значит, там она, не ушла. Вечером за капканы взялся, подремонтировал, усилил, потаск приладил, прокипятил с хвоей, в холстину завернул — и в рюкзак. Утром с поклажей на болото. Отыскал рысьи переходы и в трех местах капканы подладил. Она ведь всю живность переведет.

   — Какая же из них первой попалась?

   — Вот этот рысенок, — и охотник показал на небольшую лежащую сбоку шкуру. — Иду по своей лыжне, а в том месте, где я второй по ходу капкан поставил, гляжу: все утоптано и след в чащу ведет. Недалеко, соображаю, должно быть, ушла. Я к капканам потаск привязал. По опыту знаю, такая приспособа здорово зверя смиряет. Метров пятьсот прошел по рысьему следу. Ружье на изготовку взял. Парнем-то я на волков ходил, а вот с рысью встречаться не приходилось. Смотрю: она у березы сидит, глазами сверкает. Подошел поближе, а рысь, что кошка, зафыркала.

   — Не кинулась, не прыгнула?

   — Куда ей. Поглядел я на нее. Думаю, вот сказывают: рысь — хищник, на людей нападает, а эта чуть больше взрослой кошки. Забросил ружье на плечо, а ее в мешок. У самого дома, слышу, заскреблась, раза два фуфайку на спине прокусывала. Во дворе вытряхнул ее из рюкзака.

   — А эта что, тоже капкан не учуяла?

   — Самец. Сильный зверь. На второй день попался. Занятно получилось.

   Оотник сделал паузу, вроде как подробности вспоминает, но чувствую, что-то такое подзадоривает его изнутри, охотничьи страсти так и просятся в рассказ, но медлит, обдумывает и с каким-то хитрым прищуром на бабку поглядывает.

   — Собираюсь на второй день опять капканы проверять, а ружье поленился взять. На что оно мне, думаю, если рысь чуть больше нашей Мурки. Вышел за ворота, слышу, бабка кричит и в распахнутой калитке ружьем машет: «Михаил, ружье забыл!» «Не забыл, — отвечаю, — а нарочно дома оставил. Иди домой, нечего охотника с полдороги воротать. Сколь раз ей про это толковал. А она все свое: «Вспомнишь ты меня, Миша, как зверя увидишь». Так и пошел без ружья.

   — Неужели и этого живьем домой, как кота в мешке?

   — Не перебивай, ишь, нетерпеливый какой. Дошел до места, тут и вспомнил бабку свою, чтоб ей икалось. Где капкан стоял, все словно дровнями изъезжено. Во-о зверь. Кусты выворочены, примяты, снег кругом перепахан. След — в чащу. Иду по следу и все больше силе его дивлюсь. Нет, думаю, этого палкой не возьмешь. Повернул — и обратно. Прибежал домой весь мокрый. Бабка язвит: «Что же ты с полдороги домой-то воротился? За ружьишком, небось?» «После, — говорю, — бабка, зубоскалить будешь, а сейчас беги за Василием Рудаковым. Пущай в лес собирается. Рысь крупная попалась». Переоделся — и снова в лес. Обошли мы с Василием чащу, а след еще дальше. Силен кошак. Шкура-то вон какая — чуток до двух метров не дотянула. Так вот, глядим, а рысь в кустах все старается от капкана отделаться, лапу вызволить. Василий шепчет: «Михаил, живьем брать будем?» «Нет, — говорю, — эту и оглоблей не зашибешь». Картечью... Матерый хищник! До дому раз пять со спины на спину перекладывали.

   — Выходит, вся рысья семья в капканы угодила?

   — Самка последней попалась. Двадцать шестого января мы ее с Тамарой, с племянницей, добрали. На этот раз я уж с ружьем пошел. Вообще-то я больше с капканами люблю охотиться. Когда шоферил, бывало, после работы забегу домой перекусить, заберу капканы — и в лес. На другой день иду проверять, свои путики были. За сезон до трех десятков лис отлавливал. А на родине, в Альметьевском районе, капканы на волков ставил. Попадались. За год до шести волчьих шкур в заготконтору сдавал. Волка интерес был ловить, премии выписывали. Последнюю волчицу поймал уже здесь, в сыростанских лесах. Бабка, не помнишь, в каком году тебе на премию шаль-то купили?

   — Кажись, на второй год после войны.

   — С тех пор волков в наших краях не встречал, хотя слышал: захаживают.

   — Михаил Иванович, шкуры рысьи вы тоже сдавать будете?

   — По закону обязан. Да бабка воду мутит: «Давай, Миша, внучке на шубу хоть одну маленькую оставим». «Нет, — отвечаю, — редкий случай. Отдам государству все три. Пусть прознают, каков охотник Михаил Евтеев. А ты, бабка, своим женским умом не вводи в искушение».

   — За годы охоты вы, наверное, много шкур сдали?

   — Да уж не помню. Сдавал волков, куниц, колонков, кротов ловил, много белок. После войны тяжело приходилось, детей подымать надо было, вот и охотничал. Привык к лесу. Дети выросли, нам с бабкой пенсии хватает, а вот с охотничьей страстью, наверное, помирать буду. В прошлом году шесть лисиц в заготконторе по первому сорту приняли. Нынче, помимо рысей, тоже есть что отвезти. Без леса жить не могу, а охота, она уж как бы на второй план отошла, ну вроде как заделье в лесу побывать, да и бабка привыкла: когда на охоту ухожу, не ворчит.

   Вемя пролетело незаметно. За окном смеркалось. Через полчаса уходил мой автобус в город. Жаль было расставаться, но всему свое время.

   Бывая в Атляне, не раз заезжал в дом Евтеевых. С дядей Мишей всегда было любопытно поговорить. Беседа при встрече сама собой получалась про лес, про зверей, про охоту. Как-то с кандидатом биологических наук из Ильменского заповедника Михаилом Дворниковым заглянули мы к дяде Мише. Встреча растянулась часа на полтора. В познаниях лесной жизни охотник не уступал человеку из науки. Занятно было слушать их, подмечая обоюдную страсть к охоте. У одного фразы грамотные, по-научному молвлены, сразу не сообразишь, о чем речь, у другого по-деревенски просто, с юморком.

   Онажды встретил старого знакомого и не узнал. Резко постарел, сгорбился, еле шел. Причиной его болезни стал барсук. На восьмом десятке решил Михаил еще поохотничать, поставил в барсучью нору капкан. Ловко поставил — угодил зверь. Стал дед его из норы вытаскивать, а сил-то справиться с нажировавшимся барсуком не хватает. Вагу приспособил. Выдернул зверя из норы. Тут барсук и кинулся на охотника. Тот увернуться от когтистой лапы успел, но испуг остался надолго. Не один месяц мучила охотника странная болезнь. Лечили доктора. Знахарка зельем поила, читала наговоры; что чуть-чуть помогло, он уж сам понять не мог. Беспокойство прошло, а сил совсем не осталось.

   У сколько лет минуло, как дяди Миши не стало. Его дом с дороги замечаю по огромным раскидистым елям, тем, что в год нашей первой встречи только малость выглядывали за забор.

   


Страницу подготовил Виктор СУРОДИН



назад


Яндекс.Метрика