Сегодня исполняется 175 лет со дня рождения башкирского поэта-просветителя Акмуллы

   Нет, этому надо учиться! Чему? Умению наших соседей-башкир хранить и возрождать свою историю.

   Тт вечер предзимья с опустевшим сквозным березняком загадал еще одну загадку о земле нашей. Загадал… и чуть-чуть приоткрыл ее тайну, как бы говоря: дальше сами познавайте.

   Суюндуковские встречи

   Вбрали все же время, заехали в село, что недалеко от той развилки дорог, от «именного камня». От Миасса до Суюндуково примерно столько же, сколько до Устиново. Но если бывшее казачье село как на ладони среди степного раздолья, то башкирская деревня спряталась промеж крутых горок. Да и проезжий путь на Кучуково мимо лежит.

   Всельской школе, поведав кое-что из истории деревни, направили к библиотекарю — Виле Жамиловне Мурзагуловой. А она уже повела нас к учительнице Баязитовой. Ее мы застали у ворот дома.

   — Сайма Габитовна, откуда такой необычный камень Сакрымташ?

   — «Сакрым» по-башкирски — это «верста», «километр». От него начинались все праздники, провожали на войну.

   — Но почему так, если это просто-напросто верстовой столб?

   — Вот раньше там были ворота, — с трудом подбирая русские слова, хочет донести что-то важное Сайма Габитовна, — там часто стояли мальчики. Дорога от Миасса на Учалы здесь была главная, проходила через Суюндуково. Здесь лошадью ходили, обозом ездили на базар в Миасс, в Учалы, в Уфу. Когда приезжали с базара, ребятишкам там давали гостинцы.

   — Так это что же — граница? Граница какого-то рода?

   — Да, да! — обрадованно кивает старая учительница.

   Башкирская земля в XVIII веке на дороги делилась. У нас была Сибирская дорога. Дороги в свою очередь подразделялись на волости. На границе волости ставили тамги — знаки родовой собственности. Башкиры до сих пор знают свой род! Не просто дедов и прадедов, а ту еще первоначальную родовую принадлежность.

   — Значит, Сакрымташ не столько верстовой камень — это тамга?

   — Вот я так знаю: от деревни это километр, верста. Оттуда начинались скачки на версту в нашу деревню. Здесь же ждали возвращающихся с войны.

   Кгда возвращаются… а кто-то и не возвращался. Сколько слез ты видел, Сакрымташ, за долгий век? Сколько молитв, причитаний звучало над тобой, гранитный камень?

   — От старого времени еще что-то в памяти интересное сохранилось?

   — Каратэкэ — гора около озера, — вступает в разговор Виля Жамиловна. — Деревня наша на красивом месте стоит, у озера Карабалык. Справа от него гора. В 1921 году была сильная засуха и голод. Один из богатых жителей деревни собрал народ и провел на горе обряд курбан-салыу. Зарезали там черного барана — кара тэкэ. Читали молитвы. А народ бросал со склона в воду взятые из озера камни. Бросали не просто, а чтобы брызги летели и с пожеланием дождя. От этого и осталось название.

   Унас что еще интересно? Здесь много русских названий — поляны, горы. Гора Семен, и родник тоже. Был хутор Иванович, Иваняш по-башкирски. Теперь горы так именуют.

   — А почему много русских названий?

   — Тут золото открыли в начале XIX века. Баи стали землю продавать. Раньше у каждого башкира был родовой надел. Летом в деревне не жили, откочевывали на свои земли.

   — На повороте в сторону Кучукова у Сакрымташа стела стоит. На ней надпись по-башкирски, о чем она?

   — Праздник же был, «Здравствуй, односельчанин!» В республике традиция такая — проводить праздники односельчан и еще праздник «Чэжэрэ» — родового дерева. Это у нас так, чтобы знать свою историю. Стела на границе стоит Каратабынской — Барынтабынской волости. На ней написан род, племя людей, живущих здесь.

   — А почему два флага?

   — У нас и татары живут. Как в старину было два флага, так и теперь. Учалинский район, он тептярским раньше назывался. Тептяри на татарском языке говорят. А в Ахуново уже мещари живут. Было у нас и поселение казахов, здесь, за озером.

   Т беседа на деревенской улице многое приоткрыла нам в истории многонационального края. Знакомая и уже близкая земля наполнялась событиями, именами. Бесхитростные слова оживляли прошлое. И вдруг…

   — У нас и Акмулла бывал.

   — Акмулла?

   — Вон же рядом дом, в котором он останавливался!

   Белый мулла

   Акмулла… это уже другая история, которая не может быть связана с одной местностью. Великий странник, он даже не принадлежит только башкирскому народу, хотя по рождению башкир! Так уж сложилось, закинула судьба в казахские степи. Там и окреп его талант поэта-импровизатора — сэсэна. Там и стал Мифтахетдин Акмуллой — Белым священником.

   О много колесил по степям и Зауралья, и Сибири. А вот духовной родиной, по словам писателя Руфа Насырова, стала земля южноуральская, нынешний Учалинский район. Но сначала случилась беда: заковали вольную птицу в железную клетку. По доносу баев, которые были злы на Акмуллу за острый язык, посадили поэта в Троицкую тюрьму.

   Павдивый бывает неугоден

   даже брату.

   О этом и в Коране

   вы прочтете.

   А правдолюбцы подевались

   все куда-то,

   Исправедливость стала

   почему-то не в почете.

   Вдно, привержен был идеалам сэсэнов Белый мулла… «Не защищал он зло, не щадил врага, любил он справедливость. Горе страны — на устах его, радость людей — в песнях!» Пять лет тюремного заключения. Но не бывает печали без радости. Тюрьма подарила встречи с надежными, верными людьми. Там он нашел себе друга Камалетдина Ягафарова из деревни Суюндуково.

   Хррис Камалов, внук его, рассказал ту историю. «Мой дед часто ездил «в казаки» на заработки. Однажды, когда праздновали завершение уборки, возникла потасовка. Кто-то из наших возьми да ударь одного местного из русских. Не разобравшись, кто это сделал, стали обвинять моего деда. Схватил его подоспевший пристав. Раненый парень, истекая кровью, успел крикнуть: «Камалетдин не виноват!» Но деда забрали. Увезли в Троицк».

   А Троицк в то время не только торговый центр Зауралья. Здесь жил и вел большую проповедническую деятельность суфийский старец, опять же наш земляк — Зайнулла Расулев. То ли заключение помогло им, то ли раньше знакомы были, только связала их крепкая мужская дружба. Акмулла стал проповедником суфизма — религиозного учения, изначально живущего в недрах башкирского народа, объединявшего его с древней Бухарой. Он ездил по деревням и чаще всего заезжал в те, где муллами были или ученики Зайнуллы-ишана, или его родственники. Выйдя из тюрьмы в 1871 году, он не сидел на месте, «как старый пустой сосуд». Талант, звавший к свету, погнал его в дорогу, к людям.

   Н раз Акмулла заезжал к другу Камалетдину в Суюндуково. Без сомнения, его везде встречали радушно. Топили баню, а вечером по башкирскому обычаю собирались к гостю уважаемые мужчины, аксакалы. За чаем слушали оды, рубаи, газели. Находчив и остроумен Акмулла. Мудра его лирика. Но вот среди сатиры промелькнуло вдруг:

   Уталость не берет,

   когда супруга хороша,

   Иждет она тебя,

   как верная подруга.

   Кгда готова жертвовать

   ее душа,

   Пдобно бабочке в плену

   у огненного круга.

   Оком это он? О Сагире из Сулейменево. Акмулла — частый гость у местного муллы. В памяти деревенских старейшин живы воспоминания детских лет. «Лошадь у Акмуллы была белой масти, подарена, говорят, самим Зайнуллой. А тарантас — высокий, легкий, двухколесный. У нас его называли куян-арба. Был Акмулла среднего роста. Носил не чалму — каракулевую шапку. Погладит по голове, похлопает по плечам, предупредив: «Не вздумайте ломать замок на сундуке, я там храню книги». А выходя из дома муллы, часто читал что-нибудь наизусть или рассказывал о чем-то смешном».

   Тм-то и присмотрел, наверное, он Сагиру. В 1893 году она стала ему второй женой. Да, видно, трудно быть спутницей вечного странника, а может, не отпустили ее, спрятали родственники. Вскоре по приезде на родину не вышла из дома Сагира.

   Акмулла обратился в Уфу в Духовное собрание с просьбой помочь вернуть жену. И там услышал слова: «Молодая супруга Сагира вам не пара. Жить с женой в ссоре — только несчастье для мужчины. Отпусти ты ее с миром». Ничего не ответил поэт — ушел молча. Но пылит по дороге куян-арба, но прядает ушами белая лошадь. Ах «юлдаш», «юлдаш» — неверная «спутница»! Не радует поэта яркое солнце, не подхватывает песню ветер. Мимо чистых родников все туда, в деревню Сулеймана. Он соберет стариков и пригласит муллу, объявит о разводе с Сагирой.

   Иснова казахские степи. Друзья будут уговаривать остаться, жениться. Но поэт скажет: «Перед смертью надо возвращаться домой». Поэты — они ведь во многом провидцы! Его последний путь закончился в Миассе у муллы Салах-Этдина Баширова. Радушен и прям Баширов. И он ему пророчил гибель, просил спрятаться, остаться, отсидеться. И это вольную-то птицу?!

   Н последовал Акмулла совету друга. Как только Баширов ушел в свою типографию — снова в путь. А следом уже наемные убийцы. Мечеть Миасса и земля миасская стали последним приютом неугомонного, неутомимого странника.

   Н кто сказал, что со смертью заканчивается жизнь человека? Разве нынешний юбилей — 175-летие со дня рождения — не жизнь в памяти потомков? А фильм, художественный фильм о последней любви поэта не затронет наши души? И тихая улица поселка Лесного у самого берега реки Миасс не повторит многократно имя Акмуллы?

   Бывают судьбы людские как вехи. Сакрымташ… верстовые столбы истории.