Из Интернета: в селе Кирябинка в конце августа 2006 года будет сниматься

   на Лугининский медеплавильный завод руду возили.

   Два алых бутона, цветы и огонь…

   Поезжал через Кирябинку не раз, а вот побродить по улицам с фотоаппаратом не приходилось. Село необыкновенное. На протяжении многих лет здесь сохраняются староправославные традиции. Атмосфера в селе у древних гор вызывает подсознательное чувство отрицания беззакония и зла. Кажется, даже перестройка с ее разрухой в головах не сломила устоявшийся уклад размеренной жизни Кирябинки.

   Сроения села создают сказочный образ русской глубинки. Среди крепких построек, как день минувший, заброшенный, полуразвалившийся от времени дом, с черными бревнами, с маленькими проемами окон. Он притягивает взгляд. Покосившиеся ворота, кованые гвозди. Где еще встретишь подобное?

   — Вы, наверное, тоже из киностудии, — голос за спиной.

   Оорачиваюсь — невысокая женщина с ясными глазами уже дает пояснение:

   — В этом доме жили кандальные. В той вон горе медную руду добывали. Она пустая внутри. Кандалы в ней мальчишки не раз находили. После засыпали в нее вход, чтоб ребятня не лазила.

   Ншим добровольным гидом стала вдова лесничего, бывший сельский фельдшер Надежда Ивановна Саломатова. С ней мы проехали по селу, поднялись на гору, где заложен фундамент часовни. С высоты долго разглядывали улицы, постройки, нитки дорог, что ведут к Иремелю.

   — Красивое село. Удачное место выбрали. Славная натура для съемок фильма.

   — Киношники и в моем доме все облазили. Хотели что-то отснять. Да, говорят, в подполье паутины мало. А в стенах того заброшенного барака через пару недель начнутся основные события фильма.

   — Про настоящую любовь кино надо снимать, а не «жутики» в паутине. Совсем скоро прекрасное понимать разучимся.

   — Что вы, что вы! Фильм будет про то, что люди нарушают законы природы, а после сами за них и расплачиваются. Своими мыслями и поступками они как бы создают Нечто, а потом с ним борются.

   А Нечто уже зарождалось в начале центральной улицы. О причинах его возникновения, не вникая в глубину этого Нечто, будет сказано: неосторожность.

   Пжар. Он уже свирепствовал в другом конце улицы, когда мы вышли из дома гостеприимной селянки и заметили клубы черного дыма из-за горы. Пожар в селе — беда не одного, горе многих. Огонь сожрал дом, лизал стены другого, пламя объяло дровник, стайки, досчатый гараж с машиной. Дымились жердь и скворечник. Схватка с огнем была врукопашную. В селе всего одна пожарка, и та лесничества. Дряхлый «ГАЗ-66». Его загнали во двор нового дома, слабой струей отстаивали добротное жилье.

   Сльскую улицу заполонили шкафы, комоды, залавки, кровати, матрасы, телевизоры, банки, склянки — нехитрая утварь нелегкой деревенской жизни. А люди все таскали и таскали нажитое за дорогу, отдавая огню свой кров.

   Пжар полыхал около часа. Воду подвозили на самодельных тарантасах. От речки бегом и шагом несли ведра старики и дети, беременные молодухи и хромые бабки. Крепкие и смелые парни обливались и лезли в самый жар. Огонь бесился, огонь буянил и глотал воду, как с глубокого похмела. Ветер рвал пламя, раскидывал искры и головешки.

   Мжик с красным лицом и опаленными волосами присел отдышаться у столба. Узловатые пальцы сжали две булки. Хлеб в руках еще дымился и пах обожженным. Не верю своим глазам. Мужик спасал хлеб. Только в голод его так ценили.

   Ттка тащит из дыма ворох семейных фотографий. В охапке — Память. Не свою спасает, соседскую. Чтоб не ушли в небытие деды и прадеды вон тех босоногих, что стоят рядом с бабкой. Та сидит на покосившемся стуле среди пожиток и уже безучастно смотрит вокруг.

   Оонь объял пламенем стену. А домик небольшой, аккуратный. Два окна, голубые простенькие наличники. За стеклом на подоконнике — цветок герани. Два алых бутона, цветы и огонь. Скоро будет только огонь.

   Нсколько снимков — и вот то, что предполагал:

   — Ну-ка, ты, перестань чужое горе снимать. Щас водой...

   Прень, вижу, уже готов плеснуть из ведра. Встречаемся взглядом.

   — Помог бы лучше.

   Тскаем вещи, ведра, ломаем забор, передаю из рук в руки оконные рамы, посуду, узлы и украдкой снимаю.

   Кк объяснить тут, на пожаре, как, что снимаю то, что фиксирует взгляд и душа? Что заснятые мгновения тоже борьба с Нечто? А сегодня с огнем.

   Саруха с иконкой Николая Чудотворца бормочет молитву и идет туда, где яростней всего рвется пламя. Жар обдает лицо. Она, как щитом, прикрывает его иконой. В глазах — боль. Очки увеличивают глаза, и ее боль кажется страшной, проникает в сердце. Поравнявшись, слышу:

   — Заживо у меня сын сгорел. Зимой. Полгода прошло. Сквозь толстые стекла очков взгляд в небо, к Спасителю... Узрит ли Всевышний?

   Кму-то все же удалось дозвониться в Учалы, чтоб вызвать пожарную охрану. Новый «КамАЗ» подоспел кстати. Уже занялись огнем сени еще одного дома. Четкая работа команды — и огонь сдался, затих, зашипел головешками. Старуха прижала иконку к груди. Беззубый рот твердит молитву.

   Огнеборцы Петуховы

   Двнишней стала та беда в селе. Можно было бы и не вспоминать ее. Но увиденное и пережитое чужое горе, как шрам от ожога, тянет нерв. Поговорить о пожарах пришел к бойцам военизированной части № 29 — отцу и сыну Петуховым. Павел Павлович уже на пенсии. Сыну Сергею нет еще сорока. Работает, хотя есть полный «огненный» стаж. Больше пяти лет отец и сын проработали вместе. На пожар выезжали в одной машине.

    — Да, пожар за городом — страшное дело. В Сыростане восемь домов как-то сразу горело, — вспоминает младший Петухов. — Мы с отцом там были. Такой силы пожара не помню. Со стороны было видно, как струя воды не долетала до огня, в воздухе кончалась, испарялась. Машину прогоняли мимо пожара, сверху боец на этой машине ехал, ее же тушил. Так и проезжали. На машине даже краска от жары потрескалась, и все пластмассовые фонари оплавились. Если сильно горит, ни за что не потушишь. Тут одна задача — взять огонь в кольцо.

   — Палыч, у тебя сын в огонь лезет, страшно за него?

   — Ну и пускай лезет. У него своя голова на плечах. Бойцу надо быть смекалистым, ловким, не трусить, тушить так, чтоб не впустую воду лить из-за угла. Можно меньше вылить, да больше потушить. Высоты я не боялся, провода обрезал, со стволом первым шел. Страшно? Нет, страшно не было. Случалось, в огонь зайти невозможно, лицо не терпит. Наденешь противогаз — смело идешь. Неужели я со стволом сгорю?! В огне что, сам себя не спасу? Я на себя всегда надеялся, и он такой же. Командир нашей части был тогда Алексей Геннадьевич Плешков, на повышение ушел, сейчас начальник отряда. Сам спортсмен, так он нам, бойцам, не давал жирок копить, зимой и летом — футбол. У меня до сих пор его закалка. Приду в пожарку, а ребята: «Айда, Палыч, в футбол, вставай в защиту».

   — Отчего чаще всего пожары бывают?

   — Брошенные дома часто горят. Пацаны поджигают. Жилые горят из-за печек. В старых домах печи не рассчитаны под уголь. Сейчас всем пожарче, потеплее надо. Сколько тушил, причины, в основном, трещины в дымоходах, в колодцах, разделка труб старая. Вторая причина — из-за электричества, плохие контакты, перегруз сети, ну и всем известные «жучки». По неосторожности возгорания происходят. А еще спать любят многие с сигаретой. Тут часто случается: засыпают навсегда.

   — Сергей, помимо пожаров, какие еще вызовы бывают?

   — Недавнее событие: первый караул нашей части спасал мальчика на пруду. Он под лед провалился. Друзья пытались ему помочь. Заходили в воду, промокли, но безуспешно. Наша сотрудница, случайно увидев это, тут же вызвала команду. Бойцы Богатырев и Колоколов (фамилии-то настоящих пожарных!) спасли мальчонку. Жив-здоров. Такие вызовы — редкость, повезло сорванцу. На звонки, вроде ключи забыли, дверь захлопнулась, мы не выезжаем.

   — Пожарные — народ суеверный?

   — Скорее нет, нас другое отличает. Кто в пожарной поработал, очень остро чувствует запах горелого. Принюхиваешься постоянно — это да. Видимо, уже профессионально. В том году я свой дом только чутьем спас. Чувствую, в подсобке пахнет. Печка протоплена, но пахнет. Все пересмотрел — пахнет. Запах горелой листвянки, смоляной. Раз пахнет, где-то же что-то горит. Нашел под печкой в избенке. От пола до поддувала — два слоя кирпича. Уголек каким-то образом через них в трещинку и скатился до пола. Залез я в подпол, а там красные светлячки мерцают. Пол уже зашаил.

   — Выходит, огонь действительно хитрый? Мстит пожарным?

   — Бывает и хитрым. Однажды вызвали на пожар, дом от наличника загорелся. Не сразу о причине догадались. Ветер сильный был, провода перемкнуло, искры в разные стороны, за наличник залетели, а там хлам, всякий мусор сухой. А иногда бывают хитрые и коварные соседи. Случается, и красного петуха подпустят. Приедешь на пожар, начнешь тушить, раз — и воды нет. Быть такого не может: цистерна полная — воды нет. Что за мистика? Идешь искать, а шланги вилами проткнут, а то, бывало, и топором... Такие пожары обычно ночью бывают. В темноте разве найдешь подлеца.

   — Ты вот, Сергей, про мистику упомянул. А есть ли что-то мистическое, связанное с огнем?

   Оец и сын Петуховы смотрят друг на друга. Каждый вспоминает то один, то другой пожар. В памяти — треск огня, дым, пламя, обгоревшие тела и спасенные души.

   — Мистика, говоришь. Я вот что скажу…

    Павел Павлович замолчал на полуслове. Собираясь с мыслями, подытоживает свой труд пожарного:

   — Мистика тут одна: бедствие, стихия — будь то пожар, наводнение или еще что-то — это не случайное стечение обстоятельств, а закономерность, предупреждение всем нам.

   Очем? Вот тут уже другой вопрос. Каждому на раздумье.

    Два алых бутона, цветы и огонь… Старуха с иконой заклинает пожар… Хлеб из горящего дома в огрубевших руках... И ноет нерв.