Н я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа – он жаждал счастья ножа!

   Зратустра об убившем грабителе.

   Ф НИЦШЕ.

   Чвствуете, как что-то пропульсировало в мозгу от эпиграфа в предвкушении резьбы бензопилой по-уральски? Сбросьте это напряжение: здесь не будет (или почти не будет) извращенцев, а сплошь люди такие же, как мы, со среднестатистической русской психикой. То есть своего рода маньяки, конечно, но терпимо, и жить можно.

   Ти простейших примера для ясности – о чем пойдет речь.

   Мсква. Гигантский продуктовый супермаркет. Мешковато одетый невзрачный мужчина крутится у алкогольного стеллажа. Камеры фиксируют: засунул дорогой коньяк во внутренний карман. Он уже на мушке у других камер и у охраны, но к выходу не торопится, заныкивает себе еще всякой мелочевки из нескольких отделов и – на выход. Вот только не к кассе, так как официально он ничего не купил, а ко входному шлагбауму, запрещенному для выхода. Здесь уже охранник плюс два подходят сзади. Сейчас он должен как трезвый человек пойти на кассу и просто все оплатить, но мужик закатывает скандал: «Почему я б… должен покупать у жидов коньяк за штуку! Разворовали, б… народное, прихапали!» и в таком духе.

   О – Жертва. С большой буквы, потому что это условный термин. Пока он бьется с охранниками (в этот раз довольно деликатными), двое молодых парнишек, таких же мешковатых, берут все, что им надо, ловко разделываясь с ценниками. В карманы погружено все, что надо, и рамка на кассе их не запикивает. Это профессионалы. А мужик – отвлекающий маневр, жертва. Его отпустят, кому нужна возня с милицейскими протоколами.

   Члябинск. Средней руки магазинчик одежды. Выходной, народу много. Девушка и парень как-то быстро, будто наугад, набирают для примерки столько одежды, что уследить продавцам нереально. Подходят к кабинкам, из которых сразу выходят двое (их друзья). Проходит минут 10–15, выходит парень, вскоре и девушка, и также быстро раскладывают одежду по местам. Парень идет к выходу через рамку: сигнала нет. Девушка делает то же, а вот ее-то рамка просекает и раздается нервное «пии». Она ноги в руки и бежать вместе с ждущим ее сообщником. За ними не гонятся.

   И одежды пропало три кофточки, двое штанов и женское белье. Надела, значит. Все это они пронесли под одеждой, а магнитные клипсы просто залепили фольгой, скорее всего. Одну, видно, не до конца.

   Масс. «Дар Сити». Заходят два парня, и – все к тем же алкогольным стеллажам. Открывают прямо на месте дорогую водку и начинают разливать в две фляжки, заранее принесенные. Делается быстро, нахрапом, пока нет охраны. Но руки дрожат (неопытные), и часть остается на полу. Все сделано, и ребята спешат к выходу, тупо бросив бутылку на полу. Это просекает охрана, дает сигнал, и ребятишек берут у кассы, обыскивают и заставляют звонить родителям. Пусть оплачивают. Пацаны, сперва грубые, размякают и становятся покорными, – хорошо не милиция.

   Мсковское видео я нашел в Интернете, там запись камер и самих воришек. Челябинскую историю рассказала одна из продавщиц, знакомая. А вот случай в «Дар Сити» произошел на моих глазах: проходя мимо, видел усердно пьющих водку ребят и все дальнейшее.

   Тких историй тысячи, хотя супермаркеты в России, особенно в провинции, довольно недавнее дело. Последние два случая по мастерству заметно уступают, но это одни примеры, а есть много других. К тому же мастерство – дело времени.

   Мсковский пример – типичный пример шоп-лифтинга. Все продумано до мелочей, но это не обычное воровство. Это стиль жизни. Брать только то, что нужно, чтобы выжить. С одеждой – так же. Это общие принципы, но у каждой группы есть и свои, корпоративные, так сказать.

   Шп-лифтинг зародился, как нетрудно догадаться, в Америке, когда янки, уставшие от запихиваемых в них все новых товаров, сказали: все, баста. Отныне вы ничего нам не навяжете, а мы ничего не купим. Из США в Европу, а здесь и до нас недалеко. Москва переняла эстафету, а теперь охотно передает ее провинции.

   Эидемия это или неизбежное слово прогресса, которое даст цивилизации больше, чем добросовестные потребители, – рассудит время. А пока нужно мириться с этим, а органам, естественно, бороться.

   Ме удалось найти через Интернет группу шоп-лифтеров, миасцев, работающих (точнее, живущих) в нашем городе, и поговорить с ними очно.

   Оин из садиков на автозаводе. Их четверо, одеты все неброско: серое, черное, большие карманы. Они напряжены, но делают вид, что раскованы.

   – Почему вы согласились встретиться?

   Блатной (на самом деле совсем не блатной, довольно интеллигентно говорящий молодой человек, на вид 22–25 лет): Пусть люди через прессу знают, что мы есть. Что есть какие-то альтернативы в жизни, кроме как горбатиться на чужого дядю, а другому дяде платить, чтобы покушать.

   – Это давний порядок. Если все будут как вы, то нечего будет красть. А производить кто будет?

   Блатной: Никогда все не станут как мы. Честными быть труднее всего.

   – Перед кем вы честны?

   Дня (парень около 20, миловидный блондин, по внешности – типичный романтик): Я честен перед собой. Делая это, я не чувствую угрызений совести. Значит, все делаю правильно.

   – А общество, государство? Семья, в конце концов?

   Блатной: Государство – это чиновники. А им до людей никакого дела. И нам на них пос…ть..

   Блатной хочет продолжить, но его перебивает пацан лет 17, небольшой, вертлявый, глазки наглые. Это Вовчик:

   – Ты говоришь семья, а у меня на фиг никакой семьи не было, я из детдома сбежал и теперь вот с пацанами. Мамка выбросила, как мусор. Я че, теперь ей че-то должен?

   Блатной: Вовчик, угомонись. Вообще-то нас было трое: Я, Дюня и вон, Лис (это молчаливый парень под капюшоном. Вполне возможно, серый кардинал: меньше всех нервничал). А с Вовчиком случайно столкнулись, на деле. Взяли к себе потому, что в одиночку его быстро прикроют.

   – И что, никогда не возникает желания взять больше того, что нужно?

   Блатной: Только необходимое: продукты, мыло, что-то из одежды.

   Ввчик: Возникать-то возникает, но ведь жадность фраера сгубила, мы ж помним.

   – И часто вы «работаете»?

   Блатной: Кушать надо каждый день, это ясно, но мы два раза подряд в одной точке не работаем. А одежду брать вообще одно удовольствие. Но это нечасто.

   – А бывало такое, что вы договаривались с кассирами или охранниками что-то вынести, и им долю?

   Дня: Это – последнее дело. Они винтики системы, а мы эту систему презираем.

   Блатной: К тому же они и без нас прекрасно справятся.

   – Да, я читал, что 70 процентов всех магазинных краж – дело рук самого персонала. Допустим, пробивает на кассе своему знакомому из трех чупа-чупсов один и т. п.

   Блатной: Вот именно. А ты говоришь «Если все станут такими, как вы». Воры – все, но только мы делаем это с чистой совестью и не ради наживы.

   – Ну хорошо. Вот мне очень интересно, где вы живете? (Я оставлял этот вопрос напоследок и не промахнулся. У троих сразу как-то сник энтузиазм, зато молчун явно ухмыльнулся. И ответил).

   Лс: У меня съемная «двушка».

   – А деньги? Родительские?

   Лс: Ну зачем же, я работаю.

   Оа-на, я вправду выстрелил в цель, хотя никакого злорадства не было, и изначально не хотелось их разоблачать. Правды хотелось. Правды в деталях.

   – А как же неслужение системе?

   Лс: Да очень просто: бабки нужны. Всем. Потому и пашу я на жирного системного дяденьку. И ты эту статейку сейчас пишешь ради них же. Или скажешь, что правдоискатель?

   – Нет, скажу другое: правда сама находится там, где человек честно выполняет свою работу. А работа всегда должна вознаграждаться.

   …Когда мы расходились, и они тихо переговаривались, я понял, что эта их нервозность порождена не надобностью отвечать на вопросы. Они просто сразу отсюда шли на «работу».

   Ихотя занимаются лифтингом уже около года, все еще не справляются с напряжением перед делом. Может совесть их и не мучила, а вот страх они точно не победили.