Здравствуй, читатель! Сегодня впервые в твоих руках газетная полоса «Родники». Мы не случайно назвали ее так. Родниками пользуются горожане, стремящиеся вести здоровый образ жизни. Причем за «живой водой» из глубин они готовы ехать по выходным за десятки километров.

   Н нашей страничке речь пойдет о родниках души. То, что дают они, не измеришь литрами и килограммами. Родники души — в другом измерении. Если не искать мудреные слова, то скажем просто: это то духовное, что издревле человек берег и передавал своим детям. Неспроста в словах «родник», «род», «родство», «природа», «Родина», «народ» один корень — РОД. Народ, не имеющий глубоких корней, — слабый народ.

   Вучки рисовали мелом. Мел то и дело ломался и крошился. Чем усерднее рисовали квадратики на асфальте, тем меньше его оставалось в ручонках.

   — Деда, у тебя есть еще мел?

   — Мел? А хотите, я дам вам волшебный камешек? Рисовать им можно как мелом, но он тверже и не крошится, а называется тальк.

    Кусочек оказался один, а порисовать дивным камешком захотелось всем и сразу. Пообещал, что, как только буду в лесу, обязательно привезу еще, каждой. В тех краях, где добывали тальк, бывал не раз.

   Вервые на Кузьме оказался с охотниками. Мы шли на лыжах по давно опустевшей улице. Цепочка волчьих следов с гребня хребта пересекала заброшенное жилье и проглядывалась у болота. Поживиться хищникам здесь было уже нечем. На краю некогда большого селения осталось три полуразрушенных дома. Ветхие сени, выдранный пол, битый кирпич от разваленной печки, на задах — обгоревшие колья изгороди. Жилье давно опустело. Из всех домов более-менее целым оказался только один. Когда поднялся на крыльцо и заглянул в комнату, стала ясна причина: на стене танцевали нарисованные углем журавли. Крылья птиц, как руки, были готовы к объятиям. Рисовал знаток природы и от природы, мастер кисти. Среди снежного безмолвия это было удивительно прекрасно. Забыл, что на шее фотоаппарат. Не помню, сколько времени разглядывал рисунок, но догонять по лыжне пришлось с полчаса.

   Сустя годы не нашел жилья на склоне той горы, улетели в небытие журавли, затянуло бурьяном огороды, фундаменты домов поросли крапивой. Лишь отвалы породы напоминают сегодня о тех годах, когда здесь кипела жизнь. Место это в верховьях речки Средний Иремель на карте обозначено как поселок рудника Кузьмы и Демьяна. Выходы талька здесь были известны еще в позапрошлом веке. Говорят, поселение рудокопов получило название по церкви, а может, часовенки, заложенной в день святых братьев Козьмы и Демьяна. В годы, когда возник рудник, мыльный камень в основном добывался для фармацевтики, косметики, резинотехнической промышленности. Находил он применение и в кондитерских изделиях. Сегодня тальк — это не только детская присыпка. Оказывается, тальк необходим для выработки бумаги, пластмассы, керамики, в лакокрасочном и кровельном производствах, в сельском хозяйстве.

   Лтом, бывая здесь, собирал подберезовики, по отвалам попадались грузди. Увлекшись однажды, не заметил, как оказался на краю заброшенной шахты. Деревянный сруб, уходящий вглубь, наполовину засыпан. Бросил камень в створ, через секунду зазвенело железо. Тут же рядом бетонное основание какого-то подъемного механизма. Недалеко остатки трансформаторной подстанции, а за горкой — огромный карьер в скале.

   Иогда, когда оказываешься наедине с прошлым, возникает желание узнать то, что было до тебя. Так случилось и в тот день. Угадывая дорогу, шел не спеша по заросшей густой травой деревенской улице, всматривался в фундаменты, отмечал взглядом кусты смородины, малины, кое-где рос крыжовник, в стороне за огородами пылала шапка горицвета. Наверное, вот эта сирень цвела когда-то у чьего-то окна. Сколько уж лет никто не ломает ее ветки. Окна былых домов смотрели на юг. К поселку вплотную подступал лес. Вдали, левее хребта Нурали, виднелась вершина святой у башкир горы Аушташ. И все же интересно было бы узнать, как жили здесь, на руднике, отчего вдруг он прекратил свое существование, куда перебрались селяне. Историю рудника Козьмы и Демьяна мне не смогли раскрыть в краеведческом музее. В энциклопедическом словаре Миасса прочитал про Кузьменко Дмитрия Ивановича и про отряд козодоеобразных птиц; про рудник не нашел ни слова и на букву Р. Стало досадно. Неужели у нас знают только про кузькину мать, о которой яростно вспоминал когда-то с высокой трибуны Хрущев. Но ведь на руднике жили люди, работали, совершали трудовые подвиги, растили ребятишек! И все — в небытие? Несправедливо. Так не должно быть. Есть ценности, которые не видно глазом, к ним нельзя прикоснуться. Они в душе. Кто там босиком бегал по единственной улице поселка? Кто спускался под землю, кто взрывал скалу, сотрясая все вокруг, добывая тальк? Кто учил башкирских и русских ребятишек грамоте, учил любить свою землю? Нет ответа. Быть может, я так и не узнал бы про загадочный рудник Козьмы и Демьяна, не летай однажды ночью НЛО.

   Вредакции меня не смогла застать пожилая женщина. Она уверяла, что видела НЛО и готова показать место, где непонятным вихрем закрутило осоку в круг. Позвонил ей по оставленному номеру. Из разговора о местности выяснилось, что она долгое время жила в поселке рудника. Так неожиданно появилась возможность узнать про рудник из первых уст и про НЛО тоже.

   Был день, когда дождь переходил в снег, и этот мелкий робкий снежок припорашивал землю. Мы с Екатериной Григорьевной Конюховой ехали по лесной дороге туда, где она жила с семьей, на Кузьму.

   — Родина моя Вознесенка. В Поляковке училась в старших классах, а после окончила Златоустовское педучилище. На Кузьму приехали, сыну было четыре года. Территориально поселок относился к Башкирии, а рудник сам — к Миассу, к тальковому комбинату. Дети на руднике семилетку кончали. Была я учителем начальных классов. В школе чистота, порядок и работали на совесть. Директором у нас Дмитрий Васильевич Вавилов был. У школы мы разбили большой сад. Яблони посадили, памятник был Сталину, в пионеры возле него принимали.

   — Рудник назван в честь святых. Выходит, он возник еще до революции. Святые и Сталин. Как-то не вяжется.

   — Про святых тогда никто и не вспоминал. Ни церкви, ни часовенки не помню. Не было их в то время. Кузьмодемьяновск. Так писали на конвертах. Помню, при въезде в поселок изгородь была и ворота. На ночь их закрывали зачем-то. В жилом секторе барак большой был, дома двухквартирные, четырехквартирные. За горкой — шахта, контора. Там же медпункт находился, магазин, кино привозили в красный уголок. Когда мы приехали, работами на шахте руководил Петр Алексеевич Григорьев.

   — Учеников своих не забыли?

   — Ой, что вы! Конечно, помню. Виля Ганеева, Лариса Рябинина. Сейчас не знаю, как у Ларисы фамилия. Главбухом она работала в отделе культуры. Лариса Викторовна уже на пенсии, но продолжает трудиться. Еще моя бывшая ученица, Фаузия Хуснулловна, девчонкой была Иштимирова. Она гинеколог. На автозаводе работают Ира Расульева и Николай Мурашкин. Тоже здесь учились. Да многих, многих помню. Они меня тоже не забывают. Вот недавно через газету с днем рождения поздравили. Раньше не было никакой национальной розни. Жили мирно, дружно. Русский язык давался башкирам потруднее, но математики они были хорошие. Жили мы на руднике с пятьдесят четвертого по шестьдесят второй год. Восемь лет.

   — В то время, наверное, и был самый расцвет рудника?

   — Да, но не долго. Тальк добывали в карьере, потом на той горе пробили новую шахту и в это время как раз тальк нашли у Сыростана. Посчитали, тут, на Кузьме, нерентабельно добывать и возить далеко. Решили рудник закрыть. Света не стало, ничего не стало. Побросали жилье, разъехались. Кто на шахте работал, им квартиры дали от Миассталька. Кто-то еще пожил тут год-два. Скотину держали. У нас корова была, лошадь, ульев штук восемь. Материально мы неплохо жили, а вот морально невозможно уже стало. С одними чемоданами уехали с рудника. — Екатерина Григорьевна на минуту замолчала, вздохнула. — То ли с семьей здесь была, то ли молодые годы прошли тут, меня всегда тянет в эти края. Почти каждый год бываю. Клубники здесь два года подряд — лежи на боку и собирай на одном месте. С Верхнего Иремеля пешком сюда за ягодой ходим.

   Пследний подъем — и вот то место, где был поселок. Три лиственницы у дороги и пожухлый бурьян. Сумрачный день клонится к вечеру. Взбираемся по отвалу. Ноги скользят по мыльному камню.

   — Тишина-то какая! Все заросло, будто и не жили здесь никогда. Вон там стоял наш дом. Я в школе с учениками, муж шоферил, охотничал. Дичи всякой много водилось. Пушнину сдавал.

   Соим молча. До звона в ушах слушаю лес. И вдруг — что ж это я, чуть не забыл: обещал же внучкам волшебного камня привезти. Разгреб листву, отыскал пять одинаковых кусочков, раскинул их на руке.

   — Внучкам, вот, рисовать на асфальте набрал.

   — А мой, единственный, на этой улице вырос, все его детство тут прошло, когда подрос, отец его на охоту частенько брал. — Вдруг голос Екатерины Григорьевны дрогнул, рука потянулась к глазам. — На Север уехал. Убили его там, в семьдесят девятом. Мы с мужем тогда в разводе были. Беда нас рядом поставила. У гроба. Сюда привезли на родину, в Вознесенке схоронили... Вы уж извините, не хотела я о сыне, да сердце что-то сдавило — и, спохватившись, — я же вам про НЛО еще не рассказала.

   Оа заговорила быстро, образно, но почему-то было не интересно. Такое уже не раз слышал и даже дважды видел подобное сам. Попинал ногой камешки под березкой и выбрал еще один кусочек. Нарисую этим таликом на асфальте сестренкам лес, горы, большое-большое небо с облаками, тихую деревенскую улицу и, если получится, босоногое детство. Оно как журавли на пролете…

   — Господи, кто бы мог подумать, что сегодня здесь, на руднике, побываю… Завтра же праздник Козьмы и Демьяна.

   Кзьминки, они были 14 ноября.