1961-й. Год-перевертыш. Единицы по краям, то ли 6, то ли 9 в середине. Кажется, вывести из равновесия цифры весьма просто. Найди центр, крутани их волчком — ан нет, результат всегда одинаков. Магия цифр? Баланс противоположностей?

   1961-й. Год побед и трагедий. Первый космонавт земли. О нем планета узнала в тот же день. Первая авария на атомном реакторе подлодки была засекречена на 30 лет. Мир в июле 1961 года едва не закрутился на оси жизни и смерти. Первый отечественный атомный подводный ракетоносец К-19 чуть было не стал той осью. Люди укрощали атом. Атом убивал людей. Исход предопределили люди.

   Из экипажа К-19

   «Все, кто находился в то утро на борту лодки, кто выполнял согласно штатному расписанию свою работу, достойны быть признаны человеческим сообществом людьми, сделавшими каждый на своем месте все возможное для спасения мира на Земле. Присуждение экипажу подлодки К-19 Нобелевской премии мира стало бы достойной оценкой их уникального подвига, значимость которого с течением времени только возрастает…» — заявил в письме в Нобелевский комитет спустя почти 45 лет, в декабре 2005 года, Михаил Горбачев.

   Стем, кого мировое сообщество должно признать лауреатом Нобелевской премии мира и, может, все-таки признает, мы сидим в уютной комнате небольшой квартиры обычной пятиэтажки машгородка. Его зовут Владимир Емельянович Кондратов. Он родом из Оренбургской области. После службы на Северном флоте приехал к другу в Миасс, остался в городе и стал работать в НПО электромеханики. И никто: ни начальство, ни сослуживцы, ни даже родители — все эти годы не знал, что Владимир Емельянович в 1961 году был среди тех, кто столкнулся с вышедшим из-под контроля человека атомом.

   Н столе книги, альбомы, правительственные награды, любительские фотоснимки. Трудно в симпатичном черноволосом моряке на фотографиях признать собеседника. В. Кондратову далеко за шестьдесят, есть дети, внуки. Но глаза… живые, приветливые. Они не стареют, только мудрее становится взгляд. Читаю на обороте снимка: «Вовка Кондратов. Северодвинск. АПЛ — К-19». У Вовки, видно так он привык себя называть, открытость души и простота располагают к непринужденному, откровенному разговору.

   — На К-19 нас набирали добровольно. С каждым беседовали персонально, спрашивали, желаем ли мы служить на новых кораблях, а именно на атомных подводных лодках. Спросили и меня: пойдешь? Конечно пойду, интересно же, — вспоминает Владимир Емельянович. — Желание было огромное: как-никак новое, никому не известное. Медкомиссию проходили как космонавты. Нас сразу предупредили в письмах: ни слова про ракеты и атом. Под таким секретом я был зачислен в команду К-19 старшим инструктором — оператором управления ракетной стрельбой БЧ-2. Те ребята, кто обслуживал реактор, проходили службу вначале в Обнинске на первой атомной электростанции. Мне довелось участвовать в испытаниях лодки у пирса, потом в ходовых с погружением в Белом море. Первая наша задача была после завода-изготовителя выявить и устранить течи, загерметизировать лодку. Капало то там, то тут. В реакторном отсеке тоже закапало. У кто-то из штабных заиграли нервы. Они тоже присутствовали на испытаниях. В общем, дали команду на аварийное всплытие. Продувка на оба борта — и лодка, как пробка из воды. Рубка высокая, метров шестнадцать, а лодка не была еще как следует отбалансирована. Ближе к поверхности лодку завернуло. У нас где была голова, оказались ноги. На поверхности лодку хорошо так поболтало из стороны в сторону. В общем, всплыли, рядом корабль сопровождения. Вышли на палубу, на море такая тишина, и мы, ни слова, ни полслова, закурили. И тут пошли шуточки, молодые же, елки-палки, у того шишка, у другого синяк. Смеху было! С конца 1959-го по 1961-й служил на К-19. Наша служба была — это отработка боевых задач: автономное плавание, торпедные и ракетные стрельбы.

   …В 1955 году СССР вступил в стратегическую гонку за подводные глубины. К этому времени в США уже была построена первая атомная подводная лодка «Наутилус». Летом 1958 года она совершила свой первый трансарктический поход через Северный полюс и начала регулярное подводное патрулирование в Арктике. Этот факт заставил руководство СССР и ВМФ строить подводные корабли любой ценой. В октябре 1959 года спустили на воду первую отечественную атомную подлодку К-19. Она должна была стать ответом вероятному противнику. Но первый ее поход ознаменовался настолько серьезной аварией, что в 1961 году мир оказался буквально на волоске от новой, уже атомной, войны. День аварии на К-19 — 4 июля, совпавший с Днем независимости США, мог стать самым черным днем планеты. Экипаж ценой собственных жизней остановил разрушение ядерного реактора.

   «Я не жадный...»

   — А знаешь, какой день мне на флоте запомнился больше всего? 12 апреля.

   — Человек в космосе. Я тоже хорошо помню этот день.

   — О Гагарине мы узнали позже, когда всплыла подлодка и вышли на связь. А до этого я впервые просил у Бога пожить всего два года на гражданке. Почему всего два? А я не жадный. О нашей подлодке К-19 уже столько понаписано. Есть книги, вот альбом.

   Бывший подводник листает страницы. Молодые красивые лица. Субмарина среди волн. Портрет первого командира подлодки Николая Затеева.

   — Но ведь о твоей просьбе к Богу здесь нет ничего.

   — Это верно. В тот день в Баренцевом море наша лодка K-19 едва не столкнулась с подлодкой американцев «Наутилус». Получилось так, что в подводном положении заклинило рули на погружение, лодка пошла колом. Часть команды кино смотрела, я спал, не моя вахта была. Чувствую сквозь сон, что оказался головой вниз. В это время продувается балласт, носовая часть освобождается от воды. Бесполезно, такая тяжесть, такая махина. Думаю, все, конец. Удар о дно, сорвутся реакторы. Испуг? Нет, испуга не было, но так неохота было… молодые же еще, промелькнуло: «Господи, года два еще бы пожить на гражданке». Представляешь, уже седьмой десяток. Господь Бог отпустил мне жизнь.

   — В дно не врезались?

   — Турбинисты сообразили, отработали реверс, задний ход. Лодка подрожала-подрожала и пошла, но нос по рубку был уже в иле. Ил спас. Пошли кормой вверх, обороты дали, а нос-то продут. У поверхности переворот, как поплавок, и кормой опять вниз. Ну, все же всплыли. И чуть было не столкнулись с американцами. Они пасли нас внаглую. Если бы ход не сбавили, могли бы вклиниться. На аварийном расстоянии были. Срочное погружение — и ушли. На базе потом в шутку говорили: вы что там, под водой, мертвые петли крутите?

    — Владимир Емельянович, кульбит подлодки, конечно, запомнился экипажу. Но не из-за него же К-19 прозвали «Хиросимой»?

   — Про ту аварию нам приказали молчать. Вот и сейчас трудно об этом говорить. Через четверть века случился Чернобыль. Его скрыть не удалось. Просочилось кое-что и о первой аварии в атомном реакторе на нашей подлодке. Если бы не Чернобыль, возможно, и сегодня лишь немногие знали бы о ней.

   — И все же, как это было?

   — У нас была боевая задача подойти в подводном состоянии к берегам США, Канады, пройти через Датский пролив, войти в кромку льда, всплыть в полынье. Там произвести ракетный залп по мнимому противнику. Авария атомного реактора произошла возле норвежского острова Ян-Майен, где тогда находилась военная база НАТО. В первом контуре одного из реакторов упало давление, прекратилась циркуляция воды охлаждения реактора. Датчики начали фиксировать рост радиоактивности в отсеке реактора. Зашкалило стрелки температуры. Представляешь, у берегов натовской базы шарахнул бы ядерный взрыв? В ответ — ядерный удар. Что делать? Систему охлаждения можно собрать из подручных средств, а монтировать ее надо в отсеке, где сифонит реактор. Это верная смерть. Она всем нам уже замаячила.

   Бывший подводник замолчал. Тяжело вспоминать пережитое. Взгляд подмечает в стороне коробочки с лекарствами, аппарат для измерения кровяного давления. Неожиданная тишина как минута молчания. Беру альбом, листаю страницы. А сам думаю, может, больше не расспрашивать его о том роковом дне.

   — Емельяныч, может, у тебя есть снимки сослуживцев сегодняшних дней, поищи, а я пока альбом полистаю.

   Еельяныч роется в шкафу, отбирает снимки. Читаю в альбоме: «Давайте еще раз назовем имена этих людей, которым согласно корабельному аварийному расписанию выпал жребий шагнуть в атомный ад. Лейтенант Корчилов, которому было едва за двадцать. Остальным и того меньше — восемнадцать, девятнадцать: главстаршина Рыжиков, старшина 1-й статьи Ордочкин, старшина 2-й статьи Кашенков, матрос Пеньков, матрос Савкин, матрос Харитонов.

   Итенсивность радиации на крышке реактора достигла в какой-то момент пятисот рентген. Кроме группы Корчилова, в той адской парилке побывали еще два офицера, руководившие монтажом самодельной системы проливки, — инженер-механик Анатолий Козырев и командир дивизиона движения Юрий Повстьев. Примерно через полтора часа все было закончено, охлаждение заработало. Люди из состава аварийной партии знали, что идут на верную смерть. После устранения аварии был тяжелый штормовой переход домой».

   Русский моряк

   Ее строки. Они из воспоминаний командира подлодки Николая Затеева: «…на подводной лодке ядерная авария, реактор превратился в атомную бомбу замедленного действия (рванет не рванет?), по отсекам гуляет незримая смерть — радиация, которая набирает силу час от часу. И никаких надежд на спасение: по закону подлости вышла из строя антенна главного передатчика. До родных берегов — тысячи миль. Пока дойдешь или дождешься помощи, плавучая «Хиросима» превратится в корабль призраков. Все вымрут от жестоких лучей расщепленного урана. Проходит день, проходит ночь... Когда истек срок всех надежд встретить хоть какой-нибудь корабль, я спустился в свою каюту, достал пистолет... Как просто решить все проблемы: пулю в висок — и ничего нет. И тут я взмолился: «Господи, помоги!» Это я-то, командир атомохода с партбилетом в кармане! И что же?! Четверти часа не прошло, как сигнальщик докладывает с мостика: вижу цель! Бегом наверх! Без бинокля вижу: характерный черный столбик в волнах. Рубка подводной лодки. Наша! Идет прямо к нам. Услышали наш маломощный аварийный передатчик».

   — Я тебе вот что еще не рассказал. На субмарине после аварии иконку нашли, покровителя моряков Николая Чудотворца. Не представляешь, как особисты долго выясняли — чья. Никто не признался. Потом уж выяснилось — нашему командиру мать в плаванье дала.

   Пртбилет в кармане, Бог в душе, осью слова матери в сердце. Баланс противоположностей? Нет, истинная душа русского моряка! Когда-то советского.

   — Вот, нашел. — Владимир Емельянович протягивает цветные снимки. — Это наша К-19 в августе 2003-го в городе Снежногорске. А это мы на встрече в Гаджиево.

   Чтаю на обороте: «8.08.2003 г. Толя Иванов, Вовка Кондратов, Алексей Филинов». И уже по-мальчишески:

   — Вовка, а как пахнет море?

   Вадимир Емельянович зачем-то смотрит на потолок, смотрит долго, с прищуром. Чуть заметно шевелятся усы. Подумалось, что вот так там, на субмарине, моряки ждут встречу с ветром.

   — Когда всплываешь после пары недель в подлодке, вдыхаешь воздух, то запах такой… ну, представляешь, море… там же ни пыли, там же ничего нету, свежайший воздух. Морской. Аж душа радуется. И в это время… сигарету в зубы, одна затяжка и… дурак дураком.

   Н верьте, дураки не служат на атомоходах. Из-за них, дураков, такие как Вовка Кондратов мужскую слезу мажут по лицу кулаком.