Мя первая встреча с Николаем Павловичем произошла на бюро ГК КПСС, когда меня рекомендовали на должность заведующего городским отделом народного образования. За столом членов бюро сидел высокий крупный, богатырского телосложения, типично русский человек. На крепком торсе – большая умная голова с искрящимися, все понимающими глазами. В его многочисленных ко мне вопросах чувствовалось глубокое знание жизни, природная мудрость. Я тогда понял, что это необычный человек и в Миассе он появился не зря.

   Яблагодарен Николаю Павловичу за те 12 лет совместной с ним работы на посту председателя Миасского горисполкома. Все эти годы он был непосредственным моим руководителем, настоящим наставником.

   О никогда не употреблял бранных слов, не повышал голоса на исполнителя работ, но его спокойные и справедливые замечания воспринимались как приказ к безусловному выполнению. Это признак глубокого уважения, с которым относились к нему как инженерно-технические работники, так и рабочие.

   О этом свидетельствует один эпизод. После отъезда Николая Павловича в Миасс новый директор, обходя производство, в резком тоне сделал замечание рабочему Кузнецову Н.И. Тот возмутился неуважительным к нему отношением. Тогда директор говорит: «А кто ты такой, что тебе нельзя сделать резкого замечания?». «Да вы знаете, кто я такой, да со мной сам Полетаев за ручку здоровался, вот кто я такой!». Этот эпизод подчеркивает, каким большим уважением и авторитетом пользовался Николай Павлович в рабочем коллективе.

   Яего как-то спросил: «Николай Павлович, вы почему никогда во время своего отпуска не отдыхаете в санаториях или на местных курортах?». Он ответил: «Вы знаете, я здоровый человек и не нуждаюсь в каком-то особом лечении. Так зачем занимать место, в котором нуждается действительно больной человек». Помолчав немного, добавил: «В молодые годы меня однажды с Тульского завода отправили в санаторий на Северный Кавказ. Санаторий был прекрасный. Обслуживание великолепное, но прошла половина срока моего лечения, и Папанин оказался в очень опасном положении на треснувшей льдине вблизи Северного полюса, и я, сердечно поблагодарив руководство санатория, отправился в Тулу на свой завод делать приспособления для спасения Папанина и его команды. После этого не было времени и необходимости лечиться в санаториях».

   Вличном быту это был удивительно скромный человек. Он всегда опрятно одет в сталинский френч, галифе, летом в хромовые сапоги, зимой в белые бурки. Разумеется, имел сезонные пальто и плащ. Это все, что я видел в его гардеробе. Я никогда не видел его пьяным или даже слегка выпившим. Он всегда был трезв даже в личных компаниях, всегда был интересным и содержательным собеседником.

   Вемя для работы с технической документацией, с огромной перепиской как внутри города, области, так и в стране, он отводил после работы в вечерние часы. В его рабочем домашнем кабинете стоял большой стол, покрытый зеленым сукном и с большой стеклянной чернильницей. У стенки стояла односпальная железная кровать, а вся противоположная стенка была занята стеллажами, на которых в аккуратно подшитых папках были вторые экземпляры документации общегородских объектов.