Военные эпизоды фронтовички Клавдии Кузнецовой

   Великая Отечественная вошла в историю каждой семьи: разлучила, обездолила, осиротила. Но испытание войной многим нашим соотечественникам помогло стать сильными, научиться состраданию и любви к жизни. Рассказы о тех годах и судьбах передаются из поколения в поколение. Сегодня мы делимся с читателями информацией из первоисточника: о своей войне рассказывает ветеран Клавдия Семеновна Кузнецова (Пасницкая).

   Однажды сорок лет спустя

   Япопала на фронт в 17 лет — все комсомольцы города ушли в армию добровольцами. Дома остались три сестры и семилетний братик. Мама очень тяжело болела, и маленького Вячеслава предложили устроить в детский дом, чтобы хотя бы он не голодал. Ближе к концу войны Слава убежал из подмосковного приюта — подался на Украину искать меня. Моя воинская часть в то время действительно стояла в тех местах. Добрался брат до Донецка, там его подобрала женщина, мать семерых детей, отмыла, накормила. О себе Слава не мог сказать почти ничего — не помнил ни отчества, ни года рождения. И тогда добрая женщина сказала мужу, только что вернувшемуся с фронта без ноги: «Где семеро, там и восьмой. Возьмем парня к себе!»

   Тк Слава и жил на Украине, женился на младшей сестренке из своей приемной семьи. Только позже мы узнали, что и жил он неподалеку от нас, и даже в армии выбрал авиацию — нашу с мужем специальность.

   Срок лет мы с сестрами не знали, что с нашим младшим, все эти годы его искали, куда только не писали. И только в восьмидесятом нам помогла организация поэтессы Агнии Барто — благодаря ей встретились сотни людей, разлученных в военные годы. Съездили мы к брату в гости, познакомились с племянниками, заново сложилась наша семья. Только счастье было недолгим: не прошло и года, как брат погиб в аварии на шахте.

   Последняя встреча

   В1945 наша часть попала в окружение в Карпатах. Колонна авиационного обслуживания двигалась по шоссе, навстречу — мотоцикл, окровавленный офицер сообщил, что впереди — немцы и власовцы с пулеметами. Мы залегли во рву в придорожном лесочке, власовцы — на горе. Ночь темная, нас мало, а сколько противника — не знаем. Рассвело, власовцы костры разожгли, что-то готовят. Потом стали нас окликать, расспрашивать, есть ли кто из Москвы, не из Сокольников ли. Мы им тоже вопросы задаем, кричим: «Сдавайтесь, неужели не ясно, к чему война повернула?» А сами уже перецеловались друг с другом — умирать готовились. Власовцы нам отвечают: «Нам все равно жизни не будет нигде».

   Идействительно: утром слышим шум мотора, подошла «Катюша», смела выстрелами противника. А днем навстречу нашей колонне красноармейцы повели пленных власовцев.

   Вруг мы слышим отчаянный крик: «Аня, Аня!» Моя сослуживица Анна Ежова побледнела: кричал ее брат, много месяцев назад пропавший без вести. Мама ей об этом писала в каждой весточке из дома, семья его оплакала, и вот как жизнь повернула: свиделись брат с сестрой… Мы попытались остановить машину, но конвоир предупредил водителя: «Поезжай быстрее, иначе я начну стрелять». Аня плакала, рвалась из наших рук, а брат в колонне военнопленных все оборачивался назад, звал сестру. Больше о нем никто ничего не слышал — пленных власовцев далеко не водили…

   Взорванный завтрак

   Явсю войну прослужила поваром в батальоне авиационного обслуживания. Бомбили нас страшно: днем мы прятались где придется, ночью готовили, чтобы с утра накормить летчиков. Спали урывками, хорошо, если по 2-3 часа в сутки получалось.

   Дло было в конце войны, мы стояли под Львовом. В то утро у нас завтрак был готов, осталось разогреть на огне трехкилограммовые банки американской ленд-лизовской тушенки. Самодельную печь в нашей кухне топил рядовой родом из Туркмении, оружие ему не доверяли — очень плохо по-русски говорил. Посмотрела я — одна из банок подозрительно вздулась — и говорю солдату: «Телеходжаев, эту банку за порог вынеси, мы ее завтра на склад сдадим, а остальные поставь на печь греться». Тот кивает: «Моя поняла!»

   Оинула я кухню взглядом — все готово, только кушать приходи. Подружка моя Симочка у стены на табуретке дремлет, прикорнула и я у стола. Вдруг — страшный взрыв, пламя, дым, печь разворотило, на потолке — ошметки макарон, у меня на спине — целая сковорода горячего гуляша. Мысли: обстрела не было, неужели граната в дрова попала? В горячке я бегала, спасала уцелевшее имущество, только слышу голос командира части: «Пасницкую — в госпиталь!» Пришлось мне месяц пролежать с ожогами. Позже я спросила у солдата: «Телеходжаев, куда ты мясо плохое дел?» Конечно же, вздувшаяся банка попала на печку. Долго потом на построениях командир части надо мной смеялся: «На нашей кухне и консервы стреляют!»

   Песня истребителей

   Эу песню сочинили летчики-истребители нашего авиационного полка. Мы с мужем пели ее на всех вечеринках, я и сейчас ее часто напеваю. Мотив — «Гоп со смыком», кто играет на гитаре, должен его знать. Жаль, если такая задорная песня так и забудется.

   Кк-то на КП мы раз сидим,

   Рзложили карты и глядим,

   Педстоит полет с «сомами»,

   Будет встреча с «фокерами»,

   М туда четверкой полетим.

   Вт подходит «Ус» и говорит:

   «Это что четверка вся сидит?

   В идите к самолетам

   Иготовьтесь все к полетам,

   Влет вам ракета известит».

   Кк штыки, в кабине мы сидим.

   Мторы запустили и глядим:

   О КП летит стрелою

   Ирассыпалась звездою

   Белая ракета, знак — летим!

   Тпаем по кругу вчетвером,

   Кмандир нам машет

    всем крылом:

   «Вы, ребята, дело знайте,

   за «сомами» наблюдайте

   и смотрите другу за хвостом».

   Цль чернеет точкой впереди,

   Знитки свою песню завели.

   Ием выше, ищем ниже,

   А зенитки — ближе, ближе,

   Будто уже некуда уйти.

   Сали мы вести воздушный бой.

   Братцы, что творилось, Боже мой!

   Ели вы в бою бывали —

    это сами испытали:

   Ве смешалось в трассе огневой.

   Оного мы «фокера» зажгли,

   Отальные, газу дав, ушли.

   Хтрый мы режим загнули,

   Идомой мы мотанули,

   Рдуясь, что ноги унесли.

   Пиходим, а «сомы» уж сидят,

   Уатому майору говорят:

   «Яков» мы там не видали,

   Нс они не прикрывали,

   Боевой им вылет не считать!»

   Н криви, усатый, ты свой рот:

   не такой уж мы плохой народ.

   Хть «сомов» мы потеряли,

   Зто «фокера» прижали —

   Звтра будем в сводке боевой!»